Степень вины
Шрифт:
– Кто ты? – повторила она.
Карло взглянул на нее сверху вниз с тем страдальческим выражением, какое бывает у ребенка, попавшего в компанию пьяных и грубых взрослых.
– Я Карло Пэйджит, – пробормотал он.
Обернувшись, Терри увидела, как тревожно замерла Мария Карелли. Пэйджит пробивался к ней, чтобы встать перед репортером.
– Он мой сын, – отрезал он решительным током.
Карло с каким-то удивлением посмотрел на него. Потом легкая веселая улыбка осветила его лицо, из глаз исчезло напряжение.
– Не стану отрицать, – подтвердил он. Толпа
– Что ты делаешь здесь? – спросила журналистка. – Учишься юриспруденции?
– Нет, – холодно ответил Карло. – Я собираюсь в медицинский, если не попаду в Национальную баскетбольную ассоциацию.
Крис больше не смотрел па него. Такое впечатление, подумала Терри, что ему нужно было только узнать, кем станет Карло Пэйджит.
– Ты не хочешь быть юристом? – не отставала женщина.
Сбоку на Карло надвинулась камера. Он искоса взглянул на нее.
– Нет, не хочу. Хочу быть просто сыном.
Он повернулся к Пэйджиту и Марии:
– Кристофер Пэйджит – мой отец, а Мария Карелли – моя мама. И единственное, что могу сказать о них кому бы то ни было, – я горжусь ими.
Журналистка на мгновение лишилась дара речи. Коснувшись руки Терри, Карло слегка улыбнулся Марии, бросил мимолетную ухмылку отцу и направился к двери. Дверь открылась, и Карло Пэйджит прошел в зал.
Часть четвертая
ОБВИНЕНИЕ
10 февраля – 12 февраля
1
– Всем встать, – выкрикнул помощник судьи. – Муниципальный суд города и округа Сан-Франциско, достопочтенная судья Кэролайн Кларк Мастерс проводят заседание.
В тот не самый легкий для нее день красивая женщина Кэролайн Мастерс выглядела почти королевой, когда обозревала заполненный журналистами со всех концов страны зал суда, часть которого была отведена для публики – представители ее могли по очереди, по часу, поприсутствовать на процессе. Множество репортеров в примыкающих к залу суда комнатах готовились лицезреть заседание на телеэкранах внутренней трансляции; камеры в углах зала должны были транслировать процесс для всей нации. На ступеньках здания суда группы женщин с плакатами требовали справедливости для Марии Карелли.
Сама Мария стояла рядом с Пэйджитом. Ее страх от того, что она вступала на ристалище на глазах у публики, переполнившей зал, страх человека, обвиняемого в убийстве, выразился в том, какой мертвой хваткой она вцепилась в стол своего адвоката. По другую сторону стола была Терри – усталая и встревоженная одновременно. Карло находился в первом ряду, за их спинами, рядом с ним – Джонни Мур, готовый в любую минуту прийти Пэйджиту на помощь.
Обернувшись, Пэйджит посмотрел на Марни Шарп. Та была бледна. Но выражение ее лица говорило о полной боевой готовности. И Пэйджит был уверен: она, как и он, твердо знает все относящиеся к делу факты, не раз прокрутила в мыслях весь допрос от начала до конца и готова к любым сюрпризам. Лично для него неясным оставалось лишь одно, что поставил на карту он сам.
Кэролайн Мастерс смотрела на них от судейского
– Мисс Шарп, – проговорила она, – мистер Пэйджит. Несколько основных правил. Рассчитываю на ваше внимание. Прежде всего, телевидение лишь налагает дополнительную ответственность, оно здесь вовсе не для того, чтобы кто-то имел возможность демонстрировать себя. Призываю вас и скромности. Процесс веду я.
Судья сделала паузу. В голосе появились жесткость и решимость.
– Далее, – вновь заговорила она. – В сомнительных случаях – после проведения закрытого заседания – будет решаться: можно ли данное лицо привлекать в качестве свидетеля, надо ли данный факт делать достоянием гласности. Чтобы избежать любой предвзятости к кому-либо из участников процесса, будут вестись протоколы таких закрытых заседаний. Если кто-либо без моего разрешения сошлется на материалы такого закрытого заседания, он предстанет перед дисциплинарной комиссией адвокатуры штата Калифорния.
Пэйджит понял, что лишен возможности использовать кассеты с записями Лауры Чейз, Джеймса Кольта, Марии, ему нельзя ссылаться на показания Линдси Колдуэлл, Мелиссы Раппапорт и Марси Линтон до тех пор, пока Мастерс не решит их судьбу. Взрывоопасность материала, подумал он, заставляет ее проявлять крайнюю осторожность.
– Затем, – продолжала судья, – оставляю за собой право налагать запрет на все или часть материалов этого процесса. Если кто-либо со стороны обвинения либо защиты представит аргументы или задаст вопрос, которые, по моему мнению, будут способствовать формированию предвзятости, а не защите законных интересов сторон, он будет строго наказан. Я достаточно понятно изъясняюсь?
– Да, Ваша Честь, – отозвалась Шарп.
Пэйджит кивнул:
– Достаточно понятно, Ваша Честь.
– Хорошо. – Мастерс опустила взгляд на Пэйджита. – Я обращаю на это ваше особое внимание, мистер Пэйджит, поскольку именно вы обращались с подобными просьбами. Я рассчитываю на ваше примерное поведение.
– Суд вправе рассчитывать на это, – покорно ответил он. – Со стороны любого.
Судья подняла брови.
– Надеюсь, что любой, – не без язвительности заметила она, – как и вы, понимает это.
Она повернулась к Шарп:
– Предлагаю начать со вступительного заявления. Вы готовы?
– Да. – Шарп поднялась на подиум, обратила взгляд к Кэролайн Мастерс, и слушание началось.
– Это, – сразу заявила Шарп, – обычное убийство.
Пэйджит уловил напряжение в ее голосе, как будто ей сдавило горло. Но начало было превосходным, а волнение, как ему показалось, напускным, чтобы придать особую силу словам.
– Мария Карелли сама призналась в убийстве Марка Ренсома. Единственное, что не позволяет судить ее, – история, рассказанная Карелли и объясняющая, почему она сделала это. – Голос Шарп зазвенел от презрения. – О, я расскажу о том, что это за история. Мисс Карелли намерена дать показания, но она поведает совсем другую историю, отнюдь не похожую на ту, что узнал от нее инспектор Чарльз Монк.