Стервами не рождаются
Шрифт:
— Они знают, где ты живешь?
— Нет, этот телефон отец в голове держал. Да и мой рабочий они не знают. Пока, по крайней мере.
— Тогда тебе нечего опасаться. А потом им уже будет поздно дергаться.
— Отец мне еще письмо оставил. Посмертное.
— Что в нем?
— Еще не знаю. Боюсь вскрывать. Мне как его сегодня запечатанным вручили, так оно и лежит в сумочке. Не могу заставить себя его прочесть. Увижу отцовский почерк… Боюсь, что не выдержу.
— Хочешь, я его тебе прочитаю?
— Думаю, что отец хотел, чтобы я прочитала его сама. Так что соберусь с силами и вскрою.
Сигарета в Марининых руках догорела до фильтра, и девушка потушила ее о жестяную банку из-под алкогольного коктейля, служившую местным работникам пепельницей.
Пройдя к своему столу, она достала запечатанный конверт, осторожно ножницами разрезала его сбоку, вытащила страницы из тетради в клетку, где мелким убористым отцовским почерком в каждой строчке вилась незамысловатая вязь букв. Дрожащей рукой Марина расправила драгоценные листочки и принялась за чтение:
«Милая моя доченька, моя малышка! Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет рядом с тобой. Не переживай, это рано или поздно случается с каждым из нас, поэтому причин для печали нет. Просто вспоминай иногда о своем папке, а я буду присматривать за тобой отсюда и охранять, если это только возможно в загробном мире. Помни — когда-нибудь мы все здесь встретимся.
А теперь о причине, по которой я пишу сейчас эти строчки. Я давно подозревал нечто в этом духе, даже поделился с тобой своими опасениями, когда ты приходила ко мне в гости. Но гнал от себя эти мысли. Знаю, что все это звучит как-то путано, поэтому скажу сразу: Ирина твоя сестра только наполовину. Об этом мне открыто заявила твоя мать, когда я сделал Ире замечание. Твоя сестра, узнав, что ее муж уходит от нее, целыми днями стоила планы мести, предвкушая, как разорит его и пустит по миру. Скажу откровенно — однажды я просто не сдержался и сказал все, что думаю по этому поводу. Когда же прозвучали слова о том, что в нашем роду мелочных людей и паразитов не было и не будет, твоя мать, сильно разозленная моей нотацией, заявила, что к Ирине мой род не имеет никакого отношения, что она не испорчена моей дурацкой кровью. Вот так, не больше и не меньше. Потом она ни разу даже не сделала попытки хоть как-то опровергнуть свои слова. Она бросила мне в лицо вызов, и я не смог не принять его. И предпринял определенные шаги.
О том, сколько я на самом деле зарабатываю, твоя мать не имела никакого понятия, поскольку я всегда приносил домой одну и ту же сумму. Но это был не весь мой заработок. Я никому не рассказывал о том, что вместе с остальными своими коллегами занимался в нашем НИИ и разработками по поручению частных фирм. Это приносило всем нам неплохую прибыль. Я открыл счет, на который регулярно перечислял доходы от таких вот халтур на сторону. Для чего я тогда это сделал, не мог объяснить даже самому себе. Теперь же из этих денег будут уплачены все необходимые налоги, и ты станешь полноправной наследницей всего, что я имею. Твоя мать предала меня, и я не хочу, чтобы после моей смерти она жила, купаясь в достатке, в то время как ты горбишься на чужих людей. Что же касается Ирины… Может быть, я и не прав, ведь родителей не выбирают, но то, как она ведет себя, как бросает в мою сторону презрительные взгляды и демонстративно сюсюкает со своей матерью… Я не считаю, что мое наследство пойдет ей на пользу. Она не знает, что такое человеческая любовь, доброта, сострадание к ближнему. Пусть научится этому на своей шкуре. А если не научится… Что ж, я и так сделал почти все, что мог. Увы, человек не всесилен.
Ты, конечно, вольна поступить по-своему, и я не могу здесь тебе хоть как-то помешать. Только взвесь все за и против, и подумай хорошенько, прежде чем что-то решить. И еще, помни о том, что я тебе сказал когда-то: если мать или сестра обратятся к тебе за помощью, не отказывай им с порога. Чего бы они ни сделали по отношению ко мне, они, прежде всего, твои самые близкие люди. Мое решение вряд ли вызовет
Если станет совсем тяжело, обращайся к дядьке. Я давал тебе его координаты. Он — нормальный мужик, с характером правда, но тебя это не должно пугать. Я отправлю ему письмо, предупрежу обо все заранее.
Будь счастлива, малышка. Удачи тебе!
Твой папка.»
Марина аккуратно сложила листочки обратно в конверт и не сдержавшись, довольно громко шмыгнула носом. Юлька сразу же среагировала, и подсела к ней поближе.
— Что там?
— Ничего особенного, просто прощальное письмо. Отец чувствовал, что его скоро не станет. Дает последние напутствия. Говорит, что будет оттуда наблюдать за мной и помогать, — и Марина еще раз шмыгнула, всеми силами внутренне пытаясь не скатиться в тихую истерику с дрожащими руками и срывающимся голосом.
— Слушай, может быть тебе лучше сейчас домой отправиться? А твоих клиентов, если вдруг объявятся, мы с Костей на себя возьмем, он как раз где-то через полчаса приедет.
— Да, наверное так и сделаю. А то я сегодня точно собраться не смогу, не до работы мне, хоть убей.
— А ты чего от себя хотела, столько всего в один день навалилось. Тут любой не выдержит. Давай, собирай вещи и поезжай. Приедешь — отоспись хорошенько. И поешь вдоволь, от пуза. Тебе сейчас чего, например, хочется?
— Не знаю. Мяса, наверное.
— Отрадный признак. Значит, купи по пути всяческой нарезки, холодцов, сосисок с котлетами, и вперед. Тебе в ближайшее время силы Голиафа понадобятся.
— Ага. И терпение Сфинкса.
Придя домой, Марина, раздевшись до трусиков, разложила кровать и улеглась, пытаясь в двадцати-семи градусную жару спрятаться под теплым атласным одеялом от всего внешнего мира. Очередная мозаика опять сложилась сама собой, многое объяснив и еще больше запутав. Мать, папа, Ирина, непохожесть сестер, недовольство матери, терпение отца, его тайная жизнь, попытка вывести хоть что-то из-под контроля своей жены, признание матери… Все это настойчиво вертелось по одному и тому же кругу, грозя свести Марину с ума. Она забылась неглубоким, нервным сном, и здесь ее преследовали все те же кошмары. Проснулась она только около семи вечера, но вставать не стала, уставившись невидящим взглядом куда-то в потолок. Странно, но она ничего не чувствовала. Абсолютно ничего! Если бы еще полгода назад ей сказали, что у нее с Ирой разные отцы, она бы, наверное, прокляла свою мать. А теперь ей даже это было безразлично. Очередная информация к размышлению, не более. Наверное, она просто исчерпала свой лимит ненависти, потому что человеческой природе самой по себе противно постоянно находиться в этом состоянии по отношению к другому человеческому существу. И еще: она дико устала от всего навалившегося на нее. Сейчас бы куда-нибудь на курорт, понежиться на солнышке, безобидно пофлиртовать с мужчинами — обладателями крепких загорелых торсов… И не думать ни о чем. Совершенно.
Хлопнула входная дверь, пришел Костик. Он уже знал в общих чертах, что произошло, поэтому не задавая лишних вопросов сварил вкуснейшего кофе, бросил в чашки по белоснежному шарику сливочного мороженого, сразу же растекшегося причудливыми узорами по темно-коричневой глади напитка. И поставив все на поднос, принес к Марине. Сел к ней на кровать, потрепал по кончику носа.
— Костя, как думаешь, когда человек не чувствует того, что должен бы чувствовать, это нормально или нет?
— Ну и вопросы же ты задаешь! Даже не знаю, как ответить. А почему ты считаешь, что должна чувствовать что-то этакое?