Стервятники Уэйптона
Шрифт:
Очумелый гигант моргал и топтался на месте, нутром понимая, что оказался козлом отпущения, но не имея понятия — как или почему.
— Да, ты не приказывал нам убить его, но ты и не просил оставить его в покое.
— Мне что, надо каждый раз просить не убивать кого-либо из жителей? Их здесь больше трех тысяч. Вы, может быть, пойдете, перестреляете полгорода, а потом скажете: я хотел этого, раз не предупреждал, что этого делать не надо?
— Видишь ли, я… — начал было Макнаб извиняющимся тоном, затем взорвался гневным недовольством: — Черт побери, нам понятно было, что нужно избавляться от помощников, которые не с нами. Мы думали,
— Вы сами приняли такое решение и действовали без моего приказа, — сухо ответил Миддлтон. — Вот такие дела. Естественно, Коркорану пришлось защищать себя. Если бы мне пришло в голову, что вы, дурни, собираетесь убить его, я бы шепнул вам не делать этого.
Мне кажется, ты понимаешь причины. Я привез сюда Коркорана, чтобы замазать людям глаза, правильно. Но он не такой человек, как Джим Граймс. Коркоран с нами. Он избавит нас от бандитов, работающих самостоятельно, и мы убьем двух зайцев одним выстрелом: у нас не будет конкурентов, а шахтеры убедятся в нашей активности в борьбе с преступниками.
Макнаб стоял, уставясь на Миддлтона. Раза три он открывал свой рот и каждый раз закрывал, не произнеся ни слова. Он чувствовал, что несправедливость совершается по отношению к нему: ответственность пытаются переложить на его могучие плечи. Но тонкие интриги Миддлтона были выше его понимания; он не знал как защитить себя или выдвинуть контробвинение.
— Ладно, — прохрипел он. — Забудем об этом. Но ребята не собираются забывать, что Коркоран перестрелял их корешей. Хотя я поговорю с ними. Тома Дила надо выпустить из тюрьмы еще до рассвета. Гопкинс нацелился устроить ему допрос. Я организую фальшивый побег. Но сначала нужно перевязать руку.
Он покинул хижину и растворился во тьме: недалекий гигант, обуреваемый бешеным гневом, но слишком запутавшийся в хитросплетениях чужой логики, чтобы знать, на ком сорвать свой гнев.
Оставшийся в доме Миддлтон смотрел на Коркорана, который спокойно стоял, подсунув большие пальцы рук за ремень так, что остальные находились в близком соседстве с рукоятками пистолетов. Непонятная улыбка играла на тонких губах Миддлтона. Коркоран тоже улыбнулся, но это был безжалостный оскал раздразненной пантеры.
— Своими речами ты меня не запутаешь, как этого здоровенного осла, — произнес Коркоран. — Ты позволил мне вляпаться в ловушку, хотя и знал, что твои люди замышляют расправиться со мной. Ты не остановил их, несмотря на то, что знал об их уверенности в твоем желании уничтожать неугодных помощников. Ты не стал разуверять их, но на всякий случай перестраховался, не отдав конкретного приказа. Если, вдруг, что-нибудь пойдет не так, ты отступаешь в сторону и сваливаешь вину на Макнаба.
Миддлтон согласно кивнул головой и холодно улыбнулся.
— Все правильно. Так и есть. Ты не дурак, Коркоран.
С губ Коркорана сорвалось грубое ругательство, а моментальная вспышка страстной натуры, прячущейся под невозмутимой внешностью, была похожа на бросок разозленного ягуара; глаза вспыхнули, ноздри раздулись, в голосе клокотал гнев.
— Зачем? — воскликнул он. — Зачем ты подставляешь меня? Если у тебя был зуб против Глэнтона, можно понять, почему ты устраивал бы ловушку для него, хотя с ним тебе бы повезло не больше, чем со мной. Но мы с тобой не ссорились. До сегодняшнего утра я тебя ни разу не видел!
— У меня нет зла ни на тебя, ни на Глэнтона не было. Но если бы судьба не свела меня с тобой, то в «Вожде черноногих» упражнялся бы в стрельбе Глэнтон. Разве ты не понимаешь, Коркоран? Это было испытание. Мне нужно было убедиться, что ты именно тот человек, который мне нужен.
Коркоран удивленно нахмурился.
— Что ты имеешь в виду?
— Садись! Разговор будет долгим.
Миддлтон сам уселся на ближайший табурет, расстегнул пояс с тяжелым пистолетом в кобуре и швырнул его на стол вне пределов досягаемости. Коркоран тоже уселся, но настороженности не утратил и поглядывал на левую подмышку Миддлтона, где мог прятаться второй пистолет.
— Во-первых, — начал Миддлтон уверенным голосом, но так, чтобы его нельзя было услышать за пределами комнаты. — Я главарь «стервятников», как доложил тот дурак. Я их организовал еще до того, как стал шерифом. Расправами с грабителями и убийцами, которые не входили в состав моей банды, я добился у населения Уэйптона репутации хорошего шерифа. Когда мне предоставили помещение для офиса, я убедился в преимуществах такой должности для себя и своей банды.
Наша организация непроницаема для посторонних. В ней около пятидесяти человек, разбросанных по всей округе. Некоторые прикидываются шахтерами, некоторые — игроками, как, например, Эйс Брент. Это моя правая рука. Кое-кто работает в салунах или клерками на складах. Один из постоянных возчиков транспортной компании — Стервятник. Тоже самое и один из чиновников, а также человек, приставленный к лошадям в конюшнях компании.
Благодаря шпионам, рассеянным по всему лагерю, я знаю, кто пытается вывезти золото и когда. Это прибыльное дело. Здесь терять нельзя.
— Не понимаю, как люди терпят такое.
— Они слишком поглощены добычей золота и жаждой наживы, чтобы думать о чем-либо еще. Пока обывателя не ограбят самого, ему дела нет до того, что случилось с соседями. Мы организованы — они нет. Мы знаем, кому доверять, — они не знают. Вечно это не может продолжаться. Рано или поздно разумные граждане организуются в комитеты бдительности и очистят Ущелье. Но, когда это случится, я рассчитываю быть далеко отсюда — только с одним человеком, которому могу доверять.
Коркоран кивнул, понимание мелькнуло в его глазах.
— Некоторые уже говорят о комитете бдительности, например, полковник Гопкинс. Я подбадриваю его потихоньку.
— Почему, черт побери?
— Чтобы отмести подозрения и еще по одной причине. В конце концов, комитетчики будут служить моим целям.
— А твоя цель — сделать ход конем и избавиться от банды, оставив у себя мешок с добычей!
— Точно! Посмотри туда!
Взяв свечу со стола, он прошел через заднюю комнату, в которой тяжелые шторы закрывали единственное окно. Прикрыв дверь, он подошел к дальней стене и отдернул несколько шкур, висящих на ней. Он поставил свечу на грубый хромоногий столик, надавил на бревна, и небольшая секция откинулась наружу, открыв взгляду дверцу из толстых досок, вделанную в массивную каменную стену скалы, возле которой была построена избушка. Дверцу пересекала стальная накладка для крепления огромного замка. Миддлтон вставил ключ, повернул его в скважине и толкнул дверцу. Он поднял свечу и осветил небольшую пещерку, заставленную рядами брезентовых и кожаных мешочков. Некоторые из них порвались, и золотые струи блестели в слабом свете свечи.