Стервятники
Шрифт:
— Принеси мою сумку, — приказала Сакина, и Аболи немедленно повиновался.
Едва они остались одни, Хэл наклонился и поцеловал ее в бледную щеку.
— Ты приняла на себя бросок Сэма, — прошептал он, прижимаясь к ней лицом. — Ты рисковала ради меня своей жизнью и жизнью ребенка в твоем чреве. Это плохо, любовь моя.
— Я бы сделала то же…
Сакина замолчала, и он почувствовал, как она напрягается в его руках.
— Что с тобой, моя милая?
Он отстранился и посмотрел ей в лицо. У него на глазах из пор
— Тебе больно?
— Жжет, — прошептала она. — Жжет хуже твоего раскаленного железа.
Он быстро развернул повязку и увидел, что рана за короткое время изменилась. Рука разбухала у него на глазах, как обитающая в коралловых рифах рыба, которая раздувается в несколько раз, когда ей угрожает хищник.
Сакина подняла руку и прижала к груди. Она невольно застонала: боль заполняла ей грудь словно расплавленным свинцом.
— Не понимаю, что происходит. — Ее была крупная дрожь. — Это неестественно. Смотри, как она меняет цвет.
Хэл беспомощно смотрел, как ее рука продолжает раздуваться и покрывается алыми и пурпурными пятнами, которые постепенно поднимаются до плеча. Из раны начала сочиться вязкая желтая жидкость.
— Что мне делать? — воскликнул он.
— Не знаю, — с отчаянием ответила она. — Это превосходит мое понимание. — Судорога боли исказила ее лицо, спина выгнулась. Потом это прошло, и Сакина попросила: — Мне нужна моя сумка. Я не могу терпеть такую боль. У меня есть порошок опиумного мака.
Хэл вскочил и пробежал по каюте.
— Аболи, где ты? — крикнул он. — Принеси сумку! Быстрей!
На пороге стоял Нед Тайлер. Он что-то держал в руке, и на его лице было странное выражение.
— Капитан, я кое-что должен вам показать.
— Не сейчас. — Хэл снова крикнул: — Аболи, быстрей ко мне!
По трапу сбежал Аболи с седельными сумками.
— В чем дело, Гандвейн?
— Сакина! С ней что-то происходит. Ей нужны лекарства…
— Капитан! — Нед Тайлер отодвинул Аболи и схватил Хэла за руку. — Это не может ждать. Посмотрите на кинжал. Посмотрите на его лезвие.
Он поднял стилет, и все посмотрели на него.
— Во имя Господа! — прошептал Хэл. — Пусть это будет неправдой.
Вдоль всего лезвия тянулась узкая бороздка, заполненная черной смолистой массой, засохшей и блестящей.
— Это кинжал убийцы, — негромко сказал Нед. — Бороздка заполнена ядом.
Хэл почувствовал, как палуба уходит у него из-под ног, будто «Золотой куст» подняла высокая волна. В глазах у него потемнело.
— Не может быть, — сказал он. — Аболи, скажи, что этого не может быть.
— Будь сильным, — ответил Аболи. — Будь сильным ради нее, Гандвейн.
Он сжал руку Хэла.
Это пожатие вернуло Хэлу спокойствие, перед глазами у него прояснилось, но когда он хотел вздохнуть, словно свинцовая ладонь ужаса стиснула ему грудь.
— Я не могу без
— Не давай ей знать, — сказал Аболи. — Не делай расставание для нее более тяжелым.
Хэл, не понимая, смотрел на него. Потом, с постепенным осознанием окончательного, смертельного значения этой бороздки на стальном лезвии, до него дошел смысл последней угрозы, которую выкрикнул Сэм Боуэлз, когда петля уже стискивала его горло.
— Сакина умрет, — сказал он удивленно.
— Это будет тяжелей всех прошлых битв, Гандвейн.
С огромным усилием Хэл попытался взять себя в руки.
— Не показывай ей кинжал, — сказал он Неду Тайлеру. — Иди. Выбрось эту проклятую штуку за борт.
Вернувшись к Сакине, он попытался скрыть черное отчаяние, охватившее его сердце.
— Аболи принес твои сумки. — Он снова наклонился к ней. — Расскажи, как приготовить лекарство.
— Сделай это побыстрей, — попросила она; у нее снова начались судороги. — Синяя бутылочка. Две ложки на чашку теплой воды. Не больше: это очень сильное средство.
Когда она попыталась взять чашку, ее рука сильно дрожала. Теперь Сакина могла пользоваться только одной рукой. Раненая рука раздулась и потемнела, некогда изящные пальцы так разбухли, что кожа натянулась и грозила лопнуть. Ей было трудно держать чашку, и Хэл поднес питье к ее губам и держал, пока она лихорадочно глотала настойку.
Потом Сакина с трудом легла и задергалась; простыня промокла от ее пота. Хэл лег рядом и прижал любимую к груди, пытаясь успокоить, но зная, сколь тщетны его усилия.
Немного погодя настойка мака, по-видимому, подействовала. Сакина прижалась к Хэлу и спрятала лицо у него на плече.
— Я умираю, Гандвейн.
— Не говори так, — взмолился он.
— Я знала это уже много месяцев. Видела в звездах. Поэтому и не могла ответить на твой вопрос.
— Сакина, любовь моя, я умру с тобой.
— Нет. — Голос ее зазвучал чуть решительнее. — Ты будешь жить. Я была с тобой, сколько мне было позволено. Но тебе Судьба назначила особую участь. — Она замолкла; ему даже показалось, что она впала в беспамятство, но Сакина продолжила: — Ты будешь жить. У тебя будет много сильных сыновей, и их потомки будут процветать в этих землях Африки, сделают их своими.
— Мне нужны сыновья только от тебя, — сказал он. — Ты обещала мне сына.
— Тише, любовь моя: сын, которого я рожу тебе, разобьет твое сердце.
Ее тело содрогнулось в новых ужасных конвульсиях, и она закричала от боли. Наконец, когда уже казалось, что силы ее на исходе, Сакина упала на постель и заплакала. Хэл обнимал ее и не находил слов, чтобы выразить свое горе.
Проходили часы. Склянки дважды оповестили о смене вахты. Хэл чувствовал, как слабеет Сакина; она уходила от него. Потом ее тело сотрясли несколько приступов судорог. Снова упав ему на руки, она прошептала: