Стервятники

Смит Уилбур

Хэл смотрел на него. Трудно было последовать совету Аболи и не проявлять никаких чувств, потому что лицо Мономатапы было татуировано точно так же, как знакомое ему с детства круглое лицо Аболи.

Нарушил молчание Аболи.

— Я вижу тебя, великий Мамбо. Я вижу тебя, брат мой. Я вижу Н’Пофо, сына моего отца.

Глаза Мономатапы слегка сузились, но татуированное лицо оставалось неподвижным, словно вырезанным из черного дерева. Медленно и величественно прошел он туда, где стояла на четвереньках девушка, и сел ей на

спину, как на стул. Он продолжал смотреть на Аболи и Хэла. Во дворе было тихо.

Неожиданно он сделал нетерпеливый жест стоявшей рядом женщине. Она взяла в руку свою большую грудь, вставила разбухший сосок ему в губы и дала пососать. Он пил молоко, дергая кадыком, потом оттолкнул женщину и ладонью вытер рот. Освежившись теплым напитком, он посмотрел на своего главного колдуна.

— Говори со мной об этих незнакомцах, Свеве! — приказал он. — Сделай нам пророчество, о любимец темных духов!

Самый старый и уродливый из колдунов вскочил и заплясал, дико вращаясь и извиваясь. Он кричал, высоко подпрыгивая, тряся погремушкой.

— Измена! — кричал он, и пена срывалась с его губ. — Святотатство! Кто смеет утверждать, что состоит в кровном родстве с Сыном Неба! — Он прыгал перед Аболи, как тощая седая обезьяна. — Я чую запах предательства!

Он швырнул погремушку к ногам Аболи и сорвал с пояса хлыст из коровьего хвоста.

— Пахнет мятежом! — Взмахивая хлыстом, он дрожал всем телом. — Какой демон посмел повторить священную татуировку? — Глаза его так закатились, что видны были только белки. — Берегись! Призрак твоего отца, великого Холомимы, требует жертвы! — закричал он и приготовился прыгнуть на Аболи и ударить его по лицу волшебным хлыстом.

Но Аболи оказался проворнее. Сабля выскочила из ножен, как живая. Она сверкнула на солнце: Аболи нанес удар в обратную сторону. Голова колдуна, отделенная от туловища, скатилась по его спине. Она лежала на полированной глине, удивленно глядя на солнце, а губы все еще дергались, словно произнося обвинения.

Безголовое тело несколько мгновений стояло на дрожащих ногах. В воздух высоко забил фонтан крови из перерезанной шеи, и тело медленно опустилось на отрубленную голову.

— Призрак нашего отца Холомимы потребовал жертву, — спокойно сказал Аболи. — И смотрите! Аболи, его сын, дал ему эту жертву.

Хэлу показалось, что половину его жизни никто из королевского двора не шевелился и не говорил. Потом Мономатапа затрясся. Его живот заколыхался, а татуированные щеки задрожали и запрыгали. Лицо его исказилось словно в приступе безумной ярости.

Хэл опустил ладонь на рукоять сабли.

— Если он действительно твой брат, я убью его за тебя, — прошептал он Аболи. — Прикрывай мне спину, и мы пробьемся отсюда.

Но Мономатапа широко раскрыл рот и оглушительно расхохотался.

— Татуированный принес кровавую жертву, которую потребовал Свеве! — взревел он.

Но тут смех окончательно

овладел им, и он долго не мог говорить. Он трясся от хохота, глотал воздух, стискивал себя руками и снова хохотал.

— Видели, как он стоял без головы, а его рот еще пытался говорить? — ревел он, и слезы смеха катились по его щекам.

Толпа колдунов разразилась возгласами сочувственной радости.

— Небесный смеется! — вопили они. — И все счастливы!

Неожиданно Мономатапа перестал смеяться.

— Принесите мне глупую голову Свеве! — приказал он, и советник, который привел их сюда, бросился выполнять приказ. Он взял голову, принес королю и, наклонившись, подал ему.

Мономатапа взял голову за спутанные пряди курчавых волос и посмотрел в широко раскрытые пустые глаза. Потом снова начал смеяться.

— Какая глупость — не узнать кровь королей! Как ты мог не узнать моего брата Аболи по его величественной фигуре и божественному гневу?

Он швырнул голову в разбегающихся колдунов.

— Учитесь на глупости Свеве! — призвал он их. — Больше не делайте ложных пророчеств! Не лгите мне! Убирайтесь, вы все! Или я попрошу брата принести еще одну кровавую жертву!

Все в панике разбежались, а Мономатапа встал со своего живого трона и подошел к Аболи, широко улыбаясь.

— Аболи, — сказал он, — мой брат, который давно умер и который теперь живет!

И обнял его.

Им отвели одну из самых красивых хижин. Процессия девушек принесла на головах глиняные сосуды с горячей водой, чтобы гости могли искупаться. Другие девушки принесли подносы с красивой одеждой на смену запылившейся дорожной: нарядные кожаные набедренные повязки, вышитые бусами, а также плащи из меха и перьев.

Когда они вымылись и переоделись, еще одна толпа девушек принесла тыквенные бутылки с напитками — перебродивший дикий мед и смесь молока с кровью. Новые девушки принесли подносы с едой.

Когда они поели, пришел седовласый советник, тот самый, что привел их к Мономатапе. Очень вежливо и со всеми знаками почтения он сел у ног Аболи.

— Ты был слишком мал, чтобы запомнить меня, когда мы виделись в последний раз. Меня зовут Зама. Я был индуной твоего отца, великого Мономатапы Холомимы.

— Меня это печалит, Зама, но я ничего не помню о тех днях. Я помню своего брата Н’Пофо. Помню боль от татуировочного ножа во время обрезания, которое мы прошли вместе. Помню, что он кричал громче меня.

Зама выглядел встревоженным, он покачал головой, как будто хотел предупредить Аболи об опасности таких легкомысленных слов о короле, но, когда снова заговорил, голос его звучал ровно и спокойно.

— Все это правда; только Мономатапа никогда не кричал. Я присутствовал на церемонии ножа, и это я держал твою голову, когда раскаленное железо жгло тебе щеки и тебе срезали капюшон с пениса.