Стезя и место
Шрифт:
Мишка уже собрался пройти мимо десятников в дом, как вдруг на плечо его опустилась тяжелая рука и над головой раздался голос десятника Фомы:
— Куда разогнался, мелкота?
Первой, уже привычной реакцией, была попытка имитировать поведение подростка — вывернуться и сказать что-то типа: «Пусти, меня дед позвал», но Мишка сдержался. Остановившись — Фома держал крепко — Мишка, не глядя на десятника, раздельно произнес:
— Руки. Убери.
Фома, как и следовало ожидать, не послушался, а рывком развернув отрока к себе лицом, угрожающе произнес:
— Чего это тут щенок
«Держать марку, сэр, раз уж решили. Как учила Нинея: даже в мелочах, будь они трижды неладны!»
— Боярич идет к боярину, — все так же подчеркнуто членораздельно, ответил Мишка — и не твоего ума дело, зачем!
Фома даже не удостоил его традиционного вопроса: «Что, ты сказал?» — просто пихнул так, что Мишке, во избежание падения, пришлось сделать несколько шагов назад. Рука сама дернулась к оружию, и опять пришлось сдержаться, и не потому, что Фома легко справился бы с подростком голыми руками, а потому, что сейчас нужен был не Бешеный Лис, а боярич Лисовин, и только боярич Лисовин.
Фома шагнул, было, следом за отступившим Мишкой, занося руку для затрещины — настоящего боевого удара сопляк не заслуживал — но его вдруг придержал десятник Егор.
— Погоди, Фома, остынь.
— Не лезь! — Фома отшвырнул руку Егора. — Наглых сопляков…
Краем глаза Мишка уловил торопливый шаг с крыльца Луки Говоруна и появление в поле зрения молчаливой фигуры Немого.
— Правильно! — не дал договорить Фоме Егор. — Надо учить! Но по-другому!
Шагнув вперед, Егор заслонил Мишку от Фомы и совершенно неожиданно спросил:
— Твой болт?
Вообще-то, можно было бы и не спрашивать — лежащий на ладони у десятника самострельный болт, хоть и был весь в засохшей крови, метка «лис» читалась без труда.
— Мой! — подтвердил Мишка.
— Добро. — Егор кивнул. — Теперь я должник Корнея.
Ситуация была понятна: болт — тот самый мишкин выстрел, который спас Егора, когда его, придавленного упавшим конем, пытался зарубить журавлевец; быть же должником мальчишки, в соответствии с канонами патриархального общества, зрелому мужу, да еще десятнику, невместно. В соответствии с теми же канонами, Мишке следовало всячески отнекиваться от похвалы, даже высказанной в такой завуалированной форме. Именно это он старательно и исполнил, изобразив все в таком виде, будто отроки лишь слегка помогли второму десятку, и то только потому, что им разрешили это сделать, а вот сам Егор, кинувшись в атаку втроем против семерых, спас мальчишек от полного истребления.
Присутствующие благосклонно выслушали мишкин экспромт, только Фома злобно покривился, а Лука преувеличенно горестно вздохнул и глянул с немым упреком на Тихона. Егор выслушал мишкины славословия, как само собой разумеющееся, снова кинул и, обернувшись к Фоме, демонстративно крутанул на пальце серебряное кольцо.
— Пойдем-ка, Фома, — Егор еще раз крутанул кольцо. — Чего-то скажу…
Смысла пантомимы с кольцом Мишка не понял, но путь был свободен и он двинулся к крыльцу хозяйского дома.
В горнице было душно — полтора десятка мужиков сидели тут не меньше двух часов. Две лучины, потрескивающие в светцах, тоже кислороду не добавляли. Правда, легкий сквознячок, протянувшийся от распахнутой двери к волоковому окошку, нарушил неподвижность атмосферы, но трудиться над освежением воздуха ему предстояло еще долго.
«Хорошо, что табак из Америки еще не завезли, сейчас бы тут вообще душегубка была!»
— Господин воевода! Отрок Михаил по твоему приказу явился!
Дед выглядел усталым, но довольным. Кивнув в ответ на мишкин доклад, он переглянулся с сидящим рядом боярином Федором и обратился к Лавру, непонятно как затесавшемуся в компанию десятников, присутствовавших на совещании.
— Ну, Лавруха, ты Михайлу хотел? Вот тебе Михайла!
— Благодарствую, батюшка. Проходи, племяш, садись. — Лавр переложил с лавки на стол трофейный шлем, снятый с кого-то из журавлевцев. — Ты, Мишаня, помнится, что-то подобное из воска слепил. Так?
— Так, дядя Лавр. Почти такой же.
Шлемы ратнинских воинов, да и большинства других ратников, которых довелось видеть Мишке, хотя и отличались отдельными деталями, изготовлялись, в общем-то, по одному типу. Сферическая тулья, склепанная из четырех сегментов, либо наложенных внахлест, либо скрепленных перекрещивающимися металлическими полосами. К тулье, тоже на заклепках, крепился околыш, а к нему полумаска.
Сейчас на столе перед Мишкой лежала совсем иная конструкция, более соответствующая, на его, не очень просвещенный взгляд, веку XV или XVI. Идущий ото лба до затылка гребень, козырек, стрелка, защищающая лицо от поперечного удара, нащечники и сегментный назатыльник. Мишка взял трофейный шлем в руки и заглянул внутрь. Как он и ожидал, внутри оказалось ременное оголовье, амортизирующее удары по шлему. Шлемы всех журавлевцев, составлявших отряд Эрика Гунарсона, были такими же.
«Ну, что ж, господин предшественник, уже одно это свидетельствует, что какое-то производство у вас налажено. Шлем больше всего напоминает шлемы польских панцирных гусар, как их показывают в кино, но там, кажется, еще т султан из конского хвоста был? Не помните вы, сэр, ни черта, а знаете еще меньше…»
— Ну, что скажешь? — прервал мишкины размышления дед.
— А что говорить-то?
— Все, что можешь, то и говори. — Дед сделал предостерегающий жест в сторону Лавра. — Лавруха, а ты помалкивай, пускай сам соображает!
Мишка глянул на Лавра, тот в ответ слегка развел руками и сделал страдальческое лицо. По всей видимости, на собрание десятников его пригласили в качестве «эксперта по вооружениям», но дед, наверно, его пояснениями остался неудовлетворен.
— Ну… — неуверенно начал Мишка, подводить Лавра не хотелось, но кто ж его знает: что он сказал, что не сказал? — Тулья сложена из двух половинок. Вот этот гребень и околыш их сжимают. То есть, я так думаю, а как на самом деле, не знаю. Козырек — Мишка постучал ногтем по названной детали, хорошо защищает лицо от стрел и колющих ударов — надо только вовремя голову наклонить. Оголовье лучше, чем стеганый подшлемник — и удар сильнее смягчает, и голове не так жарко.