Стих и проза в культуре Серебряного века

Орлицкий Юрий

Переходная природа поэзии (как и всего литературного творчества Д. Мережковского, прозаика, поэта и драматурга) находит свое отражение и в его стихе, одновременно обращенном «назад», к развитой, но монотонной традиции русской силлаботоники конца XIX в., и в значительной меньшей степени «вперед», к модернизму начала XX в. с его тягой к поискам и экспериментам.

Источником нашего предварительного исследования стиха поэта стали два последних издания стихотворного наследия Мережковского: книги «Собрание стихотворений» 2000 г. (СПб., сост. Г. Мартынова) и «Стихотворения и поэмы» в «Большой серии» «Библиотеки поэта» (СПб., 2001; сост. Е. Кумпан), в целом незначительно различающиеся по набору текстов. В общей сложности материал составил более 350 стихотворных произведений (стихотворений и поэм), а также несколько прозиметрических произведений, включающий значительные по объему стихотворные вставки.

Как известно, большинство стихотворений Мережковского написано до 1917 г., с чем тоже отчасти связан традиционный в целом характер его поэзии;

в 1930–1930-е гг. написано всего около 10 стихотворений (по крайней мере, по данным названных изданий).

Обращает на себя внимание также обилие в наследии поэта больших форм – в первую очередь поэм, – а также традиционных для русской классической традиции стихотворных переводов.

В целом метрический репертуар поэта можно назвать достаточно традиционным, в нем решительно и почти безраздельно господствует силлаботоника; тем интереснее незначительные отклонения от традиционной метрики и особенно строфики, которые нам удалось установить.

Среди силлабо-тонических размеров вполне традиционно преобладает ямб, а из ямбов наиболее частотным оказывается пятистопник.

Кроме того, встречаются также неравностопные варианты традиционных метров, позволяющих автору создать интересные строфические формы. Вот простейший пример этого – стихотворение, написанное разностопными метрами и строфами, состоящими из трех строк шестистопного и завершающимися строкой трехстопного:

Напрасно я хотел всю жизнь отдать народу:Я слишком слаб; в душе – ни веры, ни огня…Святая ненависть погибнуть за свободуНе увлечет меня:Пускай шумит ручей и блещет на просторе, —Струи бессильные смирятся и впадутНе в бесконечное, сверкающее море,А в тихий, сонный пруд 16 .1887

16

Здесь и далее стихи Мережковского цитируются без указания страниц по изданию: Мережковский Д. Стихотворения и поэмы. СПб., 2001.

Еще выразительнее выглядят строфы, стопность ямба в которых понижается от шести до двух:

Уснуть бы мне навек, в траве, как в колыбели,Как я ребенком спал в те солнечные дни,Когда в лучах полуденных звенелиВеселых жаворонков трелиИ пели мне они:«Усни, усни!»И крылья пестрых мух с причудливой окраскойНа венчиках цветов дрожали, как огни.И шум дерев казался чудной сказкой.Мой сон лелея, с тихой ласкойБаюкали они:«Усни, усни!»И убегая вдаль, как волны золотые,Давали мне приют в задумчивой тени,Под кущей верб, поля мои родные,Склонив колосья наливные,Шептали мне они:«Усни, усни!»1884

Писал Мережковский и вольные ямбы, в которых стопность колеблется от шести до четырех:

В борьбе на жизнь и смерть не сдамся я врагу!Тебе, наш рок-палач, ни одного стенаньяИ ни одной слезы простить я не могуЗа все величье мирозданья.Нет! Капля первая всей крови пролитойНавек лицо земли позором осквернила —И каждый василек на ниве золотойИ в небе каждый луч светила!К чему мне пурпур роз и трели соловья,И тишина ночей с их девственною лаской?..Ужель ты прячешься, природа, от меняПод обольстительною маской?Ужель бесчувственна, мертва и холодна,Ты лентой радуги и бархатной листвою,Ты бриллиантами созвездий убранаИ нарумянена зарею,Чтоб обмануть меня, нарядом ослепитьИ скрыть чудовищность неправды вопиющей,Чтоб убаюкать мысль и сердце покоритьКрасой улыбки всемогущей,Чтоб стал я вновь рабом, смирясь и позабывВсе язвы нищеты, все ужасы развратаИ негодующий и мстительный порывЗа брата, гибнущего брата!..Декабрь 1883

Особого

интереса заслуживают гексаметры Мережковского, в которых поэт, получивший хорошее классическое образование, не мог сделать ошибок, так что приходится говорить о сознательных модификациях этой древнейшей метро-строфической формы, а точнее, ее русского варианта, также имеющего давнюю традицию. Одна из таких вариаций – стихотворение 1883 г. «Эрот», состоящее из пяти строк; обычно русский гексаметр состоит из четного их количества и складывается из дистихов, в которых гексаметрические строки закономерно чередуются с пентаметрическими, в русском варианте размера тоже шестистопными, но имеющими выразительный стык ударных на цезуре посредине строки. В отличие от канона, Мережковский удваивает вторую пентаметрическую строку второго двустишия, создавая тем самым оригинальный метрический вариант традиционной строфы:

Молнию в тучах Эрот захватил, пролетая;Так же легко, как порой дети ломают тростник,В розовых пальцах сломал он, играя, стрелу Громовержца:«Мною Зевес побежден!» – дерзкий шалун закричал,Взоры к Олимпу подняв, с вызовом в гордой улыбке.

Надо сказать, что поэт вообще предпочитает пентаметр гексаметру: так, в шестистишном стихотворении 1891 г. «Рим» одна гексаметрическая строка существует в окружении пяти пентаметрических:

Кто тебя создал, о Рим? Гений народной свободы!Если бы смертный, навек выю под игом склонив,В сердце своем потушил вечный огонь Прометея,Если бы в мире везде дух человеческий пал, —Здесь возопили бы древнего Рима священные камни:«Смертный, бессмертен твой дух; равен богам человек!»

В стихотворении того же года «Будущий Рим» соотношение тоже в пользу пентаметров: их здесь девять против всего трех гексаметров. А вот более протяженный «Пантеон» начинается правильным чередованием аналогов античных строк, но затем тоже переходит к доминированию пентаметров, в результате того и здесь они количественно преобладают: пятнадцать против девяти, что позволяет Мережковскому сделать метр, считающийся размерным и плавным, значительно энергичнее в полном соответствии с трагическим содержанием стихотворения; однако два последние двустишия, отделенные от основного текста пробелом, снова возвращаются к чередованию строк двух типов:

Путник с печального Севера к вам, Олимпийские боги,Сладостным страхом объят, в древний вхожу Пантеон.Дух ваш, о люди, лишь здесь спорит в величье с богами!Где же бессмертные, где – Рима всемирный Олимп?Ныне кругом запустение, ныне царит в ПантеонеДревнему сонму богов чуждый, неведомый Бог!Вот Он, распятый, пронзенный гвоздями, в короне терновой.Мука – в бескровном лице, в кротких очах Его – смерть.Знаю, о боги блаженные, мука для вас ненавистна.Вы отвернулись, рукой очи в смятенье закрыв.Вы улетаете прочь, Олимпийские светлые тени!..О, подождите, молю! Видите: это – мой Брат,Это – мой Бог!.. Перед Ним я невольно склоняю колени…Радостно муку и смерть принял Благой за меня…Верю в Тебя, о Господь, дай мне отречься от жизни,Дай мне во имя любви вместе с Тобой умереть!..Я оглянулся назад: солнце, открытое небо…Льется из купола свет в древний языческий храм.В тихой лазури небес – нет ни мученья, ни смерти:Сладок нам солнечный свет, жизнь – драгоценнейший дар!..Где же ты, истина?.. В смерти, в небесной любви и страданьяхИли, о тени богов, в вашей земной красоте?Спорят в душе человека, как в этом божественном храме, —Вечная радость и жизнь, вечная тайна и смерть.1891

Наконец, в поздний период творчества Мережковский однажды обращается к свободному стиху; это перевод «Псалма царя Ахенатона», опубликованный в 1926 г. в парижской газете «Звено» и снабженный объяснением: «Предлагаемый русский перевод псалма – первый. Он точен, иногда почти дословен. Но в египетском подлиннике нет разделения на стихи, а есть только внутренний ритм, который я старался угадать» 17 . Таким образом, выбор экзотической формы обусловлен у Мережковского апелляцией к иноязычному источнику, построенному по отличному от русского и европейского способу, что и позволяет поэту обратиться к непривычной для него форме.

17

Мережковский Д. Стихотворения и поэмы.