стихи

казанова яшка

3-уголочка на память

режу лопатки в поисках крыльев: где-то же жалили, где-то же были. шкуру – на шубу, клыки – на подарки. ты испугалась? не нападаю. падаю, пулей навылет отмечена... комья земли и помельче, помельче, ну, сыпь, не стесняйся. я так благодарна пуле, а то, что навылет – подавно. легкость отныне лишь признак прощанья. режу лопатки... нежней... затрещали и вырываясь из кожи, из пыли тысячи кож, обнаружились крылья. больно и сладко, и солоно нёбо. движенье без тела размашисто-ново. я брежу тобой бездыханно и мертво. как швейной машинки стук, звук пулемета... девочка, нежность цветущих актиний, ты очень любима. так не любили даже христа... 2001/03/02

постясь

в весну

ладони плоскость густо собой орошаю. правила боя с тобою не оглашаю. коррида вслепую – все что осталось обеим. дрожит мулета рубиновая, робеет. мой первый шаг по песку (или, проще – снегу). белки наливаются кровью, но их краснее закат, текущий густо по краю марта. твой первый выдох – катастрофически мало. танцуй во мне, как рыбка. прокушен невод. на каждом пальце чешуйки, на каждом нерве. никто не сдастся, бандерильеро бессилен. глазами друг друга вымотали, взбесили, и лед, от нас оставшийся, тает ало. ты помнишь, как зима весну доедала? 2001/03/06

крестик и нолики

узкие уста усталости. узкие уста у старости. одиночки сбились стаями, чтоб растаять. не растаяли. так и бродят неприкаянно, озираясь: «где рука его? и, какого черта, господи, мы тебе горланим госпелы?» в каждой глотке скрыто зернышко. в каждой падчерице – золушка. по краям хрустальных туфелек отпечаталось алтуфьево – не спеши, ну что ж ты, девица, от тебя к кому он денется? зимовали непотребно мы: стариков карали тремором, а лолиточек-леденчиков заносили в ежедневничек, оставались после пятнами смутными и непонятными на подолах и на полочках: так-то дожидаться полночи! уходи, уже не выдержу: в лоб ласкать, стоять навытяжку, воровато гладить холочку, целый день звенеть на холоде, ожидать тебя, румяную... дети выли, кошки мяукали. одиночки сбились стаями, чтоб растаять. не растаяли. 2001/03/12

кружавчики

тосковала по тебе волком. все казалось в толпе: вон ты! и машины считала похожие, расстояние чуяла кожей. а в отеле, в надраенных до одури этажах меня назвали почтительно «госпожа». этот питер мне проел нервы: город тления, причал нерпы. телефончика междугородие: ты мне – родинка, ты мне – родина. рестораны, меню с начинкой из тысячи блюд. – вы не любите рыбу? – я? я одну люблю. до тебя два дня и две ночи. укрываться от тоски нечем. сигаретного дыма веночек, страхов-снов обильная нечисть. и в тисках облаков через города и поселки – в воздух: «ты – спасенье мое, леченье от смертельной ветряной оспы.» 2001/03/28

сон в 635

я напою тебе все колыбельные, я напою тебя собственной влагою. тоненький мальчик в повязке набедренной грезит тяжелыми латами. робко алеющий под куртизанками – пламя мужчины живее, чем адово. ломаный мальчик, мечтающий: завтра бы стать гладиатором. я дорисую тебя до излучины. я дорискую добраться до истины. ангеломальчик. повадки изучены, жестикуляция искренна. как объяснить ему соль тавромахии? как обласкать, не касаясь заветного? стройный подросток с улыбкой романтика, с детски-припухшими веками. я добегу до тебя через минное я доползу до тебя по пшеничному собранный мальчик, точеней змеиного жало тугого мизинчика. боль достижений сравнима с истерикой после оргазма. как спешно и солнечно бодрое утро несется из телека в новеньких белых кроссовочках... 2001/03/01

ню Ра

щёку целовать, прощаясь: до свиданий, до свиданий. в мокролицем амстердаме, в кошечнораскосой чайне. ты дрожать при звуках танго станешь, вычеркнешь пьяццоллу: на руках моих каталась тыща женщин... образцово – показательно ступени дней считает утлый мартик. холода рассвирепели, струны бледных вен ломая. и, надеясь на взаимность, ты мне губы стиснешь плотно, опасаясь эпилога всей моей привычки к играм. 2001/03/01

в

обнимочку с обоймой

новостройками двигаться строго на юг, в этих серых районах никто не живет. колыбелю уставшую память мою по волнам: я то выше, то ниже ее. о, протяжное имя, которое я забывала так долго, что помню насквозь. я бегу, чтобы нечего было терять. я бешусь, чтобы жгла одиночество злость. зубы – в нежную мякоть тревожного «стой!» через проволоку – беспросветно на юг. я по минному полю гуляю босой, колыбеля уставшую память мою. прожигаю рубашки и жизнь табаком в этих серых районах. где жизнь, как моча. кто-то вытрясти коврик идет на балкон... я бегу потому что так проще молчать. и наткнувшись ладошкой на робость вихра одуванчика, вдруг каменею, как соль. как приятны ветра, как спокойны ветра в минном поле, где чувствует только босой. 2001/04/02

безыменфамилий

она пахла медом и молоком, она ходила кошачьей поступью. хотелось выпить ее глотком, чтоб добровольно после сдаваться в постное. в ее жилах бежал виноградный сок, а в моих – продирала дорогу соль. мы были различны, как йог и йод, но я невыносимо любила ее. она грела солнцем семи миров, она струилась искристей стерляди. хотелось икры ее сладкой – в рот, чтоб откровенно после плеваться стейками. в ее голосе лето играло фолк, а в моем – сентябрь, даниэль дефо. мы спали обнявшись, и ночь напролет я невыносимо хотела ее. она стала мне жизнью без рваных рифм, она ласкалась щенячьими, женскими. хотелось в амстер, в париж и в рим, чтоб хладнокровно после летать в ижевски. в ее пальцах стучал барабанный блеск, а в моих маячил туманный блюз, но даже в самом чреве небес я знала: кроваво ее люблю, я знала, что соль незаживших вен, не дернув бровью отдам взамен за сон ее на полотне груди, за страх исчезнуть в смоле рутины, за смех, за ладони, за розу губ, за сына, что нежноотважен, как гунн. а кто-то мне говорил: «уймись, ты так юна (по английски – мисс) все проходит. и это пройдет». но я мимо библий люблю ее. 2001/03/30

солосоли

волчьей тоской выстелю ей путь тудаобратно. раз – лука. арифметический джаз. раз. раз. раз. я защищаюсь, плечи вплавляя в кожаный черный пиджак. раз. раз. дуло в самую глотку: и так семь дней. ослепну. оглохну. думать о ней мне больно, мне страшно, а неба гладь доверчива и тепла. раз. раз. раз. джизус крайст, бог-отче, святой дух. раз. дотяни до двух. воскресение. тишина уик-енда. я еду к тебе. еду. еду. еду. рвусь на клочья в такси, встречающем самолет. рвусь на вдохи табачные. рвется внутри. мое сердце похоже на ситечко для зеленого чая + по детски голенькое устье для уст, девичье начало. она целует меня откровенно. я вовсе отвыкла спать. семь дней. тишина уик-енда. пахнет испанией. раз. раз. разрезала себе губу табачным листиком. кровь так ало капает. личное. горсти друзей ссыплю в открытые их рты. я дожидаюсь. такого глубинного: ты... здравствуй. 2001/04/02

зависимость от слов

в сортире офисном, собой задыхаясь, кончить. не от похоти, а от отчаянья. говорят – помогает. всю эту слякоть мог вынести только кончес, но он растворен в столице, заживо съеден деньгами. я вновь не люблю апрель. повторять колдовской экзамен по тысяче тысяч раз способны только кретины. компьютер до одури пачкать больными глазами – ослепнуть не страшно, страшнее промазать в тире, когда стреляешь по банкам от пива и кока-колы, а пули, как зерна. ими забитый зоб изувечен. мне так хорошо, что ты не узнаешь такого, что ты смеешься, что щеку мне лижешь встречей. но я, как кораблик. ты прости мне такие волны. я, может быть, рада бы – штиль или даже пристань. но я кораблик. нелепый, семиугольный... матросы домой катают длиннющие письма, разлуку ладонью сжимая у основанья. а я в сортире, где запах парфюма жарок. теку, расплываюсь отчетливыми словами. и голову вверх закидываю. Как большая. 2001/04/02