Стихия огня (Иль-Рьен - 1)
Шрифт:
Приподнявшись на локте, он раздвинул окровавленную и обожженную ткань (обожженную? С чего бы?), чтобы посмотреть на укол шпаги, который, о чудо, был затянут уже розовой кожицей — свидетельство заботы волшебника.
Потом он увидел Каде, сидящую на низкой табуретке возле огня; сливаясь со светом и его отражением в отшлифованном камне, она казалась созданной из янтаря, роз и старинного злата. Нет, смотреть на нее — одно удовольствие, решил он. Глаз всегда обнаруживал в Каде нечто новое, еще более интересное, потому что с ней это случалось всегда непреднамеренно и без всяких стараний с ее стороны.
— Где мы? — спросил Томас.
— В городском доме лорда Авилера. Ты был при смерти большую часть дня, потому что тебя поразила ведьмина пулька.
Смысл ее слов не сразу дошел до него.
— Ты вырезала ее?
— Да.
— Нелегкое дело.
— У меня был тяжелый день, — с достоинством призналась Каде, отводя со лба прядь влажных от пота волос.
Заметив повязку на ее руке, он спросил:
— Что здесь случилось?
— Ничего. — После легкого колебания она произнесла: — Здесь Дензиль вместе с Фалаисой.
Томас закрыл глаза:
— Нет.
— Да. Когда на них напали, он увел ее от Гидеона и всех остальных. Гвардейцы последовали за ними сюда, но она слишком напугана Дензилем, чтобы воспользоваться их помощью. Авилер же, словно круглый дурак, утверждает, что королева сама решит, кто будет сопровождать ее.
Томас откинулся на подушку и какое-то время изучал тыльную сторону полога.
— Трудно представить, что некоторое время назад проку от меня было словно от мертвеца, и все проблемы приходилось решать без меня.
— Поздравляю с возвращением. Мне кажется, что я знаю, почему Дензиль оказался здесь.
Он вновь сел, глубоко вздохнув, словно бы сдерживая невольное головокружение.
— Я был бы счастлив, если бы ты просветила меня.
— Дело в Авилере. Если он в заговоре с Грандье и Дензилем, это одно, но если же нет… то он не ограничится одними наблюдениями.
Верховный министр. Человек, который поддержит Роланда невзирая на все личные трения, потому что это увеличит политическое влияние министерства, и молодой король не станет препятствовать ему. Человек, нетерпимый к королевским фаворитам. Человек, питающий одни лишь подозрения к подобным особам.
— Ты права.
Опираясь на спинку кровати, Томас поднялся, дернувшись от острой боли в раненой ноге. Придется хромать, это вредно для раны, однако выхода уже не оставалось.
Каде вновь запустила руку в волосы.
— Фалаиса кое-что знает.
Томас поглядел на нее сверху вниз. Каде явно испытывала нерешительность.
— Почему ты так полагаешь?
— Она боится Дензиля.
— Нетрудно понять. — Он неловко шагнул к изножью постели и нащупал шпагу и кинжал. Извлек из ножен клинок, проверил его, увидел вмятины и царапины.
— Это я вижу, — резко ответила Каде. — А ей как будто бы неизвестно, если только она не знает больше, чем следовало бы.
Томас помедлил, обдумывая:
— И сколько же она знает, по-твоему?
— Мне она не скажет. Фалаиса сомневается в том, что я сумею защитить ее. Но тебе, думаю, скажет.
— Возможно, Фалаиса уже пыталась это сделать, но я решил, что она преследует совершенно иные цели. Мне следовало бы прислушаться к ней, однако прежде ничто не свидетельствовало о том, что она умеет думать. Если они каким-то образом сумеют вывернуться из нынешнего положения, то это спасет ее. Он может сказать, что Фалаиса обращалась к нему с неопределенными подозрениями против Дензиля, однако не сумела назвать ничего конкретного. Так можно помешать Роланду или какому-нибудь придворному честолюбцу обвинить Фалаису в предательстве вместе с герцогом. Если только они выпутаются из этого положения. Проклятый оптимист. Тут он понял все значение слов Каде и с удивлением посмотрел на нее с высоты своего роста. — Сомневается, что ты сумеешь защитить ее? Но это же смешно! Ты не поддерживаешь ни Равенну, ни Роланда, ни Дензиля; лишь ты способна беспрепятственно помочь ей.
— Возможно, она просто не способна теперь никому доверять.
Дверь открылась, вошел Лукас, буквально застывший на месте при виде своего капитана.
— Жив, — расплылся он в улыбке. — Значит, я зазря рассчитывал на повышение.
— Э-э, поосторожнее, ловлю на слове.
— О, придется отложить дерзкие мечты с учетом всех обстоятельств.
— Чего еще от тебя ожидать. Сколько нас?
— Восемнадцать. Не так уж плохо, как мне сперва показалось, но радоваться нечему: погибли командир Вивэн и Басера… — Лукас называл знакомые имена, и Томас качал головой. Придется попозже еще раз обратиться к этому списку. Но хуже всего то, что пока неясно, чему послужила их жертвенность и смогла ли Равенна вместе с Роландом вырваться за пределы города. Лукас окончил перечень. — Трудно в это поверить, но здесь находится и Дензиль вместе с…
— Я знаю. И как раз собираюсь сходить и порадовать их вестью о своем скором выздоровлении. А ты знаешь, где Фалаиса?
— Да, Мартин успел обнаружить, где они держат ее. Гидеон с людьми держатся рядом, чтобы ее не увезли тайно.
Королева находилась в противоположном крыле. Окровавленные и оборванные, Томас с Каде произвели по дороге изрядное впечатление. Томас хромал и постоянно боролся с желанием опереться о стену. Наконец они оказались перед дверью в покои, которые охраняли пятеро усталых, потрепанных после боя людей с городскими кокардами, за ними в свой черед приглядывали шестеро гвардейцев во главе с Гидеоном.
Лейтенант расхаживал по комнате, когда в ней появился Томас в сопровождении Лукаса; судя по лицу, Гидеона разрывали терзания. Он в смятении начал:
— Сэр, я…
— Молчи, — прервал его Томас и направился в следующую комнату.
Городовые стражники следили за ним с любопытством и даже не попытались остановить, однако внутри несколько преданных Дензилю альбонцев, предоставленных герцогу Роландом и присягнувших новому господину, преградили ему путь. Томас не выдержал и оттолкнул одного:
— Ну, знаете ли, господа!
Рыцари прекрасно осознавали, что, отказывая лейтенанту гвардии королевы в праве видеть ее, они нарушают все правила; к тому же, преграждая дорогу капитану, они практически признаются в соучастии в похищении. Старший из рыцарей явно смутился.
— Мы… нам приказали, — промямлил он.
Фалаиса распахнула дверь и стала на пороге, широко раскрыв глаза. Она по-прежнему была одета в костюм для верховой езды, волосы ее рассыпались по плечам. Королева с неподдельной радостью произнесла: