Стихотворения 1825

Пушкин Александр Сергеевич

EX UNGUE LEONEM.

Недавно я стихами как-то свистнул И выдал их без подписи моей; Журнальный шут о них статейку тиснул, Без подписи ж пустив ее, злодей. Но что ж? Ни мне, ни площадному шуту Не удалось прикрыть своих проказ: Он по когтям узнал меня в минуту, Я по ушам узнал его как раз.

П. А. О***. [ОСИПОВОЙ]

Быть может, уж недолго мне В изгнаньи мирном оставаться, Вздыхать о милой старине И сельской музе в тишине Душой беспечной предаваться. Но и в дали, в краю чужом Я буду мыслию всегдашней Бродить Тригорского кругом, В лугах, у речки, над холмом, В саду под сенью лип домашней. Когда померкнет ясный день, Одна из глубины могильной Так иногда в родную сень Летит тоскующая тень На милых бросить взор умильный.

* * *

Храни меня, мой талисман. Храни меня во дни гоненья, Во дни раскаянья, волненья: Ты в день печали был мне дан. Когда подымет океан Вокруг меня валы ревучи, Когда грозою грянут тучи — Храни меня, мой талисман. В уединеньи чуждых стран, На лоне скучного покоя, В тревоге пламенного боя Храни меня, мой талисман. Священный сладостный обман, Души волшебное светило…. Оно сокрылось, изменило…. Храни меня, "мой" талисман. Пускай же в век сердечных ран Не растравит воспоминанье. Прощай, надежда; спи, желанье; Храни меня, мой талисман.

АНДРЕЙ ШЕНЬЕ. ПОСВЯЩЕНО Н. Н. РАЕВСКОМУ.

A insi, triste et caplif, ma lyre toutefois s'éveillait… Меж тем, как изумленный мир На урну Байрона взирает, И хору европейских

лир Близ Данте тень его внимает, Зовет меня другая тень, Давно без песен, без рыданий С кровавой плахи в дни страданий Сошедшая в могильну сень. Певцу любви, дубрав и мира Несу надгробные цветы. Звучит незнаемая лира, Пою. Мне внемлет он и ты. Подъялась вновь усталая секира И жертву новую зовет. Певец готов; задумчивая лира В последний раз ему поет. [9] Заутра казнь, привычный пир народу; Но лира юного певца О чем поет? Поет она свободу: Не изменилась до конца! "Приветствую тебя, мое светило! Я славил твой небесный лик, Когда он искрою возник, Когда ты в буре восходило. Я славил твой священный гром, Когда он разметал позорную твердыню И власти древнюю гордыню Развеял пеплом и стыдом: Я зрел твоих сынов гражданскую отвагу, Я слышал братский их обет, Великодушную присягу И самовластию бестрепетный ответ. Я зрел, как их могущи волны Всё ниспровергли, увлекли, И пламенный трибун предрек, восторга полный, Перерождение земли. Уже сиял твой мудрый гений, Уже в бессмертный Пантеон Святых изгнанников входили славны тени, От пелены предрассуждений Разоблачался ветхий трон; Оковы падали. Закон, На вольность опершись, провозгласил равенство, И мы воскликнули: Блаженство! О горе! о безумный сон! Где вольность и закон? Над нами Единый властвует топор. Мы свергнули царей. Убийцу с палачами Избрали мы в цари. О ужас! о позор! Но ты, священная свобода, Богиня чистая, нет, — не виновна ты, В порывах буйной слепоты, В презренном бешенстве народа, Сокрылась ты от нас; целебный твой сосуд Завешен пеленой кровавой: Но ты придешь опять со мщением и славой, — И вновь твои враги падут; Народ, вкусивший раз твой нектар освященный, Всё ищет вновь упиться им; Как будто Вакхом разъяренный, Он бродит, жаждою томим; Так — он найдет тебя. Под сению равенства В объятиях твоих он сладко отдохнет; Так буря мрачная минет! Но я не узрю вас, дни славы, дни блаженства: Я плахе обречен. Последние часы Влачу. Заутра казнь. Торжественной рукою Палач мою главу подымет за власы Над равнодушною толпою. Простите, о друзья! Мой бесприютный прах Не будет почивать в саду, где провождали Мы дни беспечные в науках и в пирах И место наших урн заране назначали. Но, други, если обо мне Священно вам воспоминанье. Исполните мое последнее желанье: Оплачьте, милые, мой жребий в тишине; Страшитесь возбудить слезами подозренье; В наш век, вы знаете, и слезы преступленье: О брате сожалеть не смеет ныне брат. Еще ж одна мольба: вы слушали стократ Стихи, летучих дум небрежные созданья, Разнообразные, заветные преданья Всей младости моей. Надежды и мечты, И слезы, и любовь, друзья, сии листы Всю жизнь мою хранят. У Авеля, у Фанни [10] , Молю, найдите их; невинной музы дани Сберите. Строгий свет, надменная молва Не будут ведать их. Увы, моя глава Безвременно падет: мой недозрелый гений Для славы не свершил возвышенных творений; Я скоро весь умру. Но, тень мою любя, Храните рукопись, о други, для себя! Когда гроза пройдет, толпою суеверной Сбирайтесь иногда читать мой свиток верный, И, долго слушая, скажите: это он; Вот речь его. А я, забыв могильный сон, Взойду невидимо и сяду между вами, И сам заслушаюсь, и вашими слезами Упьюсь… и, может быть, утешен буду я Любовью; может быть, и Узница моя, [11] Уныла и бледна, стихам любви внимая…" Но, песни нежные мгновенно прерывая, Младой певец поник задумчивой главой. Пора весны его с любовию, тоской Промчалась перед ним. Красавиц томны очи И песни, и пиры, и пламенные ночи, Всё вместе ожило; и сердце понеслось Далече… и стихов журчанье излилось: "Куда, куда завлек меня враждебный гений? Рожденный для любви, для мирных искушений, Зачем я покидал безвестной жизни тень, Свободу и друзей, и сладостную лень? Судьба лелеяла мою златую младость; Беспечною рукой меня венчала радость, И муза чистая делила мой досуг. На шумных вечерах друзей любимый друг, Я сладко оглашал и смехом, и стихами Сень, охраненную домашними богами. Когда ж, вакхической тревогой утомясь И новым пламенем незапно воспалясь, Я утром наконец являлся к милой деве И находил ее в смятении и гневе; Когда, с угрозами, и слезы на глазах, Мой проклиная век, утраченный в пирах, Она меня гнала, бранила и прощала: Как сладко жизнь моя лилась и утекала! Зачем от жизни сей, ленивой и простой, Я кинулся туда, где ужас роковой, Где страсти дикие, где буйные невежды, И злоба, и корысть! Куда, мои надежды, Вы завлекли меня! Что делать было мне, Мне, верному любви, стихам и тишине, На низком поприще с презренными бойцами! Мне ль было управлять строптивыми конями И круто напрягать бессильные бразды? И что ж оставлю я? Забытые следы Безумной ревности и дерзости ничтожной. Погибни, голос мой, и ты, о призрак ложный, Ты, слово, звук пустой… О, нет! Умолкни, ропот малодушный! Гордись и радуйся, поэт: Ты не поник главой послушной Перед позором наших лет; Ты презрел мощного злодея; Твой светоч, грозно пламенея, Жестоким блеском озарил Совет правителей бесславных; [12] Твой бич настигнул их, казнил Сих палачей самодержавных: Твой стих свистал по их главам; Ты звал на них, ты славил Немезиду; Ты пел Маратовым жрецам Кинжал и деву-эвмениду! Когда святой старик от плахи отрывал Венчанную главу рукой оцепенелой, Ты смело им обоим руку дал, И перед вами трепетал Ареопаг остервенелый. Гордись, гордись, певец; а ты, свирепый зверь, Моей главой играй теперь: Она в твоих когтях. Но слушай, знай, безбожный: Мой крик, мой ярый смех преследует тебя! Пей нашу кровь, живи, губя: Ты всё пигмей, пигмей ничтожный. И час придет… и он уж недалек: Падешь, тиран! Негодованье Воспрянет наконец. Отечества рыданье Разбудит утомленный рок. Теперь иду… пора… но ты ступай за мною; Я жду тебя". Так пел восторженный поэт. И всё покоилось. Лампады тихий свет Бледнел пред утренней зарею, И утро веяло в темницу. И поэт К решотке поднял важны взоры… Вдруг шум. Пришли, зовут. Они! Надежды нет! Звучат ключи, замки, запоры. Зовут… Постой, постой; день только, день один: И казней нет, и всем свобода, И жив великий гражданин Среди великого народа [13] . Не слышат. Шествие безмолвно. Ждет палач. Но дружба смертный путь поэта очарует [14] . Вот плаха. Он взошел. Он славу именует… [15] Плачь, муза, плачь!..

9

Comme un dernier rayon, comme un dernier zéphyre Anime le soir d'un beau jour, Au pied de l'échafaud j'essaie encor ma lyre. (V. Les derniers vers d'André Chénier).

10

У Авеля, у Фанни.

Abel, doux confident des mes jeunes mystères (El. I): один из друзей А. Ш.

Fanni, l'une des maîtresses d'An. Ch. Voyez les odes qui lui sont adressées.

11

И Узница моя.

V. La jeune Captive (M-lle de Coigny).

12

Voyez ses ïambes.

Chénier avait mérité la haine des factieux. Il avait célébré Charlotte Corday, flétri Collot d'Herbois, attaqué Robespierre. — On sait que le roi avait demandé à l'Assemblée, par une lettre pleine de calme et de dignité, le droit d'appeler au peuple du jugement qui le condamnait. Cette lettre signée dans la nuit du 17 au 18 janvier est d'André Chénier.

(H. de la Touche.)

13

Он был казнен 8 термидора, т. е. накануне низвержения Робеспиерра.

14

На роковой телеге везли на казнь с Ан. Шенье и поэта Руше, его друга. Ils parlèrent de poésie à leurs derniers moments: pour eux après l'amitié c'était la plus belle chose de la terre. Racine fut l'objet de leur entretient et de leur dernière admiration. Ils voulurent réciter ses vers. Ils choisirent la première scène d'Andromaque.

(H. de la Touche.)

15

На месте казни он ударил себя в голову и сказал: pourtant j'avais quelque chose là.

[K РОДЗЯНКЕ.]

Ты обещал о романтизме, О сем парнасском афеизме, Потолковать еще со мной, Полтавских муз поведать тайны, А пишешь мне об ней одной… Нет, это ясно, милый мой, Нет, ты влюблен, Пирон Украйны! Ты прав: что может быть важней На свете женщины прекрасной? Улыбка, взор ее очей Дороже злата и честей, Дороже славы разногласной… Поговорим опять об ней. Хвалю, мой друг, ее охоту, Поотдохнув, рожать детей, Подобных матери своей; И счастлив, кто разделит с ней Сию приятную заботу: Не наведет она зевоту, Дай бог, чтоб только Гименей Меж тем продлил свою дремоту. Но не согласен я с тобой, Не одобряю я развода! Во-первых, веры долг святой, Закон и самая природа… А

во-вторых, замечу я, Благопристойные мужья Для умных жен необходимы: При них домашние друзья Иль чуть заметны, иль незримы. Поверьте, милые мои, Одно другому помогает, И солнце брака затмевает Звезду стыдливую любви.

К***. [КЕРН]

Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. В томленьях грусти безнадежной, В тревогах шумной суеты, Звучал мне долго голос нежный, И снились милые черты. Шли годы. Бурь порыв мятежный Рассеял прежние мечты. И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты. В глуши, во мраке заточенья Тянулись тихо дни мои Без божества, без вдохновенья, Без слез, без жизни, без любви. Душе настало пробужденье: И вот опять явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. И сердце бьется в упоенье, И для него воскресли вновь И божество и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь.

* * *

Блестит луна, недвижно море спит, Молчат сады роскошные Гассана. Но кто же там во мгле дерев сидит На мраморе печального фонтана? Арап-эвнух, гарема страж седой, И с ним его товарищ молодой. "[Мизрур], недуг тоски душевной Не от меня сокроешь ты. Твой мрачный взор, твой ропот гневный, Твои свирепые мечты Уже давно мне всё сказали. Я знаю — жизнь тебе тяжка. А что виной твоей печали? Мой сын, послушай старика".

ЖЕНИХ.

Три дня купеческая дочь Наташа пропадала; Она на двор на третью ночь Без памяти вбежала. Вопросами отец и мать К Наташе стали приступать. Наташа их не слышит, Дрожит и еле дышит. Тужила мать, тужил отец, И долго приступали, И отступились наконец, А тайны не узнали. Наташа стала, как была, Опять румяна, весела, Опять пошла с сестрами Сидеть за воротами. Раз у тесовых у ворот, С подружками своими, Сидела девица — и вот Промчалась перед ними Лихая тройка с молодцом. Конями, крытыми ковром, В санях он стоя правит И гонит всех, и давит. Он, поровнявшись, поглядел, Наташа поглядела, Он вихрем мимо пролетел, Наташа помертвела. Стремглав домой она бежит. "Он! он! узнала! — говорит, — Он, точно он! держите, Друзья мои, спасите!" Печально слушает семья, Качая головою; Отец ей: "Милая моя, Откройся предо мною. Обидел кто тебя, скажи, Хоть только след нам укажи". Наташа плачет снова. И более ни слова. Наутро сваха к ним на двор Нежданая приходит. Наташу хвалит, разговор С отцом ее заводит: "У вас товар, у нас купец; Собою парень молодец, И статный, и проворный, Не вздорный, не зазорный. Богат, умен, ни перед кем Не кланяется в пояс, А как боярин между тем Живет, не беспокоясь: А подарит невесте вдруг И лисью шубу, и жемчуг, И перстни золотые, И платья парчевые. Катаясь, видел он вчера Ее за воротами; Не по рукам ли, да с двора, Да в церковь с образами?" Она сидит за пирогом, Да речь ведет обиняком, А бедная невеста Себе не видит места. "Согласен, — говорит отец; — Ступай благополучно, Моя Наташа, под венец: Одной в светелке скучно. Не век девицей вековать, Не всё косатке распевать, Пора гнездо устроить, Чтоб детушек покоить". Наташа к стенке уперлась И слово молвить хочет — Вдруг зарыдала, затряслась, И плачет и хохочет. В смятеньи сваха к ней бежит, Водой студеною поит И льет остаток чаши На голову Наташи. Крушится, охает семья. Опомнилась Наташа И говорит: "Послушна я, Святая воля ваша. Зовите жениха на пир, Пеките хлебы на весь мир, На славу мед варите, Да суд на пир зовите". "Изволь, Наташа, ангел мой! Готов тебе в забаву Я жизнь отдать!" — И пир горой; Пекут, варят на славу. Вот гости честные нашли, За стол невесту повели; Поют подружки, плачут, А вот и сани скачут. Вот и жених — и все за стол. Звенят, гремят стаканы, Заздравный ковш кругом пошел; Всё шумно, гости пьяны. Жених. "А что же, милые друзья, Невеста красная моя Не пьет, не ест, не служит: О чем невеста тужит?" Невеста жениху в ответ: "Откроюсь на удачу. Душе моей покоя нет, И день, и ночь я плачу. Недобрый сон меня крушит". Отец ей: "Что ж твой сон гласит? Скажи нам, что такое, Дитя мое родное?" "Мне снилось, — говорит она, — Зашла я в лес дремучий, И было поздно; чуть луна Светила из-за тучи; С тропинки сбилась я: в глуши Не слышно было ни души, И сосны лишь да ели Вершинами шумели. И вдруг, как будто наяву, Изба передо мною. Я к ней, стучу — молчат. Зову — Ответа нет; с мольбою Дверь отворила я. Вхожу — В избе свеча горит; гляжу — Везде сребро да злато, Всё светло и богато". Жених. "А чем же худ, сказки, твой сон? Знать жить тебе богато". Невеста. "Постой, сударь, не кончен он. На серебро, на злато, На сукна, коврики, парчу, На новгородскую камчу Я молча любовалась И диву дивовалась. Вдруг слышу крик и конский топ.. Подъехали к крылечку. Я поскорее дверью хлоп, И спряталась за печку. Вот слышу много голосов… Взошли двенадцать молодцов, И с ними голубица Красавица-девица. Взошли толпой, не поклонясь, Икон не замечая; За стол садятся, не молясь И шапок не снимая. На первом месте брат большой, По праву руку брат меньшой, По леву голубица Красавица-девица. Крик, хохот, песни, шум и звон, Разгульное похмелье…" Жених. "А чем же худ, скажи, твой сон? Вещает он веселье". Невеста. "Постой, сударь, не кончен он. Идет похмелье, гром и звон, Пир весело бушует, Лишь девица горюет. Сидит, молчит, ни ест, ни пьет И током слезы точит, А старший брат свой нож берет, Присвистывая точит; Глядит на девицу-красу, И вдруг хватает за косу, Злодей девицу губит, Ей праву руку рубит". "Ну, это, — говорит жених, — Прямая небылица! Но не тужи, твой сон не лих, Поверь, душа-девица". Она глядит ему в лицо. "А это с чьей руки кольцо?" Вдруг молвила невеста, И все привстали с места. Кольцо катится и звенит, Жених дрожит бледнея; Смутились гости. — Суд гласит: "Держи, вязать злодея!" Злодей окован, обличен, И скоро смертию казнен. Прославилась Наташа! И вся тут песня наша.

* * *

Если жизнь тебя обманет, Не печалься, не сердись! В день уныния смирись: День веселья, верь, настанет. Сердце в будущем живет; Настоящее уныло: Всё мгновенно, всё пройдет; Что пройдет, то будет мило.

* * *

Заступники кнута и плети, [О знаменитые[?]] князь[я], [За [всё] [?]] жена [моя] [и] дети [Вам благодарны] как [и я][?]. За вас молить [я] бога буду И никогда не позабуду. Когда позовут Меня на полную[?] расправу, За ваше здравие и славу Я[?] дам[?] царю[?] мой первый кнут.

* * *

[Словесность русская больна] Лежит в истерике она И бредит языком мечтаний, [И хладный между тем зоил Ей Каченовский застудил] Теченье месячных изданий.

* * *

На небесах печальная луна Встречается с веселою [зарею], Одна горит, другая холодна. Заря блестит невестой молодою, Луна пред ней, как мертвая, бледна. Так встретился, Эльвина, я с тобою.

[ИЗ ПИСЬМА К ВЯЗЕМСКОМУ.]

Сатирик и поэт любовный, Наш Аристип и Асмодей, Ты не племянник Анны Львовны, Покойной тетушки моей. Писатель нежный, тонкий, острый, Мой дядюшка — не дядя твой, Но, милый, — музы наши сестры, Итак, ты всё же братец мой.

ВАКХИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ.

Что смолкнул веселия глас? Раздайтесь, вакхальны припевы! Да здравствуют нежные девы И юные жены, любившие нас! Полнее стакан наливайте! На звонкое дно В густое вино Заветные кольца бросайте! Подымем стаканы, содвинем их разом! Да здравствуют музы, да здравствует разум! Ты, солнце святое, гори! Как эта лампада бледнеет Пред ясным восходом зари, Так ложная мудрость мерцает и тлеет Пред солнцем бессмертным ума. Да здравствует солнце, да скроется тьма!