Стихотворения и поэмы. Рассказы. Борислав смеется
Шрифт:
ГЕРОЙ ПОНЕВОЛЕ
I
Старый рассыльный львовского магистрата, в мундире национального гвардейца, в сборчатом кафтане с вишнево-красными отворотами, в сапогах и при сабле, тихонько отворил дверь в канцелярию императорско-королевской государственной бухгалтерии. Узкая, продолговатая комната со сводчатым потолком тонула в полумраке: шел только девятый час, к тому же этот день первого ноября 1848 года был лопастный и хмурый, словно чем-то рассерженный. И канцелярии, похожей на большой семейный склеп, стояла тишина, а черные деревянные конторские столы, вытянувшиеся в два
— Это вы, пан Калинович? — спросил он, оборотись в ту сторону, откуда слышался скрип.
— Я. Здравствуйте, пан Згарский, — сказал Кадилонич, повернувшись к дверям и закладывая перо за ухо.
— Я думал, в канцелярии нет никого, — проговорил Згарский, входя в канцелярию и затворяя за собой дверь.
— Не намного ошиблись, — сказал с усмешкой Калинович. — Как видите, я один. Прихожу ровно в восемь — нет никого. Разделся, засел за работу, думаю: вот-вот придут. Но нет, прошло четверть часа, и половина, и три четверти, а вот уже и девять пробило, а наших господ все нет и нет в канцелярии. Что это значит, пан Згарский?
— Что это значит, — повторил как-то значительно Згарский. — Гм, откуда мне знать.
— Но ведь сегодня не праздник? — неуверенно улыбаясь, проговорил Калинович.
— Нет. По календарю праздника нет.
— Ну, может, какой-нибудь народный праздник?
— Откуда мне знать! — таинственно проговорил Згарский, махнув рукой. И, наклонясь к Калиновичу, добавил тихо: — Праздника нет, но, кажется, будет праздник.
— Какой праздник?
— Не знаете?
— Что я должен знать? Ничего не знаю.
— Не читали газет?
— Э, стану я читать газеты! Ругаются, дерутся, визжат, и все попусту.
— Ну, иногда и в мякине зерно встретить. Вот и оглядите-ка! Нашу газету все-таки, следовало бы читать.
И он с таинственным видом вынул из кармана сложенный вчетверо номер газеты «Gazeta Powszechna godio Postep» [99] от 30 октября. Калинович развернул газету и начал пробегать ее глазами, а тем временем Згарский смотрел ему в лицо, улыбаясь в седые усы и покачивая головой. Спустя несколько минут Калинович отложил газету в сторону и, взглянув на рассыльного, спросил его с разочарованным видом:
99
«Газета для всех, лозунг Прогресс» (польск.).
— Ну и что же? Все старая требуха.
— Да? Не нашли ничего необычного?
— Необычного? — протянул Калинович и, точно не веря своим глазам, начал снова пробегать столбцы газеты.
— Нет, ничего такого не могу найти, — произнес он наконец, снова кладя газету на стол.
— А ну, прочитайте вот это! — сказал рассыльный, тыча пальцем в самый конец номера, где крупными буквами было напечатано по-польски:
«Уведомление
Главное управление города Львова создало в своем составе комиссию безопасности, общественного порядка и национальной гвардии, задачей которой является охрана безопасности и общественного порядка и принятие всех
Калинович поначалу читал это объявление как-то небрежно, вполголоса, но чем ближе подходил к концу, тем медленнее, внимательнее и отчетливее произносил слово за словом. Заключительную фразу едва выдавил из себя, точно на грудь его навалился тяжелый камень.
— Пан Згарский, — произнес он, внимательно всматриваясь в лицо посыльного, — ради бога, что это означает?
— Вы, пан счетовод, мудрая голова, ученее меня, — ответил Згарский с довольной улыбкой. — Так, может, мне следовало бы прийти к вам и сказать: пан счетовод, будьте любезны, объясните мне, что это означает?
— Не шутите! — сказал с беспокойством Калинович. — Ведь это… это…
— Понюхайте, чем оно пахнет!
Калинович как-то машинально поднес газету к носу и вдруг резко отбросил ее прочь.
— Пахнет революцией! Comite du salut publique! [100] «Соответственные меры… В случае необходимости… Каждый житель, постоянный или временный, обязан подчиняться…» Диктатура! «Охрана безопасности и общественного порядка» — а для чего же существует полиция, народная гвардия? И кто, собственно, нарушает покой и безопасность? Против кого направлено острие этого постановления?
100
Комитет общественной безопасности! (франц.)
Калинович поднял очки высоко на лоб и посмотрел из своего кресла вверх, на 3гарского, который стоял рядом с ним и тоже заглядывал в газету.
— Не знаете, против кого? Кто нарушает спокойствие? Не читали газет? Там в каждом номере по десять раз повторяют, что во всем виновато имперское войско.
— Значит, против него…
— Не слыхали, у нас уже не только свое войско, но и свой комендант, генерал Выбрановский, считающийся главным командующим гвардией по всему краю.
— Ну, я это знаю. Ясное дело, уж на что, на что, а на отсутствие генералов не придется жаловаться, лишь бы рядовые солдаты были, — с горечью сказал Калинович. — Но от генеральства пана Выбрановского до этого шага главного управления еще довольно далеко. Чего они хотят? К чему стремятся?
— Ой, пан счетовод! — не то сердито, не то шутливо проговорил Згарский. — Как же вы медленно считаете! А не читали вы всего несколько дней назад вот это?
И он из другого кармана вынул другой номер той же газеты, датированный 28 октября, и показал ему отчеркнутый красным карандашом абзац на первой странице:
«Организуемся в соответствии с новейшими принципами нынешней революции, а в момент общественных волнений пусть ведет нас всегда одна общая мысль — демократическая Польша!»
— Ну что? Разве это не ясно? — спросил рассыльный, понизив голос.
— «Демократическая Польша»! — бормотал между тем Калинович. — Ну, а мы с вами русины, так что с нами будет? Мы и демократы, однако придется ли нам по вкусу эта «демократическая Польша»? Вот еще и Польши этой нет, а вас, старика, не спросили, поляк вы или русин, а всунули в польскую ливрею, да еще и конфедератку на старую голову напялили.
— Ну да, а если не хочешь, так вон со службы на старости лет! — добавил рассыльный.