Стихотворения и поэмы

Чиковани Симон Иванович

116. Два крыла. Перевод С. Куняева

По всем путям со мной ходила ты. Двадцатилетний путь прошла со мною. И пройденные годы, как хребты, стоят и застывают за спиною. Над нами мелкий дождик моросил. Смывал обиды, сплетни, небылицы. И все-таки тебя я сохранил, сберег, как сокола на рукавице. У нас один очаг и два крыла. В

твоих глазах горит заря рассвета. А голова моя белым-бела, бела от нерастаявшего снега. А время за спиною у меня, но мы уходим от его погони. Так оседлай, в который раз, коня, я вылечу, как птица из ладони! Я предлагаю старости — уйти! Я не унижусь. И не успокоюсь. Не покорюсь. Пускай к концу пути такой же снег твои виски покроет. Ты отправляешь письма. Ты мой сон послеобеденный оберегаешь. Кура к нам вечерами на балкон приходит в гости — ты ее встречаешь. Настолько неразлучны ты и я — в одной горсти сумеем уместиться… Твое дыханье, словно шум ручья, я слышу по ночам, когда не спится. Я мог бы дров в ущелье нарубить и затравить оленя или тура, расплавить лед, и кровь и пот пролить, и ждать тебя, пока не вспыхнет утро. Я прихожу — ты отворяешь дверь, ты ждешь меня. Ты любишь гром весенний. Укрой меня от всяческих потерь и не пусти в жилище дождь вечерний. Смотри же не споткнись, не упади, когда потянешься к цветам и звездам. …Всё невпопад стучит в моей груди моя любовь к тебе, к рассвету, к веснам. 1953

117. Цветы. Перевод Б. Пастернака

С цветами входя, ты снаружи заносишь дыханье полей. Тебе, целый день недосужей, средь них хлопотать веселей. Я ставлю цветы эти в банку с сознаньем, забытым давно: дни лета, я встал спозаранку, дни детства, и в доме темно. Иные цветы словно шпорцы жар-птицы. Свидетель я сам, — дивились суровые горцы, как дети, мудреным цветам. Иные цветы вроде рога. Иные — как помощь в пути. С собой мы берем их в дорогу, чтоб с честью до цели дойти. Цветы не бывают пустыми. В них воздух, в них ветер сокрыт. Наряд твой, украшенный ими, как бы бубенцами обшит. Возьмем их и к платью приколем и к выходу, к двери шагнем, и вот виноградником, полем, дорогой становится дом. Я ставлю их в сердце, как в вазу, цветами уставив весь стол. Для них я бродил по Кавказу и родину всю обошел. Я шел и не видел покоя, в пути головы не терял, я думал о ближних с тоскою, я жатву для братьев сбирал. Теперь, вдохновленный цветами, трублю я по-прежнему в рог. Я выкинул юности знамя, я пламя усердья разжег. 1955

118. Снежок. Перевод Б. Пастернака

Ты в меня запустила снежком. Я давно человек уже зрелый. Как при возрасте этом моем шутишь ты так развязно и смело? Снег забился мне за воротник, и вода затекает за шею. Снег мне, кажется, в душу проник, и от холода я молодею. Что мы смотрим на снежную гладь? Мы ее, чего доброго, сглазим. Не могу своих мыслей собрать. Ты снежком своим сбила их наземь. Седины моей белой кудель ты засыпала белой порошей. Ты попала без промаха в цель и в восторге забила в ладоши. Что мне возраст и вид пожилой? Он мне только страданье усилит, я дрожащей любовной стрелой ранен в бедное сердце навылет. Ты добилась опять своего, лишний раз доказав свою силу в миг, когда ни с того ни с сего снежным комом в меня угодила. 1957

119. Тбилисский снег. Перевод Е. Евтушенко

Проходят люди, оступаются — глаза слепит им белизной, как будто с неба осыпаются цветы, посеянные мной. Во мне весь город с гамом, гомоном — звонки трамваев, стук подков. Как облака, парю над городом. Иду, как снег из облаков. Тбилиси, всё не сразу скажется, ты — моя совесть, ты — мой суд. А снег твой снегом только кажется — ткемали белые цветут!