Стихотворения и поэмы

Кедрин Дмитрий Борисович

1939

КЛУБОК ЖИЗНИ

Коль жизнь мою смотаешь — не велик Покажется ее клубок тугой, А размотай — и с одного конца Едва увидишь ты конец другой!

1939

С ГРУЗИНСКОГО

Александр Абашели

КРАСНОЗНАМЕННАЯ

В небесах, под клекот гневный Плыл орел железнокрылый… У врага отбив деревню, Наша рать в нее входила. Словно море, пели люди, Четким шагом землю меря: "Кто разил уже, тот будет Впредь разить лесного зверя!" Шли бойцы, и так алело В небесах над ними знамя, Так от топота звенела Вся земля под их ногами, Так приветливо ласкало Их сиянье голубое, — Будто сталь клинка сверкала У врага над головою! Из ворот глядели деды На советских исполинов, И цвела заря победы На косых крылах орлиных.

1942

С ЛИТОВСКОГО

Людас Гира

БЕРЕЗКА

Ой,

стоит в Литве березка У реки, под горкой. До земли она вершину Клонит в думе горькой. Ветер западный качает Ствол березки белой. Он сломал ее вершину, Он ей больно сделал. Как топор, ее обрезал Этот ветер черный. Рядом — дерево другое Выворотил с корнем. Лучше он не дул бы, этот Ветер чернокрылый: Много в маленькой деревне Горя натворил он! Тихим утром он пронесся Над спокойным краем — И затлелись в нем пожары, Села пожирая. С той лихой поры березка Никнет в думе смутной, Днем и ночью всё тоскует, Вечером и утром. Вдаль глядится, словно хочет На восток пробраться, В край, куда ушло в то утро Много наших братцев. Передать велит поклон им Перелетным птицам, Чувствуя, что дали клятву Братцы возвратиться. Ой, зеленая березка! Жди их ежечасно. Ты права: они вернутся В край свой утром ясным. Вновь придут они с победой, Разгромив фашистов, — В грозных танках, на ретивых Конях норовистых. Отобрав у подлых немцев Землю-мать сырую, Мимо сломанной березки Мы промаршируем. У березки той литовской, Что в зеленом дыме Ждет нас, — мы поднимем шапки В честь страны родимой. Пред собой Литвы родимой Увидавши дали, Вспомним клятву, что березке И Литве мы дали. Мы поклялись землепашцам, Поклялись рабочим, Что жестокий меч расплаты На врагов наточим. Что Литвы земля святая Снова будет чистой, Что с нее метлой железной Мы сметем фашистов. Что под красною звездою Над землею будет Господином, кто над нею Руки сам натрудит. Что Литва, земля святая Наших предков славных, Будет вновь в семье народов Равною из равных. Знай: мы выполним, березка, То, что раз мы скажем. Уж недолго всем народам Быть под гнетом вражьим. Скоро все мы дома будем, Белая подружка, Жди — и в сторону Востока Поверни верхушку. И когда заслышишь звуки Песенки походной, — Знай, зеленая: мы близко, Мы уже подходим!

1942

Саломея Нерис

МАТЬ

На березах почки Стали зацветать. Четверых сыночков Проводила мать. У старухи слезы Застилают взгляд. Старые березы У ворот шумят. Крепкий и плечистый Первый сын — герой Молодым танкистом Понесется в бой, Под вторым — чубарый Пляшет, чуя плеть. Не придется старой За него краснеть. Смерть врагам жестоким Третий сын несет: По небу он, сокол, Водит самолет. Снайпером четвертый Смотрит в темноту. Много немцев мертвых На его счету! На березах листья Свежие шумят, Голубями письма К матери летят. Тот у ненавистных Немцев мост взорвал, Уложил фашиста Этот наповал. Старые березы Август золотит, Мать роняет слезы: Старший сын убит. Что же! Зубы стисни, Сдерживайся, мать, Ласточками письма От троих летят. А березам в осень Облетать, не цвесть. Ей зима приносит Вновь дурную весть. Позабыв усталость, Снежный ветер, вей. У нее осталось Двое сыновей. Пригревает солнце, С гор бежит вода, Стукнула в оконце Новая беда. Вновь березы вскоре Зашумят, да что ж! В старом сердце горе Точно острый нож. Велика утрата, Горюшко без дна, — Три сынка, три брата Унесла война. Ветви: "Не печалься, — Шепчут у ворот, — Младший сын остался Он к тебе придет!" Но с березы веток Щелкнул соловей, Что у старой нету Больше сыновей. То не буйный ветер Морщил речки гладь, — То о мертвых детях Убивалась мать: Голову склоняла У берез в тени, Землю целовала, Где лежат они. Тропкой на погосте Уходила мать — На полях их кости Белые собрать. В лес пришла к отряду Смелых партизан, И блеснула радость По ее глазам: Статны и румяны, Зорки и сильны, Эти партизаны — Все ее сыны.

1942

МАТЬ КРАСНОАРМЕЙЦА

Помню я, в сентябре это было: Уходили на запад полки, Сына хлебом старуха кормила Из морщинистой теплой руки. Этот хлеб прибавлял ему силы: Он был хлебом отчизны. Он был Снят с полей его родины милой, С тех, что сам он когда-то косил. И налившийся силой стальною, Сын готов был к борьбе и труду. Под стальной, под осенней луною — "Мать! — сказал он. — Прощай! Я иду! Вот тебе мое вещее слово: Я вернусь. А погибну, — не плачь! Пусть друзья мои будут готовы Сбросить гнет, что несет нам палач!.." Помню я, в сентябре это было: Мать шептала, грустна и горда: "Смыть фашистскую черную силу Кровь героев должна навсегда!"

1942

* Пушек хриплый кашель *

Пушек хриплый кашель В роще раздается, А у рощи нашей Василек смеется. Щелкает бесстрашно Жаворонок-птица, А по горным пашням Ходит смерть, как жница. Ты меня не сглазишь, Цветик мой хороший: Я винтовку наземь Всё равно не брошу. Я железной стану, Буду ледяною, Пока ходит пьяный Враг моей страною. Всё за песню требуй, Жаворонок-птица, Но зачем ты в небе Вздумал загруститься? Для чего ты, пташка, Вьешься надо мною, Говорят, что тяжко Умирать весною? Разве смерть коснется Тех, что жизнь любили?.. Нам, бесстрашным, солнце Светит и в могиле!

1942

С ОСЕТИНСКОГО

Коста Хетагуров

ЗНАЮ

Знаю, притворно поплакав, Справят обряд похорон. Скажут: "Покой его праху! Только лишь маялся он". К тризне заколют скотинку, Чтоб не постился народ. Память мою на поминках Друг аракою запьет. Спорить до вечера будут, — Где я: в аду иль раю?.. Поговорят — и забудут Даже могилу мою!

<1939>

МУЖЧИНА ИЛИ ЖЕНЩИНА?

С песней крестьяне проходят ущельями, Но обрывается песня косца: Глядь, — на дорогу из горной расщелины Череп упал и рука мертвеца. Шутят крестьяне: "Видать, запустелые Наши дороги бедняге должны!" Челюсти черепа белые-белые Мертвой усмешкою обнажены. Облит закатом, он блещет, как золото, Смотрят глазницы подобно очам… Вдруг ядовитою струйкою холода Страх пробежал у крестьян по плечам. "Люди! — отшельник сказал из пещеры им. — Что у вас там?" — "Вот хотим угадать — Кто потерял этот череп ощеренный: Доблестный муж или честная мать?" "Экой народ! Вы глупее, чем перепел! — Старый отшельник воскликнул шутя. — Кто был хозяин этого черепа, Вмиг разгадает теперь и дитя! Всем нам особые свойства завещаны, Каждому нраву — примета своя. Кто же, скажите, не знает, что женщины Перед поминками не устоят? Чтобы узнать — то мертвец иль покойница, Надобно крикнуть: "Вон тело лежит!" Череп мужчины и с места не тронется, Женщины череп стремглав побежит!" Мало крестьяне поверили этому: "Видно, смеется над нами старик!" Но пренебречь не посмели советами И над находкою подняли крик: "Слава Хамбитте и царство небесное! Как он, бедняк, умирал тяжело!.." В черепе вдруг что-то щелкнуло, треснуло, И покатился он тропкой в село.

<1939>

ПРОЩАЙ!

Вот и готов я… И лапти, и посох, Пояс из прутьев — обнова в пути. Рваная шуба… И, солнцу утесов, Я говорю тебе: что же, прости! Ты от меня, дорогая, устала. Взгляд твой давно мне сказал: "Уходи!" Знаю, как сердце твое трепетало, Слышу твой стон, затаенный в груди. Вот и прощай, ты теперь уж не будешь Требовать впредь от меня ничего. Нынче, дитя, ты мой взгляд позабудешь, Завтра забудешь меня самого. Если ж, — когда ты опустишь ресницы, — Явится образ ушедшего прочь И беспокойному сердцу приснится Смерть его в поле в холодную ночь, — Ты не пугайся: не горе, а счастье Он принесет тебе, этот кошмар. Кто-то возьмет на себя все напасти, Чтоб от тебя отвести их удар. Я возьму в спутницы злую судьбину, Чтоб поскорей с ней конец обрести… Ты ж позабудь про печаль и кручину, Не сожалей, не горюй и — прости!

<1939>

С ТАТАРСКОГО

Муса Джалиль

КАСКА

Что ж! Пускай ты боец, закаленный в борьбе, Ну, а всё же скажу напрямик: Нелегко и с одеждой расстаться тебе, Если ты к ее складкам привык… Не однажды в жестоких сражениях я Защищал мою родину-мать, И осталась железная каска моя На бруствере окопа лежать. Был лесок впереди. Немчура из леска Нас огнем поливала три дня. И, казалось, связались с землей облака Желтой лентой сплошного огня. Ты — боец! Как бы враг ни палил, — карауль Все уловки фашистов в бою!.. Глянул я из окопа — и несколько пуль Тотчас щелкнули в каску мою. "Э! Видать, мою каску, — подумал я тут, — Взял на мушку немецкий стрелок. Он старается, чтоб и на пару минут Я привстать из окопа не мог!" Я поднял на штыке ее и в аккурат Над собою поставил, на вал. Немец к ней пристрелялся. Его автомат Так огнем ее и поливал! "Ну, молодчик, — я думал, — довольно тебе Тратить столько патронов и сил!.." Я укрытие немца нашел по стрельбе. И его наповал уложил. Прогремело "ура!". И пошла, как стена, На фашистов советская рать, И осталась пробитая каска одна На бруствере окопа лежать. Пусть она не годится!.. В окоп под горой Всё ж за ней я вернулся на миг: И с пробитою каской расстаться порой Нелегко, если ты к ней привык! А она мне надежной подругой была: Помогла уничтожить врага И в боях не однажды от смерти спасла, — Вот за что она мне дорога!