Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Замечательный поэт революции дважды побывал в Днепропетровске. Из воспоминаний Л. И. Кедриной известно, что "младокузнецы", и в том числе Дмитрий Кедрин, не пропустили ни одного выступления В. В. Маяковского в своем городе. Его уроки усваивались комсомольскими поэтами накрепко. Но сравнительно недавно стало известно, что примерно в те же годы Кедрин вел переписку с Максимилианом Волошиным, который, очевидно, был в его глазах продолжателем традиций русского классического стиха.
Именно такая готовность к восприятию уроков самых разных поэтических школ обещала со временем выработку интересной самостоятельной манеры. И молодому поэту из Днепропетровска удалось этого добиться. В некоторых его стихотворениях, созданных в середине 20-х годов, уже можно выделить сугубо кедринские обороты, мотивы, приемы. Встречаются они в "Казни" и "Кремле", в "Исповеди" и "Крылечке". В стихотворении "Затихший город" есть сожаление
Такая благожелательная, хотя и высказанная вскользь, оценка нэпа была совсем не в духе "младокузнецов", да и вообще комсомольских поэтов той непростой поры. Значит, "Постройка" была написана человеком, способным вырабатывать и высказывать нестандартные суждения по серьезным социальным вопросам. А этому человеку тогда не исполнилось и двадцати лет.
Пройдет совсем немного времени, и будет написано стихотворение, с которого, по нашему мнению, начинается отсчет художнической зрелости Дмитрия Кедрина. Имеется в виду "Прошение" (1928) — пронзительной силы монолог старого крестьянина, доведенного до отчаяния и бесчувствия белогвардейским произволом. Его сын Петр, защищая свою жену от пьяного насильника в поручичьих погонах, сорвал "ненароком" один из этих погон, за что и был арестован как "большевистский гад". Старик просит пощадить сына, без которого всей семье впору погибать:
А мы с благодарностью — подводу, коня ли, Последнюю рубашку, куда ни шло… А если Петра уже разменяли — Просим отдать барахло.В стихотворении около сорока строк, а как много в него вместилось — и ситуация, и три — как минимум — вполне зримых персонажа, и крестьянская психология. Потрясает концовка монолога. Потрясает без каких-либо громких слов и явных художественных приемов. Сила ее в достоверности. Рубашка на самом деле оказывается последней. Удивительно, что "Прошение" впервые было опубликовано, если не считать "Комсомольской правды" 1929 года, только в десятой по счету кедринской книге — в "Красоте" (1965). А ведь здесь уже можно разглядеть заявку на будущее обращение к историческим темам, к драме в стихах. В образе Петра, без которого "не обмолотить яровых", просматриваются черты Федора Коня. По крайней мере поручика этот осерчавший "мирный житель" встряхнул не слабее, чем Конь заносчивого опричника.
Переезд Дмитрия Кедрина в 1931 году в Москву (вслед за старшими товарищами и земляками Михаилом Светловым и Михаилом Голодным) означал для него не просто приближение к центральным редакциям и издательствам. Не менее важны были смена обстановки, расширение кругозора. Город на Днепре, конечно, богат историческими именами и традициями, но средоточие их все-таки в Москве. К тому же в столице более чем где-либо ощущалась "живая история" — такой эпитет подобрал Кедрин, обдумывая накануне переезда основные направления своей литературной деятельности. Тогда же он записал как тему одного из задуманных произведений: "Метрополитен и кости бояр, казненных Иваном…"
Скорее всего дело случая, что в том же году после неудачных попыток обосноваться непосредственно в Москве Дмитрий Кедрин становится сотрудником многотиражки Мытищинского вагонного (ныне машиностроительного) завода, которому было поручено делать вагоны для первого в стране метрополитена. Но, возможно, сыграла свою роль и давняя учеба в техникуме путей сообщения. А заводская многотиражка, между прочим, выходила в свет под названием "Кузница".
В сентябре 1931 года в ней появилась статья о создании кружка рабочих авторов технической книги, подписанная двумя буквами "Д. К.". Так новый литсотрудник начал вникать в жизнь и проблемы большого подмосковного завода, положение которого в ту пору определялось малоприятным словом "прорыв" — был под угрозой годовой план. Страна, завершавшая первую пятилетку, недополучала от мытищинцев вагоны для электричек и трамваи. Заводские коммунисты начали бить тревогу еще в середине лета. Тогда-то "Кузница" из простой газеты "рабочих и служащих" стала "органом парткома и завкома". На помощь многотиражки крепко надеялись. И когда выяснилось, что за 9 месяцев на завод было принято 1366 человек, а уволилось 1204, "Кузница" поместила статью "Уничтожение текучести рабсилы — залог ликвидации прорыва". Одним из трех ее авторов был Дмитрий Кедрин. В статье обстоятельно говорилось о необеспеченности рабочих жильем и спецодеждой, о трудностях с питанием, об обезличке и частой переброске людей с участка на участок. Все это соответствовало истине, и тем не менее через несколько номеров в "Кузнице" появился разбор статьи о текучести кадров, в котором ее авторы обвинялись в хвостистских настроениях, поскольку они лишь отразили факты, а не мобилизовали вагоностроителей на ударную работу. Так молодой поэт прошел обработку политическими формулировками, а они тогда бывали и пострашнее.
В непосредственные обязанности литсотрудника Кедрина входили сбор материалов и подготовка к печати рабкоровских писем. Но вообще-то в редакции с ее штатом в два человека приходилось делать все. Тем более что нагрузка постепенно нарастала — если сначала газета выходила один раз в десять дней, то потом один раз в пятидневку и, наконец, с мая 1932 года- каждые три дня. Кедрин писал и отчеты с собраний, и очерки, и репортажи, и фельетоны, и обзоры стенгазет. А до стихов руки не доходили. Одно из немногих исключений — приветствие зарубежным рабочим, приехавшим на завод по случаю 14-й годовщины Октября. Под его стихотворными строчками стоят подписи Дмитрия Кедрина и Павла Почтовика (редактора "Кузницы").
Еще до начала работы в заводской газете Кедрин собрал рукопись первого своего стихотворного сборника (в основном из произведений, написанных уже в Москве), назвал ее "Свидетели" и отнес в Государственное издательство художественной литературы (ГИХЛ) Василию Казину. Тот пообещал дебютанту, что при положительном решение худсовета книга будет издана в начале 1932 года.
Как мы теперь знаем, книга действительно вышла под редакцией В. Казина и с тем же названием, но в сильно измененном и урезанном виде. И произошло это с опозданием — против первоначально обещанного срока — на целых восемь лет…
Дмитрий Кедрин, конечно, и предположить не мог, каким долгим будет ожидание. Он добросовестно работал в многотиражке, учил рабкоров владеть словом и сам подавал им в этом пример. Ему удавалось уже в заголовке материала сказать многое — "В девять дней рабочие вагоносборки прокуривают целый вагон", "Инженер Есученя притерся к стулу"… Литсотрудник собирал материалы для очерков, например, о заводском двадцатипятитысячнике В. Н. Суханове и не замечал, что сам становится героем книги. Книги, которая увидела свет намного раньше "Свидетелей". Речь идет о романе Александра Кононова "Упразднение Мефистофеля", созданном молодым прозаиком в основном на материале мытищинских впечатлений. Автор часто бывал на Вагонном, неплохо знал его людей и особенно дружил с газетчиками. В романе, имеющем подзаголовок "Хроника событий и чувств", среди действующих лиц есть литсотрудник многотиражки. В этом герое было нечто от Кедрина, но в еще большей степени черты поэта угадывались в образе писателя Фирсова, от лица которого велось повествование. И когда роман в 1932 году увидел свет, заводские книгочеи сразу же разобрались, кто с кого "списан".
Среди стихотворений, входящих в кедринские книг", лишь в одном ("Христос и литейщик") прямым включением, как бы сказали мы сейчас, показан мытищинский завод:
Тонет в грохоте Швеллерный, Сборка стрекочет и свищет, Гидравлический ухает, Кузня разводит пары. Это дышит Индустрия, Это Вагонный в Мытищах, Напрягаясь, гудит, Ликвидируя долгий прорыв.Дыхание индустрии, прочувствованное поэтом в годы, отданные заводской газете, осталось с ним на всю жизнь. Когда в стихах военной поры мы встречаем у Кедрина редкое, специальное слово "бессемер" ("Все Бессемеры тыла, как один, солдату отвечают: "Будь спокоен!"), то объяснить его появление совсем нетрудно. Несколько месяцев оно не сходило со страниц "Кузницы", взявшей шефство над строительством сталелитейного цеха. И был рапорт газете "Правда": "Коллектив Мытищинского вагонного завода сегодня, 8 ноября, дает первую сталь нового Бессемера". В поэме "Уральский литейщик", несмотря на ее четкую географическую привязку, история обычной рабочей семьи выстроена на основе прежде всего подмосковных, мытищинских впечатлений и знакомств поэта, который сам восточнее Уфы не бывал.