Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма. Собрание сочинений

Барт Соломон Веньяминович

47. «Вино цвело, сжигая слезы…»

Вино цвело, сжигая слезы, И на пушистые ковры Бросали мы любви занозы, Любовь кидали на ковры. Знобя одежды, мы плясали… Казалось, — сердце не болит. О, как мятежно мы ступали По ранам млеющих обид! То память жадная кивала Сквозь брызги арф и звоны труб, И в ласках женщин скорбь дрожала, Как чаша сонная у губ.

48. «Я зверь безумный, зверь священный…»

Я зверь безумный, зверь священный, Я

жду тебя в тиши полночных чар. Закон любви, царящий во вселенной, Мне обещал блаженства дивный дар. Меня душили грозы вожделенья, Ночей бессонных жадная тоска. Назрела страсть без воли, без терпенья, Как чаша зол — бездонно глубока.

49. «Стемнело вдруг и дети замолчали…»

Стемнело вдруг и дети замолчали… Посевы лютой, скорбной тишины Дохнули в нас кладбищами печали. И стало жаль детей. И их вины Наследье темное должно коснуться, — Вины, что в трепетаньи вольных сил, И в них тоска не может не проснуться В преддверьи траурном родных могил. О, смерть близка! И лучшие желанья В тени ее и стынут и молчат. Дрожат цветы в молитве увяданья И в золоте лучей весенний меркнет взгляд. Давно, давно во мне сказалось Наследье темное вины. Душа молчит, душа скончалась, Впитав весь ужас тишины.

50. «Каждый день в окно своей дамы…»

Каждый день в окно своей дамы Прокаженный рыцарь глядит. Суровы высокие храмы, Где дама всё так же молчит. И это, как будто, не ново, Что в даму влюблен больной. Для дамы последнее слово, Последний молитвенный зной.

51. «В траве высокой странная покорность…»

В траве высокой странная покорность… Ты здесь усни, воспоминание мое! Где ночь была, — восходит час дозорный, Занесено и бдит и ждет Его копье, Под юным небом юные скитанья… Ты здесь усни, воспоминание мое! И если вновь к устам прильнет желанье, В ущелья темные падет Его копье.

52. «Играющий на скрипке…»

Играющий на скрипке, Весенний и больной, И чей-то только липкий Смешок немолодой. И снова жар акаций, И снова сердцу петь. — О жажда возгораться И жить, и умереть!

53. «О друг моих ночных томлений…»

О друг моих ночных томлений, Дитя с глазами старика, Где сумрак призрачных селений И злое бденье паука. Отвисли губы без дыханья, Чуть к полу тянется ступня, И неподвижность и молчанье: О память ночи, память дня! Я предвосхитил скорби тайну, С тех пор болею я тобой, И знаю я, что не случайно Ты нелюбимый предо мной. В тебе живут ее желанья И каждый вздох ее в ночи, И тайных помыслов терзанья Взошли огнем в зрачки твои. Горят и светят твои очи, Не шевелится персть твоя… Со мною коротает ночи Мое обманное дитя.

54. «Уж

сени песнью всколыхнулись…»

Уж сени песнью всколыхнулись… Вы шли лугами в дальний лес. Вы не видали, не нагнулись… Вы шли лугами в дальний лес. И смертью бледной, безответной, Под равнодушною ногой, — Цветок скончался в час приветный, Час невечерний золотой.

55. «И гроб в огнях свечей дрожащих…»

И гроб в огнях свечей дрожащих. И гул пещерной мглы… И тихий цвет. И жажда тайны Сухих сомкнутых уст. Склонив в мученьи злом и тонком Лицо к пахучим лепесткам, Я весь в огнях дрожащей скорби. О, бледных рук укор!

56. «Одна меж сонными домами…»

Одна меж сонными домами — Ночь бродит бледными стопами. Как безначально глубоки Ее усталые шаги. Была за лесом, за горами, Пришла звериными тропами. О, если б в крик один излить Всю боль, всю жизнь и всё забыть!

57. «Зачем никто из тихих и скорбящих…»

Зачем никто из тихих и скорбящих Не уронил слезы в обители моей? Зачем никто движеньем рук молящих Не заслонял томительных огней?.. Их зажигает ночь у ложа одиноких, В нее влюбленных, в тихую печаль. Зачем никто не направлял очей глубоких В мою таинственную даль?

58. «Моя любовь была мгновеньем…»

Моя любовь была мгновеньем, Как розы красные в снегу… О, если б смерть была виденьем, Как жизнь на сонном берегу! Мне светят траурные очи Сквозь мглу и чары бытия: В дрожаньи зорь, в молчаньи ночи Загробной тайны лития. О, если б смерть была виденьем, Как жизнь на сонном берегу! Пою теням, пою каменьям, Могильным вехам на лугу.

59. «О эти веянья весны…»

О эти веянья весны, О эта ласковость расцвета, Лазурью пьяные челны, Сердца глубокого привета… Лесной потайны густота, К устам прильнувшие уста, О те, что стынут без ответа… В мой тихий дом, в мой вешний дом, Под сень цветущего погоста, Я жду измену и сором, — Сыграть в нетлеющие кости. О эти веянья весны… О потонувшие челны…

60. «Пляс и звоны карусели…»

Пляс и звоны карусели. Пляс и звоны… стон крестов. Духа вечные качели От могилы в сумрак снов. Всё ль высокое истлеет? Все ль на торжище любви? В сердце мужа грозы зреют И душа его в крови.

61. «Молитвенно коснулся рук…»

Молитвенно коснулся рук… Смутилась я: и в разговоре Мне чужд сентиментальный звук. И пусть сокрыта в его взоре Тысячелетий скорбь и боль, — Я посмеюся тихой дрожи Надменных губ. Где мой король? Увы! Он ждет на брачном ложе.