Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма. Собрание сочинений

Барт Соломон Веньяминович

76. «Ты чувствуешь? Так хорошо?..»

Ты чувствуешь? Так хорошо? Люблю я дрожь в твоих руках И дрожь в устах: люблю еще… Твой смех на тонких стебельках… Всегда изменчиво другая, Всё та же, новая во всем — Люблю тебя, люблю страдая, В тоске по новом и былом.

77. «Поцелуй струю рассвета…»

Поцелуй струю рассвета, Поцелуй мечту!.. Тает в бездне луч привета, Нежит пустоту. В пустоте плывут бездонной Дни

и ночи цепью сонной. Поцелуй мечту!

78. «В окно лужайкой изумрудной…»

В окно лужайкой изумрудной Струится скорбь о вешнем дне… Его страданье непробудно. Его чертоги в черном сне. Но, если тихо, как бывает, Но, если тихо подойти… О, не меня он поджидает, К нему заказаны пути.

79. «Можно бы в теннис сейчас поиграть…»

Можно бы в теннис сейчас поиграть. Можно к морю пойти прогуляться. А отчего бы не сняться, Рапиры надменно зажав рукоять? Сенью глубокой былины объяты, Рыцарь и дама могилой слиты. Нам же достались ржавые латы, Ржавые клятвы и сон красоты.

80. «Есть звуки-мотыльки…»

Есть звуки-мотыльки. Есть тихий дом. В нем окна души, — И лунный луч, как звук, в их глубине. Взлетают мотыльки и белый рой Плывет. Обвеяны им смуглые уста. Тебя целую я, о ночь, К твоим одеждам приникаю. Прости меня! Я снова — белая мечта. Я ласков, нежен, тих… Так легче тишины бывают звуки. О звуки-мотыльки! За черным лесом — Красные озера. В них умерла тоска. Измене я сказал: — Все зеркала — твой храм. — Она поверила. Ее пытают отраженья. Влюбленным золото я бросил. Страсть побежала вслед… В твой тихий дом хочу, о ночь! Возьми меня, целуя.

81. «Зачем на сонное крыльцо…»

Зачем на сонное крыльцо Выходишь ты одна? Луна зажжет твое лицо И станешь вновь бледна. Как травы росные влекут Горячие персты… Как жаждой пенистых минут Колышутся листы!

82. «Тот всё снесет, кто мудрого смиренья…»

Тот всё снесет, кто мудрого смиренья Приял ярмо… Я всё хочу забыть. Но есть, поверь! — такие есть мученья… О, если б зверем, диким зверем быть! И мстить за то, что только нам понятно: Тебе, чей голос был так дивно тих, Тебе, в гордыне и в паденьи необъятной, И мне, — предавшему святыню чувств моих.

83. «В пустыне снов твоих безликих…»

В пустыне снов твоих безликих Взойдет ее суровый лик. Сверкнут очей сверлящих блики И встанет вехой каждый миг. Всю быстротечность, мимолетность Скует ее подъятый перст. В обмане канет беззаботность Тоску врачующих невест. Но в час нещадный вновь засветит Забытой сказкой неба твердь, — И сны былые сердце встретит, Пытая

жизнь, пытая смерть.

84. «Вот жизнь твоя! По этим коридорам…»

Вот жизнь твоя! По этим коридорам Пройди! Влюбленный в гул своих шагов, Достигнешь храма. Возликуют хоры, Твоих приветствуя рожденье снов. И там умрешь. Одни твои моленья, Твой тихий мир, твой голубь оживет. И в очи синие взойдет твое прощенье, И в очи черные твое прощение взойдет. Восстанут дни, улыбчивы и милы, Тебя терзавшие под гул твоих шагов, — Восстанут вновь, склонившись у могилы, В сияньи трепетном тобой рожденных снов.

СТИХИ

ВАРШАВА, 1933

Дмитрию Владимировичу Философову

85. «За окном — за синей льдиной…»

За окном — за синей льдиной, За покоем снежной дали В робком свете книги синей Зори вечные звучали. Он пришел — о боль свершенья! В белом облаке метели. Я не верю в привиденья, Но шаги прошелестели. Встал в сторонке, точно нищий, Весь в снежинках — в звездной пыли. Тени строгие кладбища На лице его застыли. Я молчала. Скорбь иная Мне открылась в этом миге. Отступая, замирая, Я замкнулась в синей книге.

86. «Испепелить, испепелить…»

Испепелить, испепелить И эту маленькую ложь — И он не сможет больше жить… Испепелить!.. Испепелить!.. «Люби меня!». — Могу жалеть. «Люби меня». — Нет… умереть Мне было б легче, чем любить! Испепелить!.. испепелить!..

87. «Над садом старинным я помню звезду…»

Над садом старинным я помню звезду, Печального детства светило, И девушку помню, и — в сонном пруду Ее голубую могилу…

88. «Цвела весна и гроздья золотые…»

Цвела весна и гроздья золотые… Леса звенели шепотом тугим, И вдоль полей в пространства ветровые Шел от земли творенья терпкий дым. О мудрости, о вечности, о Боге Твои слова вещали в тишине, И проросла в глуши земной тревоги Томленья боль о небывалом дне.

89. «Туда, туда — в безликий тлен…»

Туда, туда — в безликий тлен. Избыть столикой жизни плен, Избыть себя, свой дух, свой прах, Свою истому, боль и страх. И нежность разлюбить: твое Полузабытое лицо.

90. «Чей это гроб туманят свечи…»

Чей это гроб туманят свечи Слезами тусклого огня? Чьи это призрачные речи Встречают призрачно меня? И эта песнь… Взмахнув крылами, Умчался в небо душный свод. И веет древности веками Надгробной мудрости полет. Своя ли боль, иль боль чужая? Целую бледное чело. О гроб великий! даль ночная! Предельной тишины русло!