Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма. Собрание сочинений

Барт Соломон Веньяминович

91. «Не трубы прогремят, не тру-…»

Не трубы прогремят, не тру- бы озарят тревогою тот день. На восковые скованные губы Возляжет траурная тень. Тот пепел, нацелованный же- стоко и ласкою и му- ками земли, Расскажет вам, что я избыл все сроки И все повинности свои. Камни… Тени… Стихи

Варшава, 1934

КАМНИ… ТЕНИ…

СТИХИ

ВАРШАВА, 1934

92. «Я живу в тени камений…»

Я

живу в тени камений. Над камнями всходит день. Над камнями всходит тень. И молчат в тени камений Камни… Тени… Камни… Тени… И в подспудной мгле томлений — Там, где каменно стучит, Там, где каменно молчит Сердце, тень среди камений, Среди теней монолит — И в подспудной мгле томлений Над камнями всходит день. Над камнями всходит тень. И молчат в тени камений Камни… Тени… Камни… Тени…

93. «У смерти моей голубые глаза…»

У смерти моей голубые глаза И странные нежные речи. У смерти моей золотая коса И детские робкие плечи. Темнеет. На травы ложится роса. Стихаю для трепетной встречи. И снова склоняюсь над сонной межой И гасну, опутан лучами; И долгий как вечность, как вечность пустой, Мой сон потонул за мирами.

94. «Глядит из темного киота…»

Глядит из темного киота Печаль опустошенных глаз. Как чужды ризы позолота И одинокой скорби час. Притворный день — моя лампада Во тьме простых и страшных мук. Душа молчит, душа не рада Благословенью мертвых рук. Темно. Забвеньем искушенный, Я вижу: гаснет тихий свет Беззлобно к небу вознесенных Пустых зениц. Иного — нет.

95. «А если боли слишком много…»

А если боли слишком много, Приснится сердцу сторона, Где боль цветет во имя Бога, Где смерть веселая дана. Приснится юности струя, Томленья первородный грозд, И сквозь сладчайший духа рост — Твой подвиг, жертвенность твоя. Земля… Земные небеса… Земля… Земные чудеса… Как в дни творенья, видит взор Огромной радуги костер. Гремя свергаются ручьи В глаза, в уста, в сосцы твои. Рука хватает. Ум горит. И птица вещая летит. О, руки настежь, настежь — в дым: Молиться, присягать земным… Всему земному, горсти всей Цветов, томлений и червей. Короткой радости жгутом Кружиться, окружать свой дом. И стол и ложе оплясать, И слушать птиц и духов рать. И помнить: каждому дана Заветной гибели страна.

96. «Коченея в безумстве и зле…»

Коченея в безумстве и зле, Где-то здесь, на туманной земле, Между солнцем и вечною тьмой, — Я иду золотою межой. Я иду золотою межой. Необутой ступаю ногой. Травы нежат до крика в груди На весеннем, на смертном пути.

97. «Заря

вскипала алым ядом…»

Заря вскипала алым ядом. Дрожал и жег избыток слез. Из вечереющего сада Я слово дивное принес. Оно боялось стен и звуков И душной комнатной мечты. И я простер невольно руки И — темная — явилась ты… И где-то в зеркалах, в пролетах — От глубины до глубины — В безумном, в непомерном взлете С тобой мы были сплетены.

98. «И палачу как скучно без затей…»

И палачу как скучно без затей. Как в небе много трепетных свечей. И я затеплил ярую свечу, И я всю ночь молюся палачу. Казни меня, казнящий без вины. Казни любовь и царственные сны. Тебе тоску в награду отдаю — Безмерную и вечную мою.

99. «Мы все пророки и предтечи…»

Мы все пророки и предтечи… Во мгле у призрачных дверей — Мы жаждем несказанной встречи, Неизреченных ждем речей. Над нами небо, бездна неба, Его немая пустота. И под ногами корка хлеба И смерти черная мета. Но мы порочны, мы жестоки — Хватаем, гложем, видим сны. Мы все предтечи и пророки Несуществующей страны.

100. «Я быть хочу один, когда я сплю…»

Я быть хочу один, когда я сплю. Ведь так легко подслушать, подсмотреть, Что больше света темноту люблю, Что мне отрадно будет умереть. Плотского плена довершая круг, Я отразился в сумраке души. И всходит утром солнце и испуг: Два светоча в мучительной глуши. Еще живу. Еще я взаперти. В борьбе с собой о стены мысль стучит. Но лишь во сне на верном я пути, Где всё в едином сокровенно спит.

101. «Пройдет, пройдет и это лето…»

Пройдет, пройдет и это лето И подтвердит, что я чужой, Что с солнечного парапета Лечу в извечный мрак ночной. Лечу сквозь чернозем, сквозь камень, Морей, планет и крови бег, Сквозь нежности пугливый пламень, Сквозь мудрости тишайший снег. Но лет следя и повторяя Всё тот же заданный урок, Порой в себе я постигаю Огня бессмертного намек. Здесь, по пути, на этом ложе — В объятьи трепетном земном — О, как мучительно мы схожи С великим солнечным огнем!

102. «Я вновь у запертых дверей…»

Я вновь у запертых дверей Стучусь к Тебе. Стучуся к Ней. И Ты — Она… И ты лишь бред, Пороши дым, пороши след… Что жизнь? Узорчатый платок, Судьбы завеса и замок. Зачем легка, зачем светла? И дышит, дышит смерти мгла. И как развеять эту муть, Понять молчанье, ночь, и путь, И ход звезды, и крови бег, И вскрики сердца в сон и в снег? Прорывы туч… Осколки дня… О, ветер, ветер, жизнь моя!