Я облечен посланьем быть великим…Где б ни был я: на площади, в дому —Я восхожу вещать пред тайны ликом,Что тайны явь дана мне одному.Вкруг камня тень, как катафалк шатучий,Ползет по светлым тающим следам,Я призван — через бездны, через кручи —Вести за солнцем к огненным путям.Но и в моей душе ветра, туманы,Зола и дым — испепеленный кров.Я призван возмещать души изъяныКосноязычьем непомерных слов.
114. «Я вижу мир… Постиг я кабалу…»
Я
вижу мир… Постиг я кабалуИ камбалу, зонты и горизонты,Всё спутано, всё смежно… За хулуМеня накажут трезвые архонты.Но есть мечты, есть мысли легче тени:Следишь ветров и дней круговорот,Жука паденье, смелой птицы лет,Копченой рыбицей сознанье пенишь.И вот опять на блюде голубомЛежу я — камбалою пропеченной,Сияя смертным и съедобным сном,И вожделением, и тайной отраженный.Часы звенят о вечности, о чуде,О буднях… буднях… буднях… И на блюде,Где в смежности и спутанности сновМелькают тени тающих паров, —Дымится плоть, съедобная, немая —Моя душа, душа моя живая.
115. «Чем темней, чем глуше на кладбище…»
Чем темней, чем глуше на кладбище,Тем тревожней поступь тишины.То не птица мечется и свищет,То не певчих голоса слышны.То молчанье медленно роняетНе росу, не слезы… Канет и звенит…Вспомни! Вспомни! Смерть не всё сжигает.Слишком тихо у могильных плит.
116. «Я сегодня, радостью согбенный…»
Я сегодня, радостью согбенный,Мудр и ласков, сокровенно тих.Музыка моя — проникновенныйВеличавый пятистопный стих.Близок сердцу сон любви и крова…Плоть благословивший добрый Бог —Бог роняет жертвенное словоВ хмурь, в бездолье, в кривизну дорог.Растворившись в кисти виноградной,Весь в соку, в брожении земном —День ложится тяжестью отрадной,Гулкой песнью опоясал дом.
117. «Закрыть глаза и с тишины погоста…»
Закрыть глаза и с тишины погостаОтпрянуть вновь в заветную весну,Давно страшась и подвига, и роста,И полюбив докучную вину.Глядеть в глаза, которые не помнятГлумливых дней паденья твоего,И слушать смерть, идущую вдоль комнатНа тихое земное торжество.Закрыть глаза… Сжигая мысли пламень,Изжить себя, стать снова только сном.И тишину, и исщербленный каменьПризнать своим заслуженным концом.
118. «Подай мне милостыню, Боже!..»
Подай мне милостыню, Боже!Всё, что вершится на путях,Что сердце жадное тревожит —Всё только прах, цветущий прах.Не счесть земных крикливых весен.Душа безумна и темна,Пока не всходит сердца осень,Предсмертной мудрости весна.Любовь… но это так печально…Всё, что вершится на путях:Мельканье лиц и дым вокзальный —Всё только прах, цветущий прах.Будь милостив! Подай мне, Боже,На бедность, чтоб в последний часБлагословил
я смерти ложеИ тьму опустошенных глаз.
119. «Я помню день и дом. Самозабвенно…»
Я помню день и дом. СамозабвенноЯ ждал, в тишайшем сне окаменев.Так ждет земля, чтоб благости весеннейПринять несрочный золотой посев.Пусть день ушел. Пусть всё тоска и небыль.Единый день безумством не зови!Я помню день, и дом, и много небаНад домом и над днем моей любви.
120. «Но что-то есть. Совсем, совсем иное…»
Но что-то есть. Совсем, совсем иное.Не жизнь, не смерть. Не сердце огневое,В провалы тьмы летящее звездой,В пустыню мысли творческой мечтой.Но то, что есть, в биеньи сердца слышу…Всё глубже мир, торжественней и тише.И, если только сон — мой взор и слух,Кто б ни был я: земная плоть иль дух —Я тайный луч сферического света.Так мрак, ночной агат, сечет комета,Неся с собой загадочную весть.Так в нас самих таится то, что есть.
121. «Всё та же поступь дромадера…»
Всё та же поступь дромадера —Покорно долгий лад копыт.И сквозь пески своих поверийПустыня сумерки цедит.Скончался день в пути суровом.Белесым саваном лунаСокрыла прах. Весь воздух скованИ жаждой дышит тишина.Но глубже жажды и томленьяВстает безмерной дали сон:Страна горячечного бденьяИ бесконечный звездный звон.В глазах закрытых больше неба.Под пылью бледных, душных лицСветил загадки и молебныСплелись с загадками ресниц.И там пески… Пески… Пустыни…И там свершают долгий путь,Свой вещий путь за сумрак синий,Отвергнув жизни боль и муть.И там вселенских повечерийЗаря возносит голоса…И длится поступь дромадера…И сонно смежены глаза…Картину верную допишут…Я так устал, дрожит рука.Всё чаще дромадер мой дышит.Пустыня вечная близка.
122. «Ты приходила утром в час тумана…»
Ты приходила утром в час тумана.Ты зажигала синие костры,Ты озаряла сонные поляныЕще немой непознанной игры.О мудрости, о вечности, о БогеТвои слова вещали в тишине.И проросла в глуши моей тревогиТомленья боль о небывалом дне.Цвела весна. Клубились дни крутые.Леса звенели шепотом тугим,И вдоль полей в пространства ветровыеШел от земли цветенья терпкий дым.И помню я: чрез дальние просветыТвой голос звал неведомый, глухой.Он повторял тишайшие заветы.Он был земной… Он был совсем иной…Я забывал. Я тайны не расслышал.Дышал соблазном. Смертью обрастал.Как в благовест, я погружался в душуИ слушал вновь… И снова забывал…Но жизнь ушла. Всё реже в час туманаТвои сияют синие костры.О, тихие прощальные поляныУже давно проигранной игры.