Стихотворения. Рассказы. Пьесы
Шрифт:
Служанка. Господин Бабуш к господину Балике!
Бабуш (вваливается в комнату). Дети мои, вы тут недурно укрылись от шабаша красных! «Спартак» объявил мобилизацию. Переговоры прерваны. Через двадцать четыре часа начнется артиллерийский огонь по Берлину.
Балике (с салфеткой на шее). Что ж, черт возьми, эти ребята недовольны?
Госпожа Балике. Артиллерия? О, бо-о… бо-о… боже мой! Вот так ночка! Вот так ночка! Я залезу
Бабуш. В центре города все еще спокойно. Но прошел слух, что они будут занимать редакции газет.
Балике. Что? Мы празднуем помолвку! И как раз в такой День! Сумасброды!
Мурк. Их всех надо к стенке!
Балике. Кто недоволен — к стенке!
Бабуш. Нынче твоя помолвка, Балике?
Мурк. Моя невеста, Бабуш!
Госпожа Балике. Прямо как снег на голову. Только когда же они начнут стрелять?
Бабуш (трясет руку Анне и Мурку). «Спартак» припрятал целые склады оружия. Бессовестный сброд! Так-то, Анна! А вы не робейте! Здесь вам ничего не грозит. Здесь тихий очаг. Семейство! Германское семейство!
Госпожа Балике. В такое время! В такое время! И в день твоей помолвки, Анна!
Бабуш. Зато это дьявольски интересно, дети мои!
Балике. Мне — так ничуть! Ни чуточки не интересно! (Утирает губы салфеткой.)
Мурк. Знаете что! Пойдемте с нами в бар «Пиккадилли»! У нас помолвка!
Бабуш. А как же «Спартак»?
Балике. Обождет, Бабуш! Прострелит брюхо еще кому-нибудь, Бабуш! Пошли с нами в бар «Пиккадилли»! Эй, принарядись, супружница!
Госпожа Балике. В бар «Пиккадилли»? В такую ночь? (Садится на стул.)
Балике. Бар «Пиккадилли» — это старое название. Теперь называется: кафе «Отечество». Фридрих нас пригласил. И что это за такая особенная ночь? Для чего тогда извозчики? Марш, старуха, принарядись!
Госпожа Балике. Я из моего дома ни ногой. Да что ты, Фрицхен?
Анна. Охота пуще неволи. Так хочет Фридрих.
Все смотрят па Мурка.
Мурк. Не здесь. Только не здесь. Я, знаете ли, желаю музыки и света! Это такой шикарный ресторан! Здесь так темно. Я нарочно оделся поприличнее. Ну, так как же, теща?
Госпожа Балике. Мне этого не понять. (Уходит.)
Анна. Обожди меня, Фридрих, я мигом соберусь!
Бабуш. Это весьма занятно! Весь оркестрион скоро взлетит на воздух! Младенцы, объединяйтесь! Между прочим, фунт абрикосов, сочных, мясистых, нежных, как масло, стоит десять марок. Бездельники, не поддавайтесь на провокации! Темные личности свистят, засунув два пальца в рот, прямо в залитых светом кафе! Их лозунг — свобода лодырничать! А в ресторанах под музыку танцует чистая публика! Выпьем за свадьбу!
Мурк. Дамам не надо переодеваться. Теперь это ни к чему. Вся эта блестящая мишура только привлекает внимание!
Балике. Вот именно! В такое суровое время. Не надевать же лучшие платья ради этой банды. Собирайся поживее, Анна!
Мурк. Мы идем первыми. Не вздумай переодеваться!
Анна. Ты груб. (Уходит.)
Балике. Марш!.. Под звуки туша прямо в рай. Мне бы надо переменить рубашку.
Мурк. Ты с матерью нас догонишь. А Бабуша мы возьмем с собой вместо классной дамы, да? (Поет.) Бабуш, Бабуш, Бабуш, вас ли вижу в зале я?
Бабуш. Почему вам так нравится этот убогий детский стишок, сочиненный юным кретином? (Уходит под руку с Мурком.)
Мурк (поет за дверью). Детки, пальцы изо рта, вот будет вакханалия! Анна!
Балике (один, закуривает сигарету). Слава тебе, господи! Конец — делу венец. Распроклятая тягомотина! Прямо силой приходится гнать ее в постель! И еще эта дурацкая любовь к трупу! Моя рубашка насквозь промокла от пота. А теперь будь что будет! Девиз — детские коляски. (Выходит.) Жена, рубашку!
Анна (из-за двери). Фридрих! Фридрих! (Быстро входит.) Фридрих!
Мурк (в дверях). Анна! (Сухо, беспокойно, низко свесив руки, словно орангутанг.) Ты поедешь?
Анна. Что с тобой? Почему у тебя такой вид?
Мурк. Поедешь ты или нет? Я-то знаю, о чем я спрашиваю. Не прикидывайся. Выкладывай все начистоту.
Анна. Поеду, что ты! Вот новости.
Мурк. Хорошо, хорошо. Я не очень-то в тебе уверен. Я двадцать лет бедовал на чердаках, промерзал до костей, теперь па мне лакированные ботинки, посмотри, пожалуйста, вот они! Я до пота надрывался в темноте, при свете газа, он разъедал мне глаза, а теперь я завел себе портного. Но меня все еще шатает, по земле метет ветер, бежит ледяной озноб, и ноги мерзнут, ступая по земле. (Подходит к Анне вплотную, не дотрагивается до нее, стоит перед ней, покачиваясь.) И вот — растет гора мяса. И вот — рекой льется красное вино. Вот пришло мое время! Обливался потом, закрывал глаза, стискивал кулаки так, что ногти вонзались в мякоть. Крышка! Уют! Теплота! Снимаю пиджак! Вот кровать, белая, широкая, мягкая! (Проходя мимо окна, бросает быстрый взгляд на Улицу.) Поди ко мне: я разжимаю кулаки, я сижу в одной рубахе, я владею тобой.