Стихотворения

Гумилев Николай Степанович

1917

* * *

Я говорил – ты хочешь, хочешь?Могу я быть тобой любим?Ты счастье странное пророчишьГортанным голосом твоим.А я плачу за счастье много,Мой дом – из звезд и песен дом,И будет сладкая тревогаРасти при имени твоем.И скажут – что он? Только скрипка,Покорно плачущая, он,Ее единая улыбкаРождает этот дивный звон.И скажут – то луна и море,Двояко отраженный свет —И после – о, какое горе,Что женщины такой же нет!Но, не ответив мне ни слова,Она задумчиво прошла,Она не сделала мне злого,И жизнь по-прежнему светла.Ко мне нисходят серафимы,Пою я полночи и дню,Но вместо женщины любимойЦветок

засушенный храню.

1917

* * *

Я, что мог быть лучшей из поэм,Звонкой скрипкой или розой белою,В этом мире сделался ничем,Вот живу и ничего не делаю.Часто больно мне и трудно мне,Только даже боль моя какая-то,Не ездок на огненном коне,А томленье и пустая маята.Ничего я в жизни не пойму,Лишь шепчу: «Пусть плохо мне приходится,Было хуже Богу моему,И больнее было Богородице».

1917

ДВА АДАМА

Мне странно сочетанье слов – «я сам».Есть внешний, есть и внутренний Адам.Стихи слагая о любви нездешней,За женщиной ухаживает внешний.А внутренний, как враг, следит за ним,Унылой злобою всегда томим.И если внешний хитрыми речами,Улыбкой нежной, нежными очамиСумеет женщину приворожить,То внутренний кричит: «Тому не быть!Не знаешь разве ты, как небо сине,Как веселы широкие пустыниИ что другая, дивно полюбя,На ангельских тропинках ждет тебя?»Но если внешнего напрасны речиИ женщина с ним избегает встречи,Не хочет ни стихов его, ни глаз —В безумьи внутренний: «Ведь в первый разМы повстречали ту, что нас обоихВ небесных приютила бы покоях.Ах ты ворона!» Так среди равнинБредут, бранясь, Пьеро и Арлекин.

1917

РАССЫПАЮЩАЯ ЗВЕЗДЫ

Не всегда чужда ты и гордаИ меня не хочешь не всегда, —Тихо, тихо, нежно, как во сне,Иногда приходишь ты ко мне.Надо лбом твоим густая прядь,Мне нельзя ее поцеловать,И глаза большие зажженыСветами магической луны.Нежный друг мой, беспощадный враг,Так благословен твой каждый шаг,Словно по сердцу ступаешь ты,Рассыпая звезды и цветы.Я не знаю, где ты их взяла,Только отчего ты так светла?И тому, кто мог с тобой побыть,На земле уж нечего любить.

1917

* * *

Ты не могла иль не хотелаМою почувствовать истому,Твое дурманящее телоИ сердце бережешь другому.Зато, когда перед бедоюЯ обессилю, стиснув зубы,Ты не придешь смочить водоюМои запекшиеся губы.В часы последнего усилья,Когда и ангелы заблещут,Твои сияющие крыльяПередо мной не затрепещут.И ввстречу радостной победеМое ликующее знамяТы не поднимешь в реве медиСвоими нежными руками.И ты меня забудешь скоро,И я не стану думать, вольный,О милой девочке, с которойМне было нестерпимо больно.

1917

* * *

Нежно-небывалая отрадаПрикоснулась к моему плечу,И теперь мне ничего не надо,Ни тебя, ни счастья не хочу.Лишь одно бы принял я не споря —Тихий, тихий золотой покойДа двенадцать тысяч футов моряНад моей пробитой головой.Что же думать, как бы сладко нежилТот покой и вечный гул томил,Если б только никогда я не жил,Никогда не пел и не любил.

1917

* * *

Они спустились до рекиСмотреть на зарево заката,Но серебрились их вискиИ сердце не было крылато.Промчался длинный ряд годов,Годов унынья и печали,Когда ни алых вечеров,Ни звезд они не замечали.Вот все измены прощеныИ позабыты все упреки,О, только б слушать плеск волны,Природы мудрые уроки!Как этот ясный водоем,Навек отринуть самовластьеИ быть вдвоем, всегда вдвоем,Уже не верующим в счастье.А в роще, ладя самострел,Ребенок, брат любимый Мая,На них насмешливо глядел,Их светлых слез не понимая.

1918

Загробное мщенье

Баллада

Как-то трое изловилиНа дороге одногоИ жестоко колотили,Беззащитного, его.С переломанною грудьюИ с разбитой головой,Он сказал им: «Люди, люди,Что вы сделали со мной?Не страшны ни Бог, ни черти,Но, клянусь, в мой смертный час, —Притаясь за дверью смерти,Сторожить я буду вас.Что я сделаю, о Боже,С тем, кто в эту дверь вошел!..»И закинулся прохожий,Захрипел и отошел.Через год один разбойникУмер, и дивился поп,Почему это покойникВсе никак не входит в гроб.Весь изогнут, весь скорючен,На лице тоска и страх,Оловянный взор измучен,Капли пота на висках.Два других бледнее сталиСтираного полотна.Видно, много есть печалиВ царстве неземного сна.Протекло четыре года,Умер наконец второй.Ах, не видела природаДикой мерзости такой.Мертвый глухо выл и хрипло,Ползал по полу, дрожа,На лицо его налиплаМутной сукровицы ржа.Уж и кости обнажались,Смрад стоял – не подступить,Все он выл, и не решалисьГроб его заколотить.Третий, чувствуя тревогуНестерпимую, дрожитИ идет молиться БогуВ отдаленный тихий скит.Он года хранит молчаньеИ не ест по сорок дней,Исполняя обещанье,Спит на ложе из камней.Так он умер, нетревожим;Но никто не смел сказать,Что пред этим чистым ложемДовелось ему видать.Все бледнели и крестились,Повторяли: «Горе нам!» —И в испуге расходилисьПо трущобам и горам.И вокруг скита пустогоТерн поднялся и волчцы…Не творите дела злого —Мстят жестоко мертвецы.

1918

БАЛЛАДА

Пять коней подарил мне мой друг ЛюциферИ одно золотое с рубином кольцо,Чтобы мог я спускаться в глубины пещерИ увидел небес молодое лицо.Кони фыркали, били копытом, маняПонестись на широком пространстве земном,И я верил, что солнце зажглось для меня,Просияв, как рубин на кольце золотом.Много звездных ночей, много огненных днейЯ скитался, не зная скитанью конца,Я смеялся порывам могучих конейИ игре моего золотого кольца.Там, на высях сознанья, – безумье и снег,Но коней я ударил свистящим бичом.Я на выси сознанья направил их бегИ увидел там деву с печальным лицом.В тихом голосе слышались звоны струны,В странном взоре сливался с ответом вопрос,И я отдал кольцо этой деве луныЗа неверный оттенок разбросанных кос.И, смеясь надо мной, презирая меня,Люцифер распахнул мне ворота во тьму,Люцифер подарил мне шестого коня —И Отчаянье было названье ему.

1918

ВСТУПЛЕНЬЕ

Оглушенная ревом и топотом,Облеченная в пламень и дымы,О тебе, моя Африка, шепотомВ небесах говорят серафимы.И, твое открывая Евангелье,Повесть жизни ужасной и чудной,О неопытном думают ангеле,Что приставлен к тебе, безрассудной.Про деянья свои и фантазии,Про звериную душу послушай,Ты, на дереве древнем ЕвразииИсполинской висящая грушей.Обреченный тебе, я поведаюО вождях в леопардовых шкурах,Что во мраке лесов за победоюВодят полчища воинов хмурых.О деревнях с кумирами древними,Что смеются усмешкой недоброй,И о львах, что стоят над деревнямиИ хвостом ударяют о ребра.Дай за это дорогу мне торнуюТам, где нету пути человеку,Дай назвать моим именем черную,До сих пор не открытую реку;И последнюю милость, с котороюОтойду я в селенья святые:Дай скончаться под той сикоморою,Где с Христом отдыхала Мария.