Стихотворения
Шрифт:
ДРУГУ-СТИХОТВОРЦУ
Ю. Л.
Всё, братец, мельтешим, всё ищем в «Литгазете» —
Не то чтоб похвалы, а всё ж и похвалы!
Но исподволь уже отцами стали дети
И юный внук стихи строчит из-под полы.
Их надобно признать. И надо потесниться.
Пора умерить пыл и прикусить язык.
Пускай лукавый лавр примерит ученица
И, дурней веселя, гарцует ученик!
Забудь,
Дано себя познать и тратить свой запал,
А мы уже прошли сквозь белое каленье,
Теперь пора остыть и обрести закал.
Довольно нам ходить отсюда и досюда!
А сбиться! А прервать на полуслове речь!
Лениться. Но зато пусть хватит нам досуга,
Чтоб сильных пожалеть и слабых уберечь.
Теперь пора узнать о тучах и озёрах,
О рощах, где полно тяжеловесных крон,
А также о душе, что чует вещий шорох,
И ветер для неё — дыхание времён.
Теперь пора узнать про облака и тучи,
Про их могучий лет неведомо куда,
Знать, что не спит душа, ночного зверя чутче,
В заботах своего бессонного труда.
А что есть труд души, мой милый стихотворец?
Не легковесный пар и не бесплотный дым.
Я бы сравнил его с работою затворниц,
Которым суждено не покидать твердынь.
Зато, когда в садах слетает лист кленовый,
Чей светлый силуэт похож на древний храм,
В тумане различим волненье жизни новой,
Движенье кораблей, перемещенье хмар.
И ночью, обратись лицом к звёздам вселенной,
Без страха пустоту увидим над собой,
Где, заполняя слух бессонницы блаженной,
Шумит, шумит, шумит, шумит морской прибой.
1978
«Может, за год два-три раза…»
Может, за год два-три раза
Вдруг проймёт тебя насквозь
Разразившаяся фраза,
Лезущая вкривь и вкось.
Но зато в ней мысль и слово
Диким образом сошлись.
И с основою основа
Без желанья обнялись.
1978
АФАНАСИЙ ФЕТ
Лишь сын шинкарки из-под Кенигсберга
Так рваться мог в российские дворяне
И так толково округлять поместья.
Его прозванье Афанасий Фет.
Об этом, впрочем, нам не надо знать —
Как втёрся он в наследственную знать.
Не надо знать! И в этом счастье Фета.
В его судьбе навек отделена
Божественная музыка поэта
От камергерских знаков Шеншина.
Он не хотел быть жертвою прогресса
И стать рабом восставшего раба.
И потому ему свирели леса
Милее, чем гражданская труба.
Он этим редок, Афанасий Фет.
Другие, получив свои награды,
Уже совсем не слышали природы
И, майской ночи позабыв отрады,
Писали твердокаменные оды.
А он, с почтеньем спрятав в гардеробе
Придворные доспехи Шеншина,
Вдруг слышал, как в пленительной природе
Ночь трелью соловья оглашена.
Открыв окно величию вселенной,
Он забывал про действенность глаголов.
Да, человек он необыкновенный.
И что за ночь! Как месяц в небе молод!
1978
В ДУХЕ ГАЛЧИНСКОГО
Бедная критикесса
Сидела в цыганской шали.
А бедные стихотворцы
От страха едва дышали.
Её аргументы были,
Как Сабля, неоспоримы,
И клочья стихотворений
Летели, как пух из перины.
От ядовитых лимонов
Чай становился бледным.
Вкус остывшего чая
Был терпковато-медным.
Допили. Попрощались.
Выползли на площадку.
Шарили по карманам.
Насобирали десятку.
Вышли. Много мороза,
Города, снега, света.
В небе луна катилась
Медленно, как карета.
Ах, как было прекрасно
В зимней синей столице!
Всюду светились окна,
Тёплые, как рукавицы.
Это было похоже
На новогодний праздник.
И проняло поэтов
Нехороших, но разных.
— Да, конечно, мы пишем
Не по высшему классу
И критикессе приносим
Разочарований массу.
— Но мы же не виноваты,
Что мало у нас талантов.
Мы гегелей не читали,
Не изучали кантов.
В общем, купили водки,
Выпили понемногу.
Потолковали. И вместе
Пришли к такому итогу:
— Будем любить друг друга,
Хотя не имеем веса. —
Бедная критикесса,
Бедная критикесса.
1978
ХЛЕБ
Не попрекайте хлебом меня. Не до веселья,
Ибо с тревогой на поле своё взираю.
Сам свой хлеб я сею.
Сам убираю.
Вы меня хлебом пшеничным,
я вас зерном слова —
Мы друг друга кормим.
Есть и у слова своя полова.
Но и оно растёт корнем.