К вечеру вышло тихое солнце,И ветер понес дымки из труб.Хорошо прислониться к дверному косякуПосле ночной попойки моей.Многое миновалосьИ много будет еще,Но никогда не перестанет радоваться сердцеТихою радостьюО том, что вы придете,Сядете на этом старом диванеИ скажете простые словаПри тихом вечернем солнце,После моей ночной попойки.Я люблю ваше тонкое имя,Ваши руки и плечиИ черный платок.Октябрь 1906
Ночь. Город угомонился…
Ночь. Город угомонился.За большим окномТихо и торжественно,Как будто человек умирает.Но там стоит просто грустный,Расстроенный
неудачей,С открытым воротом,И смотрит на звезды.«Звезды, звезды,Расскажите причину грусти!»И на звезды смотрит.«Звезды, звезды,Откуда такая тоска?»И звезды рассказывают.Всё рассказывают звезды.Октябрь 1906
Я в четырех стенах – убитый…
Я в четырех стенах – убитыйЗемной заботой и нуждой.А в небе – золотом расшитыйНаряд бледнеет голубой.Как сладко, и светло, и больно,Мой голубой, далекий брат!Душа в слезах, – она довольнаИ благодарна за наряд.Она – такой же голубоюМогла бы стать, как в небе – ты,Не удрученный тяготоюДух глубины и высоты.Но и в стенах – моя отрадаЛазурию твоей гореть,И думать, что близка награда,Что суждено мне умереть…И в бледном небе – тихим дымомГолубоватый дух певцаСмешается с тобой, родимым,На лоне Строгого Отца.Октябрь 1906
Окна во двор
Одна мне осталась надежда:Смотреться в колодезь двора.Светает. Белеет одеждаВ рассеянном свете утра.Я слышу – старинные речиПроснулись глубоко на дне.Вон теплятся желтые свечи,Забытые в чьем-то окне.Голодная кошка прижаласьУ жолоба утренних крыш.Заплакать – одно мне осталось,И слушать, как мирно ты спишь.Ты спишь, а на улице тихо,И я умираю с тоски,И злое, голодное ЛихоУпорно стучится в виски…Эй, малый, взгляни мне в оконце!..Да нет, не заглянешь – пройдешь…Совсем я на зимнее солнце,На глупое солнце похож.Октябрь 1906
Хожу, брожу понурый…
Хожу, брожу понурый,Один в своей норе.Придет шарманщик хмурый,Заплачет на дворе…О той свободной доле,Что мне не суждена,О том, что ветер в поле,А на дворе – весна.А мне – какой дело?Брожу один, забыт.И свечка догорела,И маятник стучит.Одна, одна надеждаВон там, в ее окне.Светла ее одежда,Она придет ко мне.А я, нахмурив брови,Ей в сотый передам,Как много портил кровиЗнакомым и друзьям.Опять нам будет сладко,И тихо, и тепло…В углу горит лампадка,На сердце отлегло…Зачем она приходитСо мною говорить?Зачем в иглу проводитВеселенькую нить?Зачем она роняетВеселые слова?Зачем лицо склоняетИ прячет в кружева?Как холодно и тесно,Когда ее здесь нет!Как долго неизвестно,Блеснет ли в окнах свет…Лицо мое белее,Чем белая стена…Опять, опять сробею,Когда придет она…Ведь нечего боятьсяИ нечего терять…Но надо ли сказаться?Но можно ли сказать?И что ей молвить – нежной?Что сердце расцвело?Что ветер веет снежный?Что в комнате светло?7 декабря 1906
Пожар
Понеслись, блеснули в очиОгневые языки,Золотые брызги ночи,Городские мотыльки.Зданье дымом затянуло,Толпы темные текут…Но вдали несутся гулы,Светы новые бегут…Крики брошены горстямиЗолотых монет.Над вспененными конямиФакел стелет красный свет.И, крутя живые спицы,Мчатся вихрем колесницы,Впереди скакун с трубойНад испуганной толпой.Скок по камню тяжко звонок,Голос хриплой
меди тонок,Расплеснулась, широка,Гулкой улицы река.На блистательные шлемыКаплет снежная роса…Дети ночи черной – где мы?..Чьи взывают голоса?..Нет, опять погаснут зданья,Нет, опять он обманул, –Отдаленного восстаньяНадвигающийся гул…Декабрь 1906
На серые камни ложилась дремота…
На серые камни ложилась дремота,Но прялкой вилась городская забота.Где храмы подъяты и выступы круты, –Я видел вас, женщины в темных одеждах,С молитвой в глазах и с изменой в надеждах –О, женщины помнят такие минуты!Сходились, считая ступень за ступенью,И вновь расходились, томимые тенью,Сияя очами, сливаясь с тенями…О, город! О, ветер! О, снежные бури!О, бездна разорванной в клочья лазури!Я здесь! Я невинен! Я с вами! Я с вами!Декабрь 1906
Ты смотришь в очи ясным зорям…
Ты смотришь в очи ясным зорям,А город ставит огоньки,И в переулках пахнет морем,Поют фабричные гудки.И в суете непобедимойДуша туманам предана…Вот красный плащ, летящий мимо,Вот женский голос, как струна.И помыслы твои несмелы,Как складки современных риз…И женщины ресницы-стрелыТак часто опускают вниз.Кого ты в скользкой мгле заметил?Чьи окна светят сквозь туман?Здесь ресторан, как храмы, светел,И храм открыт, как ресторан…На безысходные обманыДуша напрасно понеслась:И взоры дев, и рестораныПогаснут все – в урочный час.Декабрь 1906
На чердаке
Что на свете вышеСветлых чердаков?Вижу трубы, крышиДальних кабаков.Путь туда заказан,И на что – теперь?Вот – я с ней лишь связан…Вот – закрыта дверь…А она не слышит –Слышит – не глядит,Тихая – не дышит,Белая – молчит…Уж не просит кушать…Ветер свищет в щель.Как мне любо слушатьВьюжную свирель!Ветер, снежный север,Давний друг ты мне!Подари ты веерМолодой жене!Подари ей платьеБелое, как ты!Нанеси в кровать ейСнежные цветы!Ты дарил мне горе,Тучи, да снега…Подари ей зори,Бусы, жемчуга!Чтоб была наряднаИ, как снег, бела!Чтоб глядел я жадноИз того угла!..Слаще пой ты, вьюга,В снежную трубу,Чтоб спала подругаВ ледяном гробу!Чтоб она не встала,Не скрипи, доска…Чтоб не испугалаМилого дружка!Декабрь 1906
Клеопатра
Открыт паноптикум печальныйОдин, другой и третий год.Толпою пьяной и нахальнойСпешим… В гробу царица ждет.Она лежит в гробу стеклянном,И не мертва и не жива,А люди шепчут неустанноО ней бесстыдные слова.Она раскинулась лениво –Навек забыть, навек уснуть…Змея легко, неторопливоЕй жалит восковую грудь…Я сам, позорный и продажный,С кругами синими у глаз,Пришел взглянуть на профиль важный,На воск, открытый напоказ…Тебя рассматривает каждый,Но, если б гроб твой не был пуст,Я услыхал бы не однаждыНадменный вздох истлевших уст:«Кадите мне. Цветы рассыпьте.Я в незапамятных векахБыла царицею в Египте.Теперь – я воск. Я тлен. Я прах». –«Царица! Я пленен тобою!Я был в Египте лишь рабом,А ныне суждено судьбоюМне быть поэтом и царем!Ты видишь ли теперь из гроба,Что Русь, как Рим, пьяна тобой?Что я и Цезарь – будем обаВ веках равны перед судьбой?»Замолк. Смотрю. Она не слышит.Но грудь колышется едваИ за прозрачной тканью дышит…И слышу тихие слова:«Тогда я исторгала грозы.Теперь исторгну жгучей всехУ пьяного поэта – слезы,У пьяной проститутки – смех».16 декабря 1907