Стикс

Андреева Наталья Вячеславовна

Газ. Вот оно. Дело всей жизни. Лаборатория. Теперь совершенно понятно, зачем он так упорно шел тогда в Москву. Шел, чтобы никто, никогда больше не делал с людьми это… Надо срочно выйти на воздух, на свет. Здесь становится невыносимо. Потому что теперь вспомнил и это: как медленно убивали его память. Кажется, надевали на голову прозрачный целлофановый пакет и…

Он сам давал Ладошкину баллончики без опознавательных знаков. Нет, крови не любил. Только кровь таких женщин. Зачем понапрасну убивать людей? Можно просто сделать с ними это.

Идея пришла, когда после окончания института он стал

работать врачом-анестезиологом. Давал людям хлороформ и видел, как они засыпают и не чувствуют боли. Не помнят потом ничего, что происходило во время операции. А как сделать, чтобы не помнили и того, что было до нее? И он вернулся к любимой химии. Поступил на заочное отделение на химический факультет. Талант был, а знаний не хватало. И, только начав опыты, понял, что не хватит и денег. Чтобы иметь свою лабораторию, нужны были большие средства. Огромные. Химия — наука дорогая. А он уже был одержим. В первую очередь идеей вылечить себя самого. Почему-то был уверен, что, забыв все, забыв прошлое, забудет и болезнь. Очнется как будто новорожденным и все начнет сначала. Глупая идея. Глупейшая.

Теперь он понял все свои ошибки. Понял, когда оказался внутри эксперимента. Его перепутали со следователем Мукаевым и подвергли обработке газом. И уже тогда, в подвале, очнувшись на мгновение, он решил все уничтожить. Лабораторию, результаты опытов. Потому что Ладошкину этого отдавать нельзя. Страшный человек.

Сначала не было никакого Ладошкина. Был красивый парень, двадцативосьмилетний врач Ваня Саранский, студент-заочник химического факультета, которому срочно нужны были деньги. Много денег. И он понимал, что честным путем их не заработает. На коттедж в тихом месте, но близко к столице, на лабораторию, на свободное время, которое просто необходимо для опытов, не заработает ни за что. И была женщина. «АРА». Алевтина Робертовна Акатова. Жена очень богатого человека и дочь человека очень влиятельного. Несколько лет он был ее любовником с молчаливого согласия мужа. Развлекал сорокалетнюю соломенную вдову. И в благодарность, опять же с ведома мужа и под молчаливым покровительством того, она дала своему любовнику денег. Стартовый капитал. И мудрый совет дала: честным путем больших денег не заработаешь.

Он знал, где взять спирт. Большие левые партии. Все-таки работал врачом и был в хороших отношениях с женщиной, этим делом заведующей. Спирта больнице требовалось много. Через эту даму, поухаживав красиво, наладил канал, потом основал, как прикрытие, частную фирму. Торгово-закупочную. Помог тот же Акатов. Рекомендовал: парень, мол, хороший, перспективный, пусть платит кому следует за «крышу» и делает деньги.

Вспоминать об этом было мерзко, о первых шагах в большом бизнесе. Эту АРУ, этого большого босса с большим животом. И заниматься добыванием денег тоже было мерзко. Именно поэтому он в итоге нашел Ладошкина. Вернее, Ладошкин нашел его. АРА порекомендовала. «Молодой, перспективный, образованный…»

И беспринципный. Самое то. Ведь надо было работать над созданием препарата. Первые результаты уже были, но работать приходилось урывками, ночами. Он сделал Ладошкина генеральным директором и фактически передал тому все полномочия. Брал только деньги: проценты с оборота. Именно Ладошкин года полтора назад выпросил газ, экспериментальный образец. «Для опытов».

Он понял, что над людьми, но ничего не сказал. Люди так люди. В конце концов, им же хочет помочь. Наука требует жертв. И те, кто покупают его левую водку, тоже жертвы науки. Пусть не пьют. Он же не пьет, потому что водка — это гадость. Хорошим людям его доходная деятельность не вредит. Если кто-то и отравится, туда и дорога. На тот свет. Пусть не пьют.

Сколько же глупостей он наделал! Но главное теперь вспомнил: где находится его дом.

Не тот, где Зоя, Головешки, а тот…

Зоя! То, чем он с ней занимался, называется каким-то ужасным словом. Каким-то очень и очень… Ведь она замужем за его братом… Пусть даже была… Как-то это называется… Зоя… Племянницы… Ну кто, кто решил вдруг, что он — следователь Мукаев?! Кто?!

…Он уже плохо соображал, что стоит на крыльце, бессмысленно смотрит на небо и что-то негромко бормочет. Сюда же сейчас приедут! Надо бежать. Как и в первый раз, по инерции, хотелось убежать от прокурора Цыпина, убежать от закона. Бежать…

Быстрее, вниз по улице.

— Следователь! — несется вслед. Снова Славик Бушуев на крыльце с маленькой белой собачкой. Жаждет общения.

Но он не следователь. Он Иван Саранский. Теперь уже точно. Остался последний штрих: разобраться с лабораторией.

Ближе к вечеру

«Разве плохо мне было быть следователем Мукаевым? — думал он, уже сидя в машине и на бешеной скорости двигаясь к Москве. — Почему же нельзя?»

Но — нельзя. Еще два месяца назад у него была совершенно другая жизнь. До того случайного выстрела, до того удара по голове. Эта жизнь была чем-то заполнена: людьми, событиями, датами, делами. В конце концов, он не год прожил с Ольгой. Кажется, полтора. Или даже два? Как только появились большие деньги — появилась она. Эти женщины чуют большие деньги, как хищницы свежую кровь. Такие женщины. Быть может, он только и ждал, когда Ольга изменит, чтобы и ее…?

Не может быть! Он всегда четко делил свою жизнь на ту и эту. Ту, в которой убивал, и ту, где был самым обычным человеком. Он всегда хотел иметь семью, хотел любить женщину, хотел иметь детей. И Ольга наговорила ему недавно гадостей по телефону просто от отчаяния. Она его искала эти два месяца, не могла не искать. Телефон же звонил потом. Она хотела сказать что-то важное. Быть может, о том, что скучает, сожалеет, ждет… Но Зоя! Как быть теперь с Зоей?

Остановился он возле здания банка. Вывеска показалась знакомой. Из глубин памяти вытащил информацию, что это достаточно надежный банк. Раньше имел с ним дело. Взял деньги и прямо в коробке из-под торта понес в здание. Подошел к девушке за бронированным стеклом:

— Я хочу сделать вклад.

— Какой? — ласково улыбнулась она.

— На предъявителя.

— Пожалуйста, заполняйте бланк. Какую сумму вы хотите внести?

— Двадцать девять тысяч. Долларов.

Вежливая улыбка, никакого удивления. Девушка очень быстро работает на компьютере. Пальчики так и мелькают. Он тоже так умеет. В лаборатории мощный компьютер для обработки данных, иначе нельзя.

— Пожалуйста, в кассу.

Девушка дает жетончик, он идет и вносит деньги. Двадцать девять тысяч долларов. Больше ничего не может сделать для Зои. Он не следователь Мукаев.

Вслед за посещением банка снова едет, едет недолго, потом останавливает машину возле ближайшего почтового отделения. Еще одна девушка, только улыбка у нее не вежливая, усталая. И не улыбка вовсе: тонкие губы слегка кривятся. Ему все равно:

— Я хочу отправить заказное письмо.

— Отправляйте.

Он покупает конверт, ручку, тетрадку, идет за столик. Садится, вырывает лист в клетку и долго думает над ним. «Дорогая Зоя…» Нет. «Любимая…»

Рвет листок. Отчего-то очень и очень больно. Он не следователь Мукаев, увы. Но он любит тридцатипятилетнюю женщину, один глаз у нее карий, другой голубой. Любит, и все. Ничего не надо писать. Таких слов еще не придумали. Их нет. Может быть, и есть, но только там, в раю, где ангелы разговаривают с душами, заслужившими праведной жизнью вечное блаженство. Не надо ничего писать.