Стилист
Шрифт:
Это был оригинал факса, на котором сверху стояли реквизиты издательства «Шерхан», дата – 16 сентября 1995 года, а ниже шли названия книг, которые издательство готовило к выпуску в октябре 1995 года. Судя по всему, послание направлялось дилерам издательства для своевременного формирования заказов на тиражи. Ну и что? Что эта замечательная бумажка здесь делает?
Настя вытащила договор из папки и стала рассматривать его со всех сторон. Лист с текстом факса был скреплен вместе с договором при помощи степлера. На договоре дата – 16 сентября 1995 года. А сам договор не оригинал, а в отличие от факса ксерокопия. Настя даже улыбнулась – настолько явственно представила она себе, как все получилось. Соловьев приехал в издательство, там подготовили договор, согласовали с переводчиком
Вполне вероятно. Она еще раз пробежала глазами список книг, предполагаемых к изданию в октябре 1995 года, и вдруг насторожилась. Книг было много, но два названия показались ей знакомыми. Она их видела совсем недавно в бумагах Соловьева. В его договорах.
Настя быстро перелистала содержимое красивой кожаной папки. Да, вот одна из книг, с простеньким названием «Честь самурая», договор заключен 4 апреля 1993 года сроком на один год, в течение которого издательство «Шерхан» имеет право издавать и распространять роман. Но год истек 4 апреля 1994 года. Как же «Шерхан» может издавать книгу в октябре 1995 года? Никак не может. Права не имеет. А вот и второе название, такое же оригинальное: «Смерть самурая». С фантазией у этого японского писателя все в порядке, это уж точно. Да, но перевод романа «Смерть самурая» был сдан в издательство 1 сентября 1993 года, и в этот же день был заключен точно такой же годовой договор, который благополучно истек 1 сентября 1994 года. Ах, мошенники!
Она вспомнила купленный на площади у трех вокзалов роман «Клинок», пахнущий свежей типографской краской. То-то Соловьев был уверен, что книги давно нет в продаже, а она лежит себе на прилавках, однако же не залеживается.
Да, в поисках этой бумажки руководители «Шерхана» очень даже могли быть заинтересованы. Потому что, попадись она на глаза Соловьеву, он сразу же сообразит, что переиздавались книги незаконно. Уж он-то лучше, чем кто бы то ни было, помнит сроки по всем своим договорам. И вздумай Соловьев устроить скандал, последствия могли бы быть катастрофическими для издательства, вплоть до лишения лицензии.
Глава 13
Раскрывать карты перед издательством «Шерхан» оперативники не торопились. Кирилла Есипова для начала пригласили на Петровку побеседовать о Соловьеве – единственном на данный момент реальном подозреваемом в двух убийствах. Настю при этом строго-настрого предупредили: сидеть в кабинете и по коридорам не шастать. Есипов видел ее на дне рождения Соловьева, и не нужно, чтобы у него возникли сомнения в роде ее занятий. Другой вопрос – кто должен с ним беседовать. Генеральный директор издательства – не какой-нибудь уголовник, которого нужно прижимать в угол и демонстрировать ему силу. Судя по найденному Настей документу, речь пойдет о финансовых и налоговых нарушениях, выявлять и доказывать которые российские правоохранительные органы пока не очень-то умеют. Поэтому и тональность разговора, и его тактика должны быть совсем иными. Полковник Гордеев решил взять беседу с Есиповым на себя.
– Насколько я понимаю, – начал Виктор Алексеевич, – в последние годы вы тесно общались с Соловьевым. Судя по уединенному образу жизни Владимира Александровича, возьму на себя смелость утверждать, что основной круг его общения замыкался на вашем издательстве. Я прав?
– В известном смысле, – согласно кивнул Есипов. – Во всяком случае, в последние два года он действительно общался в основном с нами. После болезни он с головой ушел в работу и занимался только ею.
– Кстати, а чем Владимир Александрович заболел? – невинно поитересовался Гордеев. – Что с ним случилось?
– Вы знаете, он не любит об этом говорить. Дело в том, что у него трагически погибла жена и после этого сын полностью отбился от рук, связался с дурной компанией. Владимир Александрович очень остро это переживал, и его болезнь имеет невротическое происхождение. Понятно, что он, как мужчина самолюбивый, не хочет об этом говорить.
– В какой больнице он лежал?
Есипов развел руками.
– К сожалению, не знаю.
– Но ведь он пробыл там достаточно долго, – заметил полковник. – Неужели вы ни разу его не навестили?
– Ну, у нас отношения были на тот момент не настолько близкие, – улыбнулся Кирилл. – Он ведь один из наших переводчиков, а не личный мой друг. Он связался по телефону с Семеном Воронцом, это наш главный редактор, и сообщил, что заболел, так что перевод, над которым он в то время работал, будет закончен позже, чем планировалось. Вот, собственно, и все.
– Однако вы приехали поздравить его с днем рождения. Разве это не свидетельствует о более личностных связях?
– Что вы! – засмеялся Есипов. – Мы умеем работать с переводчиками и авторами, обязательно поздравляем их с днем рождения и со всеми праздниками. Мы так относимся не только к Соловьеву.
– Это похвально, – одобрительно кивнул Виктор Алексеевич. – Расскажите мне о нем все, что знаете. Я хочу понять, кто мог проникнуть в его дом и застрелить помощника и любовницу. У вас нет никаких предположений?
– Абсолютно! – горячо откликнулся Есипов. – Ни малейших предположений. Ни одной догадки. Ума не приложу, кому мог понадобиться Андрей. Да и Марина тоже. Может быть, ее отвергнутый возлюбленный? Выследил, пришел ночью, принял Андрея за хозяина и убил обоих.
– Интересное предположение. Об этом стоит поговорить более подробно. Кстати, а вы не допускаете мысли, что этим ревнивцем мог оказаться сам Соловьев? Он мог заметить, что между Мариной и Андреем что-то происходит, подловил момент, когда она приехала ночью на свидание, дождался, когда они оба спустятся вниз, и застрелил их. Нет?
– Что вы! – На лице Есипова был написан такой неподдельный ужас, что Гордеев чуть не расхохотался. – Выбросьте это из головы. Что угодно, только не это.
– Ну почему же? Если вы не очень хорошо знаете Соловьева, то как можете быть уверены?
– Я хорошо знаю Андрея, – твердо ответил Кирилл. – Он никогда не позволил бы себе ничего подобного.
– Поподробнее, пожалуйста, – заинтересованно попросил Гордеев. – Кто такой Коренев, как давно вы его знаете?
– Андрюша работал у нас курьером-водителем. Необыкновенно дисциплинированный, собранный, исполнительный. Вот я приведу вам только один пример, и вам как работнику милиции сразу все станет понятно. До Андрея у нас водителем работал другой парнишка, так двух недель не проходило, чтобы мы не ездили в ГАИ спасать его права. Постоянно нарушал правила, а ведь кто сейчас их не нарушает? По-моему, все. Работники ГАИ как с цепи сорвались, останавливают всех за малейшее прегрешение, даже машины со спецсигналами, даже водителей в милицейской форме. А когда за руль сел Коренев – все. Как отрезало. Мы вообще забыли, как начальника ГАИ зовут. А при прежнем водителе мы уж всю московскую ГАИ по именам и званиям знали. Андрюша правильно понимал слово «нельзя». И твердо знал, что если нельзя, но очень хочется, то все равно нельзя.
– Как же вы такого золотого работника отпустили?
– Видите ли… – Есипов замялся. – Это был вынужденный шаг. До Андрея у Владимира Александровича был помощник, которого мы ему подыскали. Так вот, этот помощник не оправдал доверия и нагло пользовался беспомощным состоянием Соловьева. Воровал, обманывал, по ночам девок приводил. Когда Владимир Александрович это понял и выгнал его, нам было очень неудобно, мы же вроде как поручились за парня, сами привели его в дом. И чтобы как-то реабилитироваться, мы должны были подыскать на замену человека совершенно безупречного, в котором мы могли бы быть уверены как в себе. Андрей Коренев был самой подходящей кандидатурой. И Владимир Александрович, насколько я знаю, был им очень доволен. Поэтому я могу с уверенностью утверждать, что Андрей никогда не позволил бы себе ничего за спиной хозяина. Тем более шашней с его возлюбленной.