Стиляги. Как это было
Шрифт:
Шпана против стиляг
Проблемы у стиляг возникали не только с милицией и комсомольскими патрулями, но и с обычной шпаной, которой, понятное дело, не нравились эти одетые “не по форме”, странные молодые люди. Кроме того, как уже говорилось выше, милиция и комсомольцы часто сами натравливали приблатненную публику на стиляг. Стиляги в долгу не оставались и старались дать отпор.
Рауль Мир-Хайдаров:
Время было хулиганское. Когда появились стиляги, на улицах царствовала шпана. Но стиляги не давали себя в обиду, многие были спортсменами.
Олег Яцкевич:
Конечно, приходилось и драться. Стыдно сопли распускать, кого-то о чем-то просить. Поэтому и в спорт пошли многие из моего поколения.
Отношения между стилягами и шпаной были самые плохие. Шпана всегда ближе к ворью, к самым темным элементам. У воров они – шестерки, фраерки, но приближенные. Главная шпана была на Лиговском проспекте.
О том, что Берия объявил в 1953 году амнистию уголовникам, я узнал существенно позже, посмотрев замечательный фильм “Холодное лето 53-го”. А тогда в сентябре 53-го я с Хоттабом отправился на Бродвей – предстояла приятная свиданка со всеми вытекающими… За улицей Толмачева нас догнал Мишка Пекельный и принялся рассказывать, как он соскочил с призыва в армию: “Я уже постригся под ноль, но вызвали к военкому… дядя Зяма позвонил… Ой! К нам гости!”
Двое крепко дунувших блатных – клеши, фиксы, тельники и еще не отросшие волосы – приблизились вплотную. Пауза могла кончиться как угодно, но психоватый Мишка приподнял кепку и зашепелявил: “Кореша, мы все с зоны, сукой буду!”
И в тот же миг Хоттаб и я, абсолютно синхронно, врезали блатным по зубам. “Мой” отступил шаг назад и рухнул. Мишка с криком “Наших бьют!” нырнул на Толмачева; а мы рванули поперек Невского к “Катькину” садику. Отдышавшись, стали наблюдать за “полем битвы”. Вокруг пострадавших уже толпились люди и указывали милиционеру почему-то в сторону Аничкова моста. Подъехал “воронок” с ментами, а вслед и “скорая помощь”. В тот же миг две тяжелые руки ухватили нас за плечи, и голос сверху:
– Попались, шпана! Счас я вам срок намотаю!
Потом нас порознь вербовали в “стукачи”, но лично я отказывался под предлогом, что интенсивно учусь и не знаю ни единого антикомсомольца на Невском.
– Ну, а проституток знаешь?
– Да! Сколько вам надо?
Комитетчик рассмеялся и выгнал меня.
Александр Петров:
Центр Москвы был загажен. Там были криминальные элементы, которые пользовались тем, что некоторые стороны поведения молодежи не одобрялись милицией. Они просто “кидали” и грабили стиляг.
Фестиваль молодежи
Одним из “светлых моментов” для советских стиляг стал Московский фестиваль молодежи и студентов 1957 года, когда в столицу приехало огромное количество западных людей – от джазовых музыкантов, поэтов-битников и художников-модернистов до представителей тогдашних западных субкультур – в том числе, “тедди-боев”. Они привезли с собой книги, пластинки, журналы – такого мощного потока не было, пожалуй, с окончания Второй мировой войны. Пластинки тут же тиражировались на первых бытовых магнитофонах “Днепр”, а журналы и книги зачитывались до дыр.
Алексей Козлов вспоминал: “Фестиваль сыграл громадную роль в перемене взглядов советских людей на моду, манеру поведения, образ жизни. До него страна жила по инерции в некоем оцепенении и страхе, несмотря на то, что Сталин как бы ушел в прошлое. Косность и враждебность советского общества по отношению ко всему новому, особенно западному, – это не один лишь результат советской пропаганды. Я на своем опыте убедился в том, что и без всякой агитации российской массе свойственна нетерпимость ко всему чужому, а также нежелание узнать получше и разобраться: а вдруг понравится?”
Фестиваль проходил на фоне хрущевской оттепели – ослабления государственного пресса и некоторой либерализации общественной жизни, наступившей после XXII съезда КПСС, который состоялся за полтора года до фестиваля. На съезде генсек Никита Хрущев развенчал культ личности Сталина, и его доклад стал катализатором “оттепели”. Собственно, благодаря “оттепели” в СССР решили провести фестиваль – по крайней мере, в том виде, в котором он состоялся: Москву наводнили тысячи молодых иностранцев, и как власти ни старались ограничить контакты с ними местной молодежи, сделать это им не удалось. От иностранных гостей советская молодежь – причем ее широкие массы, а не только стиляги – перенимали многое: от музыки и элементов поведения до джинсов.
“Многие считают, что именно с фестиваля начался распад патриархального уклада и постепенная европеизация столицы, – пишет в своей книге “Рок в СССР” известный музыкальный критик Артемий Троицкий. – Москва уже не могла оставаться прежней. Стиляги тоже не могли быть прежними”.
И действительно, фестиваль можно считать началом упадка движения стиляг. “Я подозревал об этом и раньше, но во время фестиваля все смогли убедиться, что и наш „стиль“, и музыка, и кумиры – все это было дремучим прошлым, – вспоминает Алексей Козлов. – Какие-то стиляги оставались и после фестиваля, но это были отсталые элементы, запоздалые подражатели”.
Нет, стиляги, конечно, не исчезли сразу. Более того, среди них выделились “элитарные” группы – “штатники”, а позже – “айвиликовые штатники”, к которым принадлежал и Козлов. Но количественный состав их был гораздо меньшим. Став ко второй половине пятидесятых массовой модой, охватившей весь Советский Союз, стиляжничество – подобно любой массовой моде – в конце концов сошло на нет.
Валерий Сафонов:
Фестиваль молодежи и студентов пятьдесят седьмого года тоже сыграл роль в этом плане. Были концерты по городу, мы там болтались туда-сюда. Видели эту молодежь. Многие знакомились в то время, потом у наших девушек рождались негритята.
Борис Алексеев:
Люди ходили, улыбались. Фестивальщики были раскованы, по-другому себя вели. Москвичи были какие-то собранные, не было, как сегодня сказали бы, такой развязности. А эта приезжая публика громко говорила, всякие песни пела. Хотя фестивальщиков старались все время возить на грузовых машинах или на автобусах – чтобы они не очень по улицам шатались, – они все равно гуляли. А жили они где-то в районе ВДНХ. И было сразу видно, что вот идет фестивальщик. Конечно, они повлияли, потому что могли так вот свободно идти, обниматься. Раньше у нас этого не было. Ну что вы, какое там – в обнимку ходить?