Стиляги. Как это было
Шрифт:
Валерий Сафонов:
Плащ называли рэйнкоат. Я английским не владею, но помню те названия. На рэдовой подстежке, на зиппере. Либо черный плащ, прямой, реглан, либо в неяркую клеточку, либо совершенно белый. И на рэдовой подстежке: распахивается – и там ярко-красная подкладка.
“Сопля” на том жаргоне – под воротничком (такой английский воротничок) петля, чтобы наглухо застегнуться. Это тоже было шиком. “Button-down” рубашки до сих пор ношу – их до сих пор шьют, слава тебе господи. Один карман обязательно, даже шов на кармане был немножко с наклоном. Или рубашки “snap up”. Это ворот “куда подевалась булавка”, глухая
Костюм – обязательно прямой, из легкой ткани, тоже на красивой яркой подкладке, потому что если распахивался, то видно, что это за вещь. Шляпа американская, с таким перышком маленьким, канареечным. Она была не фетровая, а из шерсти. Неяркая клеточка, мелкая. Ну, и “шузы” с “разговором”. Я их до сих пор предпочитаю. Если ты такой комплект приобрел, то ты уже все, имеешь “паспорт штатника”.
Европейскую моду не приняли. Может быть, из-за журнала “Америка”. Может быть, из-за джаза, потому что джазмены так одевались всегда. А потом европейская мода все-таки свое взяла, и я переключился на итальянцев, французов – как-то к американской одежде охладел. Магазины “Березка” – вот они нас “переодели”. Одежда американская была все-таки ношеная, потому что мы ее покупали в комиссионном, редко удавалось, чтобы новая вещь была. А тут – свежая одежда, хорошо сшитая. Да и в обычных магазинах появилась импортная одежда, можно было купить – “выбрасывали”, как это называлось.
Борис Алексеев:
Я предпочитал американскую моду. Тогда не было французской, итальянской – “Нина Риччи” и прочих. Тогда за образец был взят американский стиль. Он был простой и привлекательный. Не яркий, надо прямо сказать, но очень удобный. В такой одежде удобно ходить, ты чувствовал себя нормально.
Георгий Ковенчук:
Был и официальный источник получения импортных вещей: когда завозили в нашу торговую сеть ботинки, люди, имевшие знакомства в торговле, покупали большую партию, и на следующий день полгорода ходило в этих ботинках. Или, допустим, плащи болоньевые. Еще анекдот был про то, что какой-то советский человек послал жалобу в Италию – на фабрику, где делают эти плащи: жалуется, что он у него выгорел очень быстро на солнце. А они ему ответили: мы их надеваем, только когда дождь. А у нас носили и в хорошую погоду.
У меня были друзья-фарцовщики. Они покупали у финнов рубашки, джинсы. Труднее всего было с ботинками – сложно найти свой размер. У меня были венгерские ботинки – первые в жизни заграничные ботинки, я купил их у приятеля. И они были чуть не на два номера меньше – я себе натер пятки до крови. А потом печальной была их кончина. Я вышел на первомайскую демонстрацию, и там конная милиция на Невском. Я стоял сзади лошади, она попятилась и копытом наступила прямо на правый ботинок, на носок – она мне его совершенно изуродовала. И я был как инвалид: у меня и пятки, и пальцы правой ноги были покалечены.
Валерий Сафонов:
Носки – “соксы” – у стиляг были яркие. В полосочку поперечную. Как их доставали, я не помню. Красить не красили. А американские – простые носки, обыкновенные. Я американские и не покупал, покупал обычные. Они отличались, может, только качеством. Тогда нейлоновые были носки – не очень приятные, но модные.
Георгий Ковенчук:
Когда появились нейлоновые носки, они очень дорого стоили. И поэтому, когда выходили все вечером на Бродвей, молодежь демонстрировала свои наряды. И я помню, когда у меня появились носки, я любил стоять у какой-нибудь витрины – ставил ногу на карниз, брючину задирал, разговаривал с кем-то и ловил завистливые взгляды прохожих.
Я учился в Академии художеств, и у нас было много так называемых “демократов”. Интересно, что сейчас “демократы” – почти ругательное слово, а тогда их называли демократами не из-за их политических взглядов, а из-за того, что они жили в странах народной демократии. И вот поляки, венгры, румыны, которые с нами учились, одевались по современной моде, – их там за это не преследовали. И поэтому мы пользовались дружескими отношениями с ними и просили привезти куртку какую-нибудь, брюки.
Олег Яцкевич:
Идем с Хоттабычем с работы – мы вместе работали – мимо гостиницы “Балтика”: тогда это была вшивейшая гостиница. И выскакивает такой Жора. “Ребята, одолжите пятьсот”. – “А что такое?” – “Да тут югославские волейболисты костюмы сдают по двести пятьдесят рублей”. Мы говорим: “Так, веди нас. Тогда получишь пятьсот”. Он завел нас, мы купили по костюму. Дали ему то, что у нас оставалось, – четыреста рублей. А он им сунул четыреста – решил, что они впопыхах не разберутся, – на два костюма. Они пересчитали, дали ему по роже, забрали деньги и дали один костюм. Он говорит: “Все. Теперь только с „финиками“. Никаких югославов”. А тот костюм я довольно долго носил. Такой светло-бежевый костюм, шикарно выглядел.
Рауль Мир-Хайдаров:
У нас практика была преддипломная, работали как рабочие и очень хорошо зарабатывали. Я себе в ателье заказал смокинг с белым жилетом – нашел в журнале. Мне портной говорит: “На смокинг замахнулись?” Я говорю: “Да”. И он чуть-чуть погрустнел. А он из Ленинграда, в тридцать седьмом сосланный. Говорит: “Представляете, я уже двадцать пять лет не шил смокинги”. И сам мне белую бабочку сшил и подарил. Меня затрясло, когда кто-то по телевизору сказал, когда перестройка началась, что в Советском Союзе первым надел смокинг ведущий передачи “Поле чудес” Якубович. Я говорю: вы меня извините, я смокинг имел в шестидесятом году. У меня есть фотография. И причем не театральный, а специально заказанный.
Я после 1960 года уже сознательно одевался. Когда я переехал в Ташкент, нашел себе выдающегося закройщика: Александра Сапьяна, армянина. И Наума Альтмана, портного, они работали в паре. И я себе шил такие костюмы, такие пиджаки, пальто, куртки! Ткань сам выбирал, подкладку сам выбирал. Пуговицы искал непонятно где. Но зато все приносил.
Юрий Дормидошин:
У меня был приятель – мы его “Америка” звали, он одевался только в американское. И он “заклеил” американку, она у него жила в коммуналке, и так ей нравилось, так она была счастлива. Говорила: “Как вы здесь хорошо живете, я могу прийти к соседу и бухнуть с ним. А у нас – эти вонючие дома, там ни с кем ничего”. А потом у нее кончились “тампаксы”. И она говорит: а где у вас можно купить “тампаксы”? А он: у нас нет “тампаксов”. Как нет “тампаксов”? Я что, скотина?
Тогда еще не было американского консульства, она в канадское консульство пошла, и там ей дали. После этого она уже начала что-то понимать.
Лев Лурье:
Это был абсолютный дендизм. Стиляги считали окружающих людей, “неправильно” одетых, не любящих фильм “Серенада Солнечной долины”, просто быдлом, пушечным мясом истории, людьми, которые не врубаются. Это какие-то “не чуваки”, их вообще не существует, они нерелевантны. В стилягах было необычайное такое высокомерие.