Стиляги. Как это было
Шрифт:
В несколько привилегированном положении находились и те, кто хоть в какой-то степени понимал английский язык: например, музыкальную передачу “Голоса Америки” “Music USA” на английском языке, как вспоминает Алексей Козлов, по-настоящему не глушили, только иногда “подглушивали”.
“Голос Америки” (“Voice of America”) – радиостанция, организованная правительством США в рамках Агентства военной информации в 1942 году, – с началом холодной войны превратилась в пропагандистский инструмент в войне двух миров: коммунистического и капиталистического. С 1947 года “Голос Америки” стал вещать на русском, а через два года советские власти начали применять “глушилки”.
Для стиляг и всех, кто интересовался джазом, самыми
Ведущего программы, выходившей шесть раз в неделю, Уиллиса Коновера (1920–1996) позже назовут “человеком, выигравшим холодную войну с помощью музыки”, и какая-то доля истины в этих словах, наверное, есть. Недаром люди на огромной территории от Восточной Германии до Владивостока спешили к своим приемникам, чтобы услышать первые аккорды “Take A Train” и произнесенные приятным баритоном слова: “Это Уиллис Коновер из Вашингтона, передача „Час джаза“ на „Голосе Америки“”. Этот высокий угловатый мужчина в роговых очках избегал говорить о политике в своих передачах, но называл джаз музыкой свободы, и для слушавших его передачу советских стиляг джаз действительно был символом той свободы, которой в своей стране у них не было.
Борис Алексеев:
Основной источник, конечно, был Уиллис Коновер, великий просветитель джаза. Чтобы его слушать, надо было немного понимать английский, но он специально говорил медленно: смысл не поймешь, но понятно, кто играет, кто поет, какой оркестр. Многие мои друзья его каждый вечер слушали и в тетрадку записывали: в понедельник игралось то-то и то-то, во вторник – то-то и то-то. А остальные передачи всех глушили – Би-би-си и прочих. Еще из Швейцарии была джазовая передача, но она была как нынче на “Свободе” – пятнадцать минут. А что такое пятнадцать минут? “Здравствуйте, до свиданья, вы слушали джаз”.
Олег Яцкевич:
А у нас же не было телевидения, приемник был у одного из двадцати – такой приемник, на котором что-то можно было поймать. Мы в воскресенье бежали к кому-нибудь, чтобы послушать получасовую передачу, “Рейкьявик” называлась. Полчаса джазовой музыки. И там Сара Вонг, и Армстронг, и Диззи Гилепси.
Георгий Ковенчук:
У меня были друзья-музыканты, которые меня приучили к джазу. Раньше для меня джаз был как будто на один мотив – ведь для людей, не интересующихся симфонической музыкой, все симфонии на один мотив, и они не любят их слушать: “Опять завели эту симфонию! – говорят. – Выключите!” Я уже тогда был стилягой, но джаз не воспринимал и очень удивлялся, когда мои приятели, зная, когда на коротких волнах или на средних будет передача, бежали домой, чтобы слушать. Они говорили: “О, вот это – Стэн Кэнтон, или Бенни Гудмен, или Эллингтон”. Я думал, что они просто на меня хотят произвести впечатление, потому что не видел разницы. А потом я тоже стал отличать и тоже торопился домой к приемнику. Помню, из Хельсинки были получасовые джазовые передачи – в воскресенье в двенадцать тридцать. Тогда я впервые услышал “Стамбул-Константинополь” – на меня композиция произвела большое впечатление.
Виктор Лебедев:
Наши приемники ловили часовую передачу из Финляндии. Она ретранслировала новинки американской джазовой музыки. И когда я услышал Джорджа Шеринга – он исполнял песню “Lullaby”, – я тут же подобрал ее, выскочил на Невский в выпученными глазами и всем объявил: я тут бибоп Шеринга слышал потрясающий! И это было таким событием для Невского проспекта!
Ближе к концу пятидесятых часть стиляг перешли с джаза на более модный тогда на Западе рок-н-ролл. Популярными в СССР были композиции Билла Хейли (в особенности ставшая классикой рок-н-ролла “Rock around the clock”), Элвиса Пресли, Чака Берри, Литтл Ричарда, Бадди Холли.
Официальные же власти рок-н-ролл не устраивал так же, как и джаз, и они вместе с представителями официальной культуры время от времени сокрушались состоянием современной музыки в СССР.
“У нас еще слабо осуществляется контроль над музыкой, звучащей в клубах, кинотеатрах и других общественных местах, – возмущался композитор Фэре на совещании работников искусств в Куйбышеве в 1958 году. – А чего стоит пытка пошлейшими пластинками в домах отдыха, санаториях, целиком отданных на откуп культурникам! А сколько у нас нарушителей общественной тишины, с которыми не ведется борьбы, выставляющих в окнах своих квартир ревущие на всю улицу радиолы. Плохо обстоит дело с продажей долгоиграющих пластинок. Чувствуется, что пластинки с серьезной музыкой директора магазинов рассматривают как принудительный ассортимент. Их мало, и их ассортимент не пополняется годами. Отдавая должное легкой танцевальной музыке, мы не можем мириться с нередко наблюдаемым среди нашей молодежи равнодушием к серьезной, оперной, симфонической музыке”.
В июне того же года вышло Постановление ЦК КПСС “О крупных недостатках в репертуаре и распространении граммофонных пластинок”, в котором говорилось, что “значительную часть выпускаемых в стране пластинок составляют записи слабых в художественном отношении музыкальных сочинений, а нередко и проникнутых чуждыми настроениями”.
Но запретительными мерами и тотальным контролем желаемой цели добиться не удавалось: в стране все большее распространение получали катушечные магнитофоны, и советские меломаны переписывали друг у друга интересующую их музыку.
Главные музыканты стиляг
Луи Армстронг (1901–1971)
Наряду с Дюком Эллингтоном, Чарли Паркером, Майлзом Дэвисом и Джоном Колтрейном, Луи Дэниел “Сэтчмо” Армстронг (Louis Daniel “Satchmo” Armstrong) оказал наибольшее влияние на развитие джаза и его популяризацию во всем мире.
Луи родился в бедном негритянском районе Нового Орлеана, рос в неблагополучной семье: мать была прачкой, подрабатывавшей проституцией, а отец – чернорабочим, который к тому же рано ушел из семьи. Луи с детства работал: развозил уголь, продавал газеты.
Армстронг в очень юном возрасте начал петь в уличном вокальном ансамбле, позже играл на барабанах. Но первое свое музыкальное образование будущий классик джаза получил в исправительном лагере, куда попал в 1913 году за “новогодний салют” из пистолета, украденного у полицейского. В лагере Армстронг присоединился к духовому оркестру, где освоил тамбурин и альтгорн, а затем и корнет. Но все же основным инструментом для Армстронга должна была стать труба. Выйдя на свободу, Луи стал играть в клубах, не имея даже своих инструментов: их приходилось одалживать у других музыкантов.