Стивен Эриксон Падение Света

Киницик Карбарн

– Хватит чепухи!
– вскрикнула леди Хиш.
– Любые доводы, щенок, не дают тебе прав на здешних зверей. Как и на дрова для ночного костра. Они принадлежали лесу задолго до твоего и моего появления.
– Она взмахнула закованной в кольчужную перчатку рукой.
– Я придерживаюсь одного, весьма простого правила. Можете охотиться, но сперва извольте сообщить о своем желании.

Юноша поморщился: - Ты отказала бы нам.

– А если так?

Он промолчал.

– Ты глуп, - сказала Хиш Тулла.
– Проси, чтобы я сказала да. Думаешь, ты первый охотник в моих землях?

За спиной твоей лишь чужаки. Где мои старые соседи, с которыми я передаривалась, с которыми обменивалась словами чести и уважения?

Юноша склонил голову набок.
– Если хочешь, я проведу тебя к ним. Совсем недалеко. Мы нашли кости сегодня утром.

Хиш Тулла надолго замолчала. Потом отозвалась: - Не от моей руки.

Охотник пожал плечами: - Думаю, это облегчило их горе.

– Ты нашел следы?
– резко вмешался Грип Галас.
– Убийцы - ты их выследил?

– Слишком давно это было.
– Юноша снова смотрел на Хиш Туллу.
– Мы тут не задержимся, - объявил он - Лес, который ты зовешь своим, нам не интересен.

– Так куда вы идете?
– спросил Грип.

– Ищем Глифа, что бродит возле Эмурланна.
– Он ткнул пальцем в сторону леди Хиш.
– Скажи солдатам: в лесу погибли все невинные. Остались лишь мы. Их смерть нас не сломила. Когда солдаты снова войдут в лес, мы убьем всех.

Юный охотник вернулся к отряду, и вскоре последняя спина скрылась среди деревьев.

– Что за Глиф, о котором он говорил?
– спросила Хиш.

Грип ответил, шевельнув плечами: - Они теперь организованы.

– Они не могут надеяться на победу, скрестив клинки с легионерами.

– Да, любимая, не могут. Но, - добавил он, - им хватит и стрел.

Жена резко вздохнула.
– Значит, мы поистине спускаемся к дикости. И все же, - добавила она, чуть запнувшись, - первые акты варварства произведены не отрицателями, верно?

– Да, миледи, - сказал Келларас.
– В Харкенасе я потратил некоторое время, изучая донесения о резне. Тот юноша был прав. Невинные мертвы, их кости рассыпаны по лесам Куральд Галайна.

– Притом Урусандер объявляет себя ходатаем за простой народ. Как он еще не подавился лицемерием?

– Он решил, милая, исключить отрицателей из своих милосердных объятий.
– Грип склонился на сторону и сплюнул.
– Но по чести, я готов спорить, что Хунн Раал первым спустил волков Легиона на этих оленей.

– Различие спорно, - возразила жена. Схватила поводья.
– Скачем же. Сейчас мы лишь строим стену гнева. Будем надеяться, что придет славный день и мы сможем обрушить гнев на врага. Капитан.

– Миледи?

– Позаботьтесь, чтобы лорд Аномандер понял. Я объединю знать ради высшей цели. Постараюсь, чтобы вопрос консорта был отложен до лучших времен. Сейчас нам важно сорвать маску с врага, видеть наш путь ясно и бескомпромиссно. Скажите ему, капитан, что я клянусь: никаким политическим махинациям не погасить мою ярость. Возмездие придет, оно будет справедливым.

Они двинулись дальше. Хиш Тулла заявляла за спиной Келлараса: - Хунн Раал будет вздернут. Что до Урусандера... пусть клянется в невиновности под суровыми взглядами, под общественным осуждением. На такой сцене

он провалится. Капитан, не ваш ли господин сказал, что правосудие нужно видеть?

– Да, миледи.

– Отлично. Пусть увидят все.

Келларас оставался рядом с Пелк, а та ускорила коня, чтобы оказаться подальше от Грипа с Хиш. Супруги обменивались приглушенными словами. Капитан поглядел на нее.
– Им очень хотелось.

Женщина кивнула.
– Каменные наконечники, вот что они выбрали для нас.

– И?

– Невероятная боль, как я слышала. Острый камень глубоко уходит в тело, виляя туда и сюда с каждым вздохом. Склонна думать, - добавила она сухо, - что и лучший солдат не смог бы сражаться с такой раной. Такие вооружения, капитан, превращают войну в бесчестное занятие.

Он грустно хмыкнул, припоминая собственную жажду насилия.
– Возможно, истинный ужас войны будет явлен нам всем, и мы отпрянем.

Ответная улыбка была настороженной.
– Шок вгонит нас в вечный мир? Капитан Келларас, у тебя детские мечты.

Он уязвленно промолчал.

Она метнула взгляд, глаза широко раскрылись: - Бездна побери, Келларас - ты счел это оскорблением?

– Я ... это...

– Презирай дары сердца, если хочешь, - бросила она, - но позволь им уйти свободно, чтобы я перехватила их и сжала сильней, чем ты можешь вообразить.

Слова ее родили тупую боль в груди. Щурясь от блеска солнца, снега и льда, он скакал в молчании.

Сзади ссорились муж и жена.

Было время, задолго до того как Гриззин Фарл принял звание Защитника, когда он делал лезвие секиры гласом своего дурного нрава. Он походил на пьяницу, что впадает в буйство от вина. Юность вообще склонна всё заострять, делать любой миг и любой момент поводом для раздора. Гнев был единственным ответом на обнаруженную несправедливость, а несправедливость была повсюду. Когда утомление охватывало его - когда вечная битва против авторитета, традиций и назойливо-привычных путей заставляла спотыкаться - он строил стену цинизма. Рвение секиры быстро затупилось, оружие казалось слишком тяжелым в больных руках. Циничный взгляд видел впереди одни лишь поражения.

Юноши превращают гнев и недовольство миром в любовниц, питая их страстью и пылом, каковые и можно ожидать от свежей крови. Желание питает похоть, похоть сулит пресыщение, но дает неуклюжие советы. Месть, эта сводня преступления и наказания, верит, будто правосудие способно притянуть бога за руки с небес, сделать простым и чистым любой разлад. Умалить сложности мироздания, сделав мир более сносным.

Вскоре он оказался среди Форулканов, чтобы своими глазами увидеть, как осуществляется правосудие. И начал прозревать совершенно неожиданным образом. Возможно, лишь ностальгия заставляет нас томиться по воображаемой простоте, по детскому миру, превращая воспоминания в идиллию. Малые знания верно служат ребенку, позволяя воображать, что весь мир прост и одномерен. Однако на ностальгии не построить цивилизованную систему правосудия. Гриззин Фарл быстро узрел порочность первооснов этой ностальгии, оказавшейся сердцевиной форулканского строя.