Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
Умные слова, решил Хеврал. Бередят старые раны.
– Готовить копья, выходим. Капитаны Хеврал и Шелат, команда - синие флажки, пойдете галопом с флангов. Мы окружим застрельщиков и покончим с ними.
Хеврал натянул удила.
– К отряду, сержант. Надеюсь, все удачно рассчитано - я уже вижу вражеских пикинеров.
– Они оставили гребень, - сказал Куллис, пока они скакали к флангу.
– Но склон им помогает.
– Хотя и нашим лошадям меньше бежать.
Кивнув, Хеврал сказал: - Видя деревянные доспехи, они считают, наши лошади изнежены.
– Точно, сир!
– Илгаст Ренд был солдатом. Помни - он не новичок в битвах.
– Буду ждать синих флажков, сир.
– Правильно, сержант.
Они прибыли к расположению своего отряда и развернулись - как раз прозвучал сигнал к наступлению.
– Осторожнее, хранители!
– крикнул Хеврал, вспомнив неровности склона.
Капитан возглавил спуск. Его лошадь спешила перейти с рыси в галоп, однако он крепко натянул поводья и откинулся в седле, заставляя животное умерить пыл.
Застрельщики - каждый нес по три-четыре копья - расходились шире. Казалось, они заколебались, замедлились, видя набегающую конницу.
Слева от Хеврала заржал конь, сломав ногу в рытвине или яме и уронив седока.
– Будьте настороже!
– рявкнул Хеврал.
– Оценивайте каждый шаг!
Привлекаемые потом и тяжелым дыханием москиты клубились все гуще. Хранители спускались на дно долины. Капитан слышал, как соратники кашляют, выплевывают мошек. Раздавалась и ругань, но в основном слышался лишь скрип доспехов, конский топот и свист ветра, попадавшего в плен железных шлемов.
Хеврал уже был на дне, позволив лошади ускориться. Отряд выравнивался за ним, сохраняя дистанцию.
Когда-то он любил одного мужчину, и воспоминания не поднимались уже много лет. Но сейчас они вдруг возникли перед умственным взором, как бы выйдя из теней, живые и соблазнительные, словно всё было вчера. К ним прилеплялись другие - все смутные желания, терзавшие юность; и за ними пришла тупая боль, томление духа.
Нельзя счесть преступлением уход от общих путей, но даже за это приходится платить. Не важно. Юноша пропал, не желая держаться одного любовника, и даже имя его стерлось. Деревню выжгли разбойники - Форулканы. Умер он или повел другую жизнь, Хеврал не знал.
"Но сейчас твоя понимающая улыбка передо мной. Я сожалею лишь о конце, любимый мой, лишь о конце".
В голове было смятение, душа завела печальную песню, и глаза заволокло дымкой слез. "Это песня старика. Песня обо всех умерших в обычной жизни, как они приходили и уходили, будто строчки стихов, а этот строящий мосты хор, о, он выпевает лишь вопросы без ответов".
Сержант Куллис склонился к нему в седле и сказал с суровой улыбкой: - Как чист разум в этот миг, сир! Мир стал таким ярким, что трудно смотреть!
Хеврал кивнул.
– Проклятый ветер, - пробурчал он, моргая.
Первые синие оттенки на сигнальных станциях перевели их в галоп, заставив развернуться в стороны от застрельщиков. Едва строй принял форму подковы, пехотинцы дрогнули, внезапно осознав ситуацию. Затем появились флажки глубокого синего цвета, требующие схождения в атаке.
Застрельщики забежали слишком далеко вперед - Хеврал ясно это видел - а строй пикинеров еще медленно шагал по склону, на полпути к дну.
Хеврал опустил копье, вставляя тупой конец в притороченный к седлу глубокий кожаный мешок. Услышал и ощутил резкое соприкосновение дерева с бронзовым гнездом.
– Попались!
– крикнул Куллис.
– Мы слишком быстрые!
Капитан промолчал. Он видел, как полетели дротики, как опустились копья, их перехватывая; большинство не смогло коснуться коней. Несколько животных заржали, но голоса хранителей заполнили воздух, заглушая даже топот копыт.
"Заемный гнев, но и такой сойдет".
Застрельщики рассыпались испуганными зайцами.
Несколько сотен солдат Легиона готовились умереть, и слезы лились из глаз Хеврала, чертя холодные линии по щекам.
"Началось. О благая Мать Тьма, началось".
Севегг выругалась и обернулась к Хунну Раалу.
– Зашли слишком далеко, дураки. Кто у них командир?
– Лейтенант Алтрас.
– Алтрас! Кузен, он же помощник квартирмейстера!
– Очень рвался в бой, словно щенок с поводка.
Она вгляделась в капитана сбоку. Профиль острый и почти величественный, если не смотреть слишком близко. Если зрелище неминуемой гибели трех сотен солдат Легиона встревожило его, он хорошо умеет скрывать чувства. "Да, новый тип командования. Лорд Урусандер никогда так не поступил бы. Но какой смысл спорить?" Они изучала лицо кузена, вспоминая, как менялось оно в любовной игре - становясь то ли ребячливым, то ли просто беспутным.
На поле внизу крылья кавалерии Хранителей смыкали смертельный узел вокруг застрельщиков. Копья опускались, подхватывая и бросая тела в воздух, или роняя наземь. Чаще всего солдат ударяли в спину.
Уголком глаза она заметила мановение Хунна Раала - почти ленивый жест руки в перчатке.
Скрытые за холмом отряды кавалерии Легиона рванулись с места в галоп; разворачиваясь, словно пришпиленные одним концом к почве, они двигались к линии гребня - всадники склонились в седлах, лошади трудились, одолевая склон.
"Ему нужно было приказать раньше. На сотню ударов сердца. Пять сотен. Ни одного пехотинца не останется!"
Будто прочитав мысли, Хунн Раал сказал: - У меня был список недовольных. Солдат, слишком склонных обсуждать, что именно требуется для умиротворения государства. Они спорили у походных костров. Болтали насчет дезертирства.
Севегг промолчала. Нет преступления в вопросах. А последнее обвинение вообще абсурдно. Дезертиры никогда не говорят о бегстве, если только задним числом. Перед уходом они необычайно тихи. Каждый солдат знает эти знаки.