Сто ночей в горах Югославии
Шрифт:
Советские и югославские соколы на прославленных штурмовиках показывают, как нужно уничтожать ненавистного врага и как нужно любить и защищать свой народ. Наши бойцы с восхищением следят за каждым вылетом ваших самолетов и горят желанием, чтобы после успешно выполненного задания все вернулись на свою базу. Мы гордимся, что сыны нашего народа вместе с сынами Советского Союза летают на отличных штурмовиках, обрушивают убийственный огонь на фашистских захватчиков и пробивают путь НОАЮ.
Вы останетесь в памяти бойцов как вечные герои. Вернувшись домой, бойцы НОАЮ будут рассказывать своим матерям, отцам и детям о ваших великих делах, о людях, презревших смерть, которые мстили врагу за его преступления и проложили
30 января 1945 года».
Советские летчики наносили врагу жестокие удары и делали все, что было в их силах, для быстрейшего изгнания гитлеровцев из братской страны.
Совместные наступательные действия Красной Армии и Народно-освободительной армии Югославии увенчались полным успехом. Гитлеровскоие войска были разгромлены. Над Белградом взвился флаг народной Югославии.
Груши бабушки Душанки
28 августа командование приказало мне вылететь ночью к сербским партизанам, доставить им вооружение и боеприпасы. Самолет ждали на площадке возле местечка Соко-Баня, где партизаны попали в окружение и вели тяжелые оборонительные бои. Условный сигнал для посадки: выложенные в ряд десять костров между горами, в ущелье. До нас никто туда не летал. Незамеченными [110] миновали Адриатическое море, побережье, горы Боснии. У Восточно-Сербских гор повел самолет на снижение: достигли цели. В темноте хорошо были видны светлячки десяти костров. Земля ответила на наши сигналы. Самолетные фары уже осветили подходы к площадке. Машина готова была коснуться земли, как вдруг раздался крик бортрадиста Владимира Болходерова:
– Командир, не садись! Давай газ, газ, уходить надо!…
Не понимая, что происходит, я инстинктивно пальцами правой руки стиснул головки рычагов газа и двинул их вперед. На полную мощность заработали моторы, самолет взмыл вверх и стал набирать высоту. Не могу понять, что случилось.
– Володя, в чем дело?
– Принял сигнал тревоги из Бари. Фашистские каратели захватили эту площадку, перебили партизанскую охрану, устроили ловушку для нас!
Теперь мне ничего другого не оставалось, как притворяться, будто мы неточно рассчитали заход на посадку и поднялись вторично, чтобы снова сесть. В действительности же мы спешили набрать высоту и побыстрее выбраться из ловушки.
Наш маневр гитлеровцы все же разгадали, но поздно - их бешеная ружейно-пулеметная стрельба велась впустую. А я уже взял курс на запасной партизанский аэродром, зная, что там нас наверняка с радостью встретят.
На площадке Бойник я не раз бывал, так что нашел ее быстро. Приземлившись, я сразу понял, что и здесь обстановка напряженная. Задерживаться нельзя: неподалеку бойцы НОАЮ вели перестрелку, было слышно, как рвались мины.
– Друже капитан, - обратился ко мне партизанский командир, - пока мы разгружаем самолет, поговорите с бабушкой Душанкой, она второй день ждет летчиков. Пришла издалека и спрашивает: «Правда, что сюда русский авион прилетит?» Отвечаю: «Вряд ли. Его в другом месте ждут. А к нам прилетит, если там не сядет».
– «Дальше я идти не могу, сил нет, - отвечает бабушка.
– Я здесь подожду, может, счастье выпадет». Вот и сидит старая вторые сутки. Да из своей деревни столько же времени шла. Хорошо, что на гитлеровцев [111] не напоролась. Оккупанты все дороги бомбят и обстреливают.
Передо мной смуглолицая сухонькая старушка. Пожал ей руку, она перекрестила меня и говорит:
– Я много лет из родной деревни далеко не отлучалась, но сюда пошла, чтобы увидеть русского. Поблагодарить за помощь нашим сыновьям, да вот еще подарочек принесла, возьми его, сынок.
– Старушка развернула платок и достала три груши.
– Мой отец вместе с русскими
Мы забрали раненых и полетели на базу, увозя с собой бережно завернутые в платок груши бабушки Душанки.
Такие встречи не забываются. Наша дружба, скрепленная пролитой кровью в совместной борьбе, уходит в глубь веков.
Шифр «RZV»
Бойцы НОАЮ и партизаны действовали на коммуникациях в тылу противника. Враг, предвидя выход Красной Армии на границы Югославии, спешно вел перегруппировку своих сил. Для этого ему нужно было во что бы то ни стало сохранить за собой жизненно важные транспортные артерии страны.
В таких условиях верховный штаб НОАЮ принял решение усилить партизанское движение в Сербии и направить туда части НОАЮ. Потребовалась переброска по воздуху из других районов Югославии штабов, командиров, офицеров связи, вооружения.
Представители англо-американской миссии первыми потянулись к Восточно-Сербским горам. Советская военная миссия в Бари по просьбе югославских товарищей тоже послала своих представителей - офицеров связи в главный штаб партизанского движения Сербии.
Первоначально в район южнее Ниша на советском самолете была заброшена парашютно-десантная группа с радиостанцией. 12 июля 1944 года, еще до прибытия в Бари основной группы транспортных самолетов, командир [112] корабля Николай Гиренко доставил в Сербию офицеров главного штаба НОА Сербии и представителей советской миссии А. П. Горшкова, В. В. Зеленина, Б. П. Одинцова, М. А. Иванова. Самолет пересек Адриатическое море, горы Боснии и совершил посадку на площадке Казанчич.
Сам факт доставки офицеров партизанского штаба советским пилотом оказал большое морально-политическое воздействие на настроение людей, на боевой дух партизан и бойцов НОАЮ.
В первый же день после приземления прибывшим пришлось проделать сорокакилометровый марш по холмам, узким тропам и оврагам в поисках укромного места для размещения штаба.
Облюбовали Радан. Стали обживаться, налаживать радиосвязь с частями и верховным штабом. Но недолго они тут пробыли: немецко-фашистские войска провели карательную операцию и оттеснили партизан в горы. Они оказались отрезанными от остальных частей, которые могли бы прийти на помощь. Скопилось много раненых.
Постоянно передвигаясь, партизаны потеряли подготовленные ими площадки для приема самолетов и тем самым утратили возможность получать подкрепление с воздуха. Боеприпасы были на исходе, кончилось и продовольствие, люди питались травами, ягодами. Количество раненых и больных увеличилось, а это сковывало маневренность партизанских отрядов. Вдобавок приключилась еще одна беда: фашистские каратели перехватили шифр, которым пользовались югославские патриоты в своих переговорах по радио. Над сербским штабом НОАЮ и партизанами нависла серьезная угроза.
Надо было срочно отыскать среди холмов ровную площадку для приема самолетов. А. П. Горшков, В. В. Зеленин и югославские товарищи двинулись на юг от города Лесковаца в надежде обнаружить в излучине реки хотя бы маленькое поле.
Около села Мирошевцы, километрах в двадцати от Лесковаца, им удалось найти и подготовить крохотную посадочную площадку. Собственно говоря, это был всего-навсего огород на околице села, наскоро спланированный под «пятачок». Площадка длиной не больше семисот метров почти не имела подступов - вокруг отроги до пятисот метров и выше. С большим трудом партизанский [113] штаб, послав курьера в соседний отряд, дал знать, что «пятачок» готов и ничего лучшего нет.