Сто рентген за удачу!
Шрифт:
– Марека? Насколько один человек вообще может знать другого. А что?
– Да так… Просто… Те образцы, что лежат в лаборатории, как я понял, очень дорого стоят. А когда речь заходит о деньгах – таких деньгах! – люди меняются, причем не в лучшую сторону. И тому есть множество примеров. Вспомним хотя бы «Короля Лира» великого Шекспира. Там дочери, дорвавшись до денег и власти, предали самого близкого и родного человека…
– Только две из трех, – поправил я.
– А, так вы читали «Короля Лира»? – обрадовался профессор.
– А как же. Можно сказать, это моя настольная книга, – пошутил я. – Не расстаюсь с ней, даже когда иду на маршрут. Да и в этот раз она была со мной, пока Витек не отобрал… вместе со всем снаряжением заодно. Тоже, небось, захотел почитать…
Иван Аркадьевич хмыкнул, представив, как Витек в перерыве между истязанием профессоров и мародерскими вылазками с упоением читает Шекспира.
Так, похоже, боевой дух личного состава восстановлен. Теперь можно наконец заняться делом – попытаться разыскать сейф, если он здесь действительно есть.
– Он здесь, – заверил Зинчук. – Только там не совсем ключ… скорее, очередной регистратор… Меня инструктировали, как обращаться с ним.
– Разберемся. Для начала его нужно найти… Кстати, Иван Аркадьевич, а в самой лаборатории вы бывали? Только честно.
– Естественно, бывал, молодой человек! Я же проводил эксперимент по зомбированию и последующему восстановлению человеческой личности.
– А где тайник с хабаром… с образцами знаете? Или военные егеря прятали его без вас?
– Знаю. Он как раз в лаборатории… – Ученый подробно и обстоятельно объяснил, где лежит сокровище. Попутно рассказал, как устроена лаборатория, какие в ней приборы, и снова свернул на свой эксперимент по зомбированию. Чувствовалось, это его любимое детище.
Я вполуха слушал многословное объяснение Ивана Аркадьевича и внимательно осматривал стены. В свое время меня обучали проводить обыски и выискивать всякого рода тайники, поэтому с такой маленькой комнаткой, как эта, я справился в два счета – быстро обнаружил кирпич, на котором остались неотчетливые следы измазанных сажей пальцев. Я снял перчатки, попытался как можно точнее положить руку поверх отпечатков и надавил. Щелкнуло, звякнуло, несколько кирпичей выехало вперед, открывая нишу. Там действительно оказалось вмонтированное в стену устройство…
Знакомая штучка. Известно, для чего она предназначена…
Не удержавшись, я бросил взгляд на профессора. Ай да Иван Аркадьевич! Ну и артист! Как же ловко до сих пор он водил нас всех за нос!
Тот кусочек пластика, который мы с боем взяли в административном здании, вовсе не являлся ключом, как все решили. Никаких замков он открыть не мог. До сих пор не мог. Чтобы превратить его в полноценный ключ, требовалось зарегистрировать его в этом самом устройстве. Причем зарегистрировать на абсолютно любого человека, не обязательно профессора. Тот, чьи параметры – сетчатку глаза, голос и прочее – сейчас зафиксирует этот прибор, станет единственным «открывателем дверей», причем не только в лабораторию, но и в сейф с хабаром.
Вот почему Иван Аркадьевич так рвался сюда один. Узнай Урюк правду о ключе и регистраторе, Зинчук тотчас получил бы пулю в лоб.
Кстати, я запросто сейчас могу зарегистрировать ключ на себя, и тогда ни профессор, ни Марек и уж тем более Урюк мне не будут нужны. Конечно, придется повозиться, решая проблему, как заставить Витька снять с меня взрывчатку, но я решу ее – силой или хитростью. Весь хабар из лаборатории заберу себе. И жало, и пыльцу смерти. Смогу вылечить Потапа, оплачу операцию для себя, рвану из АТРИ и всего этого дерьма куда подальше, буду жить долго и счастливо.
А профессор и Марек пусть выкарабкиваются сами. Если они не встанут у меня на пути, я не буду сам их кончать. Просто брошу здесь, среди аномалий и мутантов. Впрочем, Марек – опытный бродяга. Он наверняка выберется из ЦИРИ. Вот захочет ли вытаскивать профессора? А, плевать! Пусть сами разбираются, я им не нянька. Здесь, в АТРИ, каждый сам за себя…
Мое лицо закаменело, взгляд потяжелел, превращаясь в фирменный взгляд хуги.
Профессор безошибочно понял, что сейчас творится в моей душе. Он издал хриплый звук, отшатнулся, сделал отчаянное движение в сторону дверного проема, за которым метались «живчики», а потом сник и обреченно протянул мне пластиковый прямоугольник:
– Возьмите, господин Бедуин. Чтобы зарегистрировать ключ на себя, вам надо отсканировать сетчатку глаза, то есть посмотреть в то окошечко. Тембр голоса – сказать какое-нибудь кодовое слово в микрофон, и ДНК – капельку слюны на ту пластину. Только сначала приложите подушечку указательного пальца к…
Он растерянно умолк, глядя, как я натягиваю на руки перчатки и надеваю шлем на лицо.
– Вы что делаете? – изумленно воскликнул Зинчук. – Нельзя зарегистрировать ключ в шлеме и перчатках. Снимите их!
– Еще чего, – откликнулся я. – Здесь без шлема долго находиться опасно. Так что в темпе, Док, плюйте, куда там надо, и давайте по-быстрому валить отсюда.
– А? Но как же так… Разве вы не собираетесь зарегистрировать ключ на себя?!
– Нет. «Открывателем дверей» будете вы.
Иван Аркадьевич всхлипнул и от избытка чувств прижал руки к груди.
– Сережа… Бедуин… миленький! Вы даже не представляете… Я не знаю, что сказать…
– Кодовое слово, Док! Да не мне, а в тот микрофон. И поживее, пока «живчики» не превратили эту комнатенку в крематорий.
– Сейчас-сейчас… Я мигом… – Иван Аркадьевич торопливо сунул пластиковую карточку в щель регистратора, но вдруг остановился и посмотрел на меня: – Я ваш должник, Сергей Борисович.
– Просто Бедуин. А возможность расплатиться вам скоро представится.
Ожидая нашего возвращения из «доменной печи», Урюк едва на стенку не лез от беспокойства – не за наши с профессором жизни, разумеется, а опасаясь, что мы кинем его и сбежим.
– Бедуин! Молоток! – Урюк от радости встретил меня как родного. Даже сделал жест, будто собирался по-дружески обнять, но ограничился похлопыванием по плечу. Затем проделал то же самое с Зинчуком и поинтересовался: – Ну, как? Взяли ключ?