Сто шесть ступенек в никуда
Шрифт:
Первой подала голос Козетта. Она выглядела растерянной. Не несчастной, вовсе нет, просто озадаченной. Прервав поток слов Шейлы Хенрисон, что было ей не свойственно, она спросила брата Марка:
— Значит, Белл ваша сестра?
— Нет, — ответил он. — Почему вы так решили?
Я слышала, как Белл вскрикнула. Не от испуга, а скорее от отчаяния. Козетта не побледнела и не залилась краской, но на ее лице проступил возраст — она постарела прямо на наших глазах. Козетта протянула руку, словно хотела коснуться Марка. Он по-прежнему стоял, напрягшись и устремив взгляд в одну точку в дальнем конце ресторана. Застыл
— Кажется, я сказал что-то лишнее.
В эту секунду подошел официант с тарелками в обеих руках, первыми из заказанных нами закусок. Козетта посмотрела на тарелку с артишоками, которую поставили перед ней, прикрыла рот ладонью и вышла из ресторана. Она шла быстро и неуверенно, как слепая, натыкаясь на людей и отодвигая с дороги стулья; сначала не могла открыть дверь, а потом отпустила, позволив той с грохотом захлопнуться за собой.
Все разом заговорили: Луис и Пердита спрашивали, что случилось, Эльза закатила глаза и сказала мне, что жалеет, что пришла, Белл в ярости стучала кулаками по столу, повторяя: «Черт, черт, черт, черт… о, черт!»
— Ради всего святого, что я такого сделал? — спросил брат Марка.
Марк не ответил. Он пошел за Козеттой. Иногда я задаю себе вопрос: заплатили ли бедные Луис и Пердита за еду, к которой, похоже, никто не притронулся? До меня донесся голос Луиса, сообщавшего официанту о неприятностях и о невозможности остаться. Пердиту я больше не видела — в отличие от ее мужа, но это уже другая история. Пробормотав, что нам очень жаль и мы тоже должны идти, я оставила их с братом Марка и его женой, которые пытались выяснить, что случилось, и последовала за Эльзой и Белл. Козетта исчезла, Марк тоже. Эльза спросила то, что не решалась произнести я:
— Почему ты сказала, что он твой брат?
Белл демонстративно пожала плечами. Потом ткнула в меня пальцем:
— Это была ее идея. Она спросила, не брат ли он мне, и я подумала: почему бы и нет? Мне показалось, что так будет лучше, и ничего бы не случилась, если бы эта глупая сука не открыла рот.
— Что значит «так будет лучше»?
Белл молчала.
— Он мой любовник, — наконец сказала она.
Кажется, я вскрикнула.
— Давно? — У меня был свой интерес, почти как у Козетты.
— Много лет.
Значит, мы с Козеттой в одной лодке. Когда я впервые увидела их вместе в «Глобальном опыте»? Три года назад…
— Он больше не твой любовник, — с жаром заявила я.
— Нам был нужен… — Белл умолкла, подыскивая слова, но выбрала самые неподходящие, — временный перерыв.
Мы шли по улице, не помню какой. Погода была теплой и влажной, темнеть еще не начало — ранний летний вечер. Такого рода потрясение причиняет боль, вроде колики, которая возникает после быстрого бега. Я чувствовала себя как после бега. Мне захотелось сесть, и я села. На ступеньки крыльца. Эльза остановилась и посмотрела на меня; ее лицо выражало сочувствие, но в то же время выглядело удивленным, Белл стояла чуть поодаль. Если бы меня попросили ее описать, я бы сказала, что она выглядела смущенной — очень необычное для нее состояние.
— Я не могу объяснить, — сказала она.
Эльза посмотрела на нее так, словно хотела ударить:
— Почему бы тебе не свалить?
Что Белл и сделала. Просто ушла от нас, высоко подняв голову. Дошла до перекрестка и повернула направо, скрывшись из виду. Мы с Эльзой еще немного посидели на ступеньках, пока я размышляла, что это — то есть, что Марк любовник Белл, — значит для меня и для Козетты, а потом поймали такси и поехали домой. Дом казался пустым. Я вышла на улицу, чтобы проверить, где машина Козетты. По-прежнему «Вольво», но не та, в которой мы переезжали сюда, а уже вторая по счету после нее. Найти место для машины на Аркэнджел-плейс становилось все труднее, но переулки еще оставались свободными. Я окинула взглядом улицу, заглянула в переулки, но «Вольво» не обнаружила, и от этого мне стало немного легче — я подумала, что Козетта и Марк могли куда-то поехать вместе. В любом случае я уже меньше волновалась за Козетту.
Мы с Эльзой вышли из дома, чтобы поесть, а потом стали ждать. Она ни о чем меня не спрашивала, а взяла со стола Козетты один из новых романов и принялась читать. Я убеждена, Эльза считала, что моя эмоциональная связь с Белл отличается от нашей с ней дружбы. Но тогда мне было все равно, и я даже этого не скрывала. Читать я не могла, а просто лежала в кресле, разглядывая украшенный лепниной потолок и похожую на паутину люстру, думала и страдала. Время приближалось к полуночи.
— У меня такое чувство, что мы больше не увидим Белл, — сказала я.
— Не все ли равно?
Я не ответила. Эльза прекрасно знала, что мне не все равно.
— Она сюда не вернется, — сказала я. — И за своими вещами тоже, они ей безразличны. Пойдет к кому-то еще, например к матери.
— А ты уверена, что у нее есть мать?
— Нет, не уверена. Я думала, у нее есть брат.
— Давным-давно, когда мы встретились в Торнхеме, Белл говорила мне, что у нее нет родителей, что она лишилась их в двенадцать лет. Так что твои слова о матери кажутся мне подозрительными.
— Точно так же она могла соврать и тебе.
— Совершенно верно, только оба утверждения одновременно не могут быть правдой.
— Интересно, что случилось, когда Белл было двенадцать? Она говорила, что ее родители стали жертвой несчастного случая или что-то в этом роде? А с ней что произошло?
— Она сказала мне только, что лишилась родителей, и ее поместили в какое-то заведение.
— Хочешь сказать, детский дом?
Эльза как-то странно посмотрела на меня:
— Не думаю, что это был детский дом, по крайней мере вначале. Потом — да. Я не знаю, что это.
Пока она говорила — неохотно, с сомнением, словно из нее приходилось вытягивать слова, — мы услышали, как внизу открылась входная дверь. Мы сидели в гостиной, и, как мне кажется, обе подумали, что это Козетта или Марк, а хорошо бы, Козетта и Марк. Кто-то — один — преодолел первый пролет, миновал нашу дверь и стал подниматься выше. Наверное, Белл. Мы слышали, как она, тяжело ступая, взбиралась по лестнице. Именно поэтому мы не были уверены, что это Белл, и вышли на площадку, прислушиваясь. Стояли, будто персонажи сказки о привидениях, услышавшие странные звуки и незнакомые шаги, держали друга за руки и смотрели наверх. Нелепый, истеричный поступок, но мы затаили дыхание, словно присутствовали при развязке драмы. Скрип 104-й ступеньки был слышен даже с нашей площадки. Дверь в спальню Белл закрылась.