Стоход
Шрифт:
С Брестом связь партизан не порвалась, а, наоборот, за зиму укрепилась. Оказалось, что Сергей, друг Алексея, бежавшего с Гришей из города, работал на станции Брест. И он с радостью согласился помогать партизанам. В город была послана связная, на которой Сергей «женился», и через нее сообщал все, что узнавал о движении поездов. Сергей сумел установить контакт и с другими железнодорожниками, которые охотно ему помогали.
К середине зимы движение поездов от Бреста на восток почти застопорилось. И фашистское командование пошло на самые крайние меры…
До
Прерывисто дыша, в землянку вбежала радистка Соня. Она уже хорошо ходила, хотя немного прихрамывала. Наклонившись к командиру, она шепнула: «Очень важно!»
Миссюра и Моцак пошли за радисткой в ее комнатку, пристроенную с другой стороны землянки, и Соня дважды прочла радиограмму о том, что в сторону Морочны из Бреста вышел батальон эсэсовцев, который будет подряд жечь села и хутора, уничтожать все живое и даже продукты, чтоб партизанам нечем было жить. Батальон так и называется «Черный смерч». С партизанами им приказано не связываться.
— А мы их заставим связаться! — Миссюра крепко сжал кулак.
— Запроси «Буревестник», знают ли там об этом, — сказал комиссар радистке. — Надо с ними установить контакт. Одним нам тяжеловато, а двумя отрядами мы с этим батальоном справимся. Как думаешь, командир?
— Ты как-то рассказывал про пытку в мешке с красными пчелами… — напомнил Миссюра.
— Ну и что?!
— Такой мешок у нас есть! И в него мы загоним этот «Черный смерч».
— Как? — удивился комиссар.
— А дорога на Кончицы.
— Ну-ка, ну-ка, расскажи, я там не бывал.
И Антон подробно изложил план операции…
Моцак слушал его и с удивлением думал, сколько же скрытых, неиспользованных сил пробудила в этом человеке война. Его находчивости нет предела.
Светало.
Сотня кавалеристов из отряда «Смерть фашизму!» на рысях вышла из лесу и внезапно остановилась на широкой проселочной дороге. Бойцы сняли фуражки, как при виде похоронной процессии.
На широкой поляне, окаймленной лесом, чернели руины деревни, густо пахло горько-соленой гарью. Не уцелело ни одной постройки.
Высоко в небо, словно журавлиные шеи, поднимались черные дымари. Молча отряд подъехал к столбу, на котором значилось:
«Село Глины, 260 дворов».
У дороги одиноко, точно окаменелая, неподвижно стояла маленькая сгорбленная бабуся. Опершись на суковатую палку, молча она глядела на пепелище. Ни на один вопрос командира и бойцов не ответила, словно не слышала и не видела окруживших ее людей. Лишь когда отряд поехал дальше, старушка сказала про карателей. А поняла, что это свои люди, только потому, что они ее не убили. Она указала направление, в котором ушли фашисты, уничтожившие село. А на вопрос, где же люди, она махнула рукой и сказала только одно слово: «Тут».
И все поняли, что жителей села фашисты уничтожили, а потом все сожгли.
Олеся, которая после провала брестской тройки стала медсестрой отряда, ехала на двуколке следом за командиром и комиссаром. Она
— Едемте, бабуся, с нами. Куда ж вам теперь?..
Карательный батальон «Черный смерч» — так называли себя гитлеровские головорезы — был собран из штрафников. Перед ними поставили задачу: пройти по области и превратить ее в пустыню, в которой нечем было бы жить партизанам. То же самое будет сделано в каждой области Западной Белоруссии и Украины.
Уничтожив село, батальон круто менял направление, чтобы избежать партизанской засады, и потому прошла молва о его неуязвимости. Сами каратели тоже в это верили и надеялись на скорый и успешный конец операции. Ночью они «работали», а днем передвигались, потому что дороги здесь болотистые, неудобные.
Из деревни, возле которой партизаны подобрали старушку, каратели направились в Кончицы, именно туда, куда Миссюра мечтал их заманить. Между этими селами было две дороги: через болото — пять километров и в объезд, густым лесом — десять с гаком. У гитлеровцев был тяжелый груз на бричках. Сами они почти все ехали верхом на добрых, сытых лошадях. Поэтому болотом они не решились ехать и отправились лесом.
Леса в этих местах густые, старые. И только изредка встречаются прогалины, солнечные поляны. На одной такой поляне фашисты провели половину дня. Перед вечером они двинулись дальше.
Головным шел тяжелый бронетранспортер, за ним — повозки с пулеметами. Потом колоннами по трое, по четверо (как позволяла узкая лесная дорога) ехали кавалеристы с автоматами и ручными пулеметами. И в конце двигался обоз с боеприпасами и горючим для поджигания. Замыкали отряд две повозки со станковыми пулеметами, ощетинившимися назад и в стороны.
Командиру карателей Бергеру, ехавшему в бронетранспортере, не нравился хмурый, темный лес, по которому шла узкая, как тоннель, сырая дорога. Раньше, когда он бродил здесь, охотясь на диких козочек, морочанские леса казались приветливей и светлей. Но чем дальше углублялись, лес становился все нелюдимее. Казалось, что он смотрит на карателей с такой же ненавистью, как и люди.
Бергер хотел отдать приказ вернуться, как вдруг со всех сторон в упор по батальону хлестнул автоматный и пулеметный шквал. А перед бронетранспортером внезапно рухнула старая толстая ель и перегородила дорогу.
Бергер сразу понял, что это засада, и приказал развернуть машину. Но не успел водитель дать задний ход, как на дорогу упало такое же толстое дерево. Потом еще и еще.
«Деревья были подпилены заранее. Батальон в ловушке, — мелькнуло в голове Бергера. — Нужно найти лазейку, чтобы хоть самому выбраться целым».
Фашистские пулеметчики, сидевшие на повозках, были убиты партизанскими снайперами первыми же выстрелами. Станковые пулеметы, высоко задрав стволы, бездействовали. Кавалеристы спешились и, укрывшись под возами, отстреливались. Партизан они не видели и палили во все стороны. Но их пули встречали на своем пути только стволы деревьев. Партизаны, укрывшиеся за деревьями, были неуязвимы. Что-то горело, заволакивая дымом весь отряд карателей. По звону брони Бергер чувствовал, что со всех сторон вьюгой летели партизанские пули, точно стреляли не люди, а столетние ели своими бесчисленными колючками.