Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2

Гейнцельман Анатолий Соломонович

65

Когда же умолкали струны И звуков замирала фуга, Мы жизни сокровенной руны В очах читали друг у друга, Как Нострадама фолиант Читает в келье некромант.

66

Я становился на колени И, как молящийся чернец, Закинув голову из тени, Ее розария конец Смиренным, чистым и любящим К устам преподносил

просящим.

67 

Тепло лиющиеся персты Ее мне были ореолы, В предельно широко отверстых Очах не призраков тяжелых Клубились тени, а экстаз, Еще не виданный ни раз.

68

И с ясностью необычайной Прочли мы сокровенный лист И с Божьею сроднились тайной, Как Иоанн Евангелист, Занесший в новые скрижали Преображенные печали.

69

Духовных приобщаясь истин, Мы жаждали увидеть Бога, Природы свиток многолистен, Но жизни утомила строгой Исчерпанная красота И пустота, и пустота.

70

И вежды тихо опускались, Как полдня над звездами флер, И уст моих уста касались Ее горящие в упор. И поцелуй наш был так долог Однажды, что раскрылся полог,

71

И тело бренное исчезло И башня где-то из-под ног И, как по мановенью жезла, Меж нами появился Бог, – И из страдальческих морщин Я понял, что я Божий Сын.

72

Благословен Ты, изначальный, За эти алые уста, Тебя Твой первенец опальный Признал под тяжестью креста За бедной Каи поцелуи, За аллилуи, аллилуи!

73

И дни за днями чередою Переплывали за Коцит, И Феба с золотой уздою Взошла квадрига на зенит, И лето буйно сожигало Свои цветные опахала.

74

На корабле недвижном суши, Как в бурю восковые свечи, И наши догорали души, И наши догорали речи, От поцелуев запылал Души хрусталевый фиал.

75 

И скоро в крике журавлином Признали осень мы опять, Пернатая походным клином В Египет

улетала рать, И скоро ласточек фанданго На берег закружилось Ганга.

76

Пора и нам о крыльях вспомнить И унестися до зимы, И в нас душа такой паломник, Но только дальше были мы Обречены уйти в изгнанье, И дольше будет собиранье!

77 

Спустились ратники однажды И требуют насущной пищи, А сам я, как последний нищий, Страдал от голода и жажды; Давно уж свой убогий пай Делили с возлюбленною Кай.

78

«Спасибо вам, сидельцы-братья, За то, что светоч не погас, И за предсмертные объятья; Пришел освобожденья час; Вы с чистой совестью спускайтесь, Откройте башню и сдавайтесь!

79

Скажите им, что мертвым звоном Сейчас заговорит набат; Пусть во враге им побежденном Припомнится погибший брат; Просите в склепе родовом Похоронить за алтарем».

80

Спустились. Сдались. Ликованье Из вражьего поднялось стана. Осталось нам – соборованье, – И жизни исцелится рана. О Кая, Кая, мы одни, Но тухнут наши огоньки!

81

Как розы сломанная вая С уже привянувшим цветком, Лежала радостная Кая, По грудь покрытая платком, И белые она, как в Лукке Илария, сложила руки.

82 

Я целовал их, как безумный, Отогревал своим дыханьем... «О мальчик, милый, неразумный!» – Проговорила со стараньем Она с загадочным смешком Каким-то новым языком.

83

«Ведь это было уж когда-то, И снова будет... А, ты стих!.. В San Marco помнишь ли Беато Анжелико висит триптих?.. Ах, скоро, скоро мы узрим Небесный Иерусалим!»

84 

«Я вижу райские муравы... Как много белых роз и лилий, Как изумрудны Божьи травы, И сколько семицветных крылий! У самых пышных мотыльков Скромней сияющий покров!»