Столетняя война

Перруа Эдуард

Означало ли это все контроль над королевской властью? Если присмотреться, это не более чем карикатура на конституционную реформу. Штаты не имели политической традиции: это разношерстные ассамблеи, собираемые при необходимости, которые не умели создавать органы постоянного контроля. Чистка утолила чувства ненависти, но не дала никаких гарантий на будущее. Стремление к административным реформам из-за отсутствия искренне преданных исполнителей не возымело никакого практического эффекта. Чего-то можно было бы ожидать от ввода депутатов в состав Совета; но там они оказались в меньшинстве; едва минует опасность, бывшие советники поднимут голову или займут их место. Никто не рискнул предложить обойтись без дофина — носителя монархической власти. А его упорное нежелание проводить реформы ставило непреодолимую преграду усилиям реформаторов. Движение, начатое в порыве энтузиазма, очень быстро иссякло, и у обеих сторон не было иного выхода, кроме как прибегнуть к силе.

Ведь, вопреки видимости, последнее слово осталось за королевской властью, представленной тщедушным дофином. На его стороне были чиновники, традиция, преемственность в управлении. Делегаты Штатов, кому поручено собирать субсидии и управлять этим процессом, натолкнулись на косность податных людей, крестьян, убогих ремесленников, которые не желали платить налог новоявленным сборщикам; надменный купеческий прево, вынужденный прибегать к худшим уловкам, в точности как королевские чиновники, сам объявил о новой девальвации, хотя программа реформ включала требование возврата к полноценной монете. В конечном счете Штаты не пользовались авторитетом. Слишком частые сессии утомляли депутатов, их беспокоили дорожные опасности и расходы. Вскоре в Штатах останутся почти одни парижские буржуа.

Предстояла еще проба сил, опасная для дофина, у которого не было ни войск, ни денег. Летом 1357 г. Карл попытался снова захватить власть: Великий ордонанс не претворялся в жизнь, дурные советники снова возвращались в милость. Этьен Марсель быстро поставил его на место. В ноябре благодаря обилию сообщников из тюрьмы бежал король Наваррский — к великой радости Штатов, которые уже снова заседали. В Париж возвратился ненадолго изгнанный Робер Ле Кок. Чтобы сохранять опеку над дофином, его надлежало держать в постоянном страхе. О чем речь: пародия на Штаты в феврале 1358 г. вынесла постановление, что отныне заседания будут проходить только в столице. Наваррца пригласили в Париж, и дофина вынудили с ним примириться. Карл унизился до того, что приказал провести покаянные церемонии в память жертв руанской драмы. Наконец, купеческий прево организовал мятеж, и восставшие прямо в покоях дофина, на глазах у него, вырезали его приближенных, убили маршалов Шампани и Нормандии и надели на наследника престола сине-красный шаперон — цветов парижских горожан.

Такое множество неуклюжих и жестоких выходок ускорили разрыв. 14 марта Карл принял титул регента, дающий ему больше власти, чем должность наместника королевства; 25 марта он бежал из Парижа в Санлис, противопоставил одни Штаты другим [56] обратился за советом к знати и добрым городам Вермандуа, а затем Шампани. Семью он укрыл в крепости Ле-Марше-де-Мо. Карл набрал войска и начал нападать на наваррские банды, грабившие сельскую местность. Ощутив опасность, Этьен Марсель пришел в сильное возбуждение. Он полагал, что призван осуществить великие замыслы, считал себя защитником городских свобод против некомпетентной и деспотичной власти монарха. Он пишет фламандским городам, напоминает им об Артевельде, назначая себя его духовным наследником. Но у него нет иного выхода, кроме как принять помощь самых одиозных союзников. С 28 мая ими становятся «жаки» [57] .

56

В мае 1358 г. дофин собрал в Компьене свои Генеральные Штаты, постановившие бороться с парижскими мятежниками (прим. ред.).

57

Презрительное прозвище крестьян (прим. ред.).

Восстание крестьян областей Бове и Суассона носит загадочный характер. Этот один из тех страшных взрывов ярости бедноты, которые так часто встречались в средние века и в которых имущий класс видел только вспышку разнузданности «черни». Для его объяснения достаточно напомнить о разорениях, которые творили рутьеры [58] , уже год бродившие по стране и грабившие ее то от имени англичан, то ссылаясь на наваррцев, о грубой настойчивости агентов фиска. Может быть, чашу народного гнева переполнили и требования сеньоров, многие из которых, попав в плен при Пуатье, нуждались в деньгах для своего выкупа; но текстов, которыми можно что-либо здесь доказать, у нас нет. Эффект неожиданности поначалу сработал. Их возбужденные ватаги под началом неизвестных и грозных вожаков, таких, как Гильом Каль, резали знать, грабили и жгли замки, двигались во всех направлениях, распространяясь по стране, как масляное пятно на ткани. Жакерия стала синонимом крестьянского бунта — опустошительного, не имеющего ни цели, ни завтрашнего дня. Чего хотели «жаки»? Этого они не сказали. Что они могли? Не слишком много, как только прошел первый шок. Плохо вооруженные, без умелых командиров, они становились легкой добычей для тяжелых рыцарских отрядов. Кроме того, знать, на миг растерявшаяся, нашла себе вождя: поставив свои классовые интересы выше политических интриг, Карл Наваррский возглавил сопротивление, избавив, сам того не желая, дофина от очень серьезной головной боли. Его неистовство помогло ему взять верх над «Жаками» под Мелло. Вскоре все вернулось к обычному порядку. Наваррец в этом деле приобрел у знати, став ее спасителем, неимоверную и недорого ему стоившую популярность, которую рассчитывал немедля обратить в монету.

58

Рутьер (фр. routier) — профессиональный воин, нанимающийся за деньги. Часто рутьеры собирались в крупные отряды, жившие за счет грабежа (прим. ред.).

Больше заботясь о последовательности своей политики, но не будучи столь удачливым, Этьен Марсель рассчитывал, что сумеет использовать «жаков» против регента; но посланное им на помощь «жакам» городское ополчение опоздало и повернуло на Мо, но не сумело захватить здесь дофину [59] . Это стало началом краха. Дофин избегал столицы, правил без нее и вопреки ей; но он сохранил в ней приверженцев, настраивавших «умеренных» против диктатуры купеческого прево. У Этьена Марселя осталось лишь одно средство против этих неуловимых заговорщиков: обратиться к королю Наваррскому, чье красноречие привлекало к нему новых сторонников, и к английским шайкам, наняв их за свои деньги. Ничто не помогло: ни вступление в Париж 22 июля англо-наваррских отрядов, ни назначение Карла Злого на пост капитана города. После недели сумбурных споров и тайных перемещений Этьен Марсель был убит 31 июля, прямо на улице, когда возвращался с осмотра внешних укреплений. Карл Наваррский отошел от стен города. Дофин возвратился в Париж, и те, кто его изгнал, теперь заискивали перед ним. Не было необходимости ни долго свирепствовать, ни казнить много людей. Парижская революция закончилась. Королевская власть, изнуренная материально, вышла из нее морально усилившейся.

59

Супругу дофина Карла, Жанну де Бурбон (прим. ред.).

Теперь можно было подумать и о короле. В Бордо, где Черный принц обхаживал именитого пленника, потом в Лондоне, где с 24 мая 1357 г. в его распоряжение предоставили роскошный манор Савой на престижной дороге между Сити и Вестминстером, Иоанн Добрый с наслаждением смаковал горькое вино поражения. Стыдиться ему было нечего — храбрый воин, он славно бился; если же его при этом разбили, то ведь «превратности боя непредсказуемы». Поражение в битве по всей форме ничуть не унижает истинного воина. Эдуард III принял его хорошо и даже увлекся этим человеком, уже не понимающим, что с ним происходит, но щепетильным в вопросах чести, верным рыцарскому ритуалу, который английский король сам так ценил. Среди празднеств Иоанн думал о своих подданных, но лишь затем, чтобы они думали о нем. Из писем пленника, которых сохранилось довольно много, образовался солидный сборник, тон которого одновременно патетический и инфантильный. На поле битвы под Пуатье французы утратили своего отца; именно за это он жалел их больше всего, а не за нищету и не за угрозы, нависавшие над ними. Значение имеет только одно — его скорое освобождение, ради которого они все должны стараться. Он рассчитывает на их щедрость, когда речь пойдет о выплате выкупа за него. Что касается политических условий, которые выдвинет противник, территориальных аннексий, отказов от суверенитета, то не надо отвергать их с ходу: ведь «кое-какие вещи сделать намного легче», нежели долго страдать в плену. Ради того, чтобы вновь оказаться на свободе, достойный суверен готов был к тому, чтобы в решающий момент проявить себя не слишком умелым дипломатом и не посчитаться с интересами короны.

Однако поначалу казалось, что все идет как нельзя лучше. В Бордо, опять-таки под эгидой Святого престола, было заключено перемирие на два года. В сентябре 1357 г. в Лондоне собрались советники Эдуарда, советники Иоанна, три кардинала, присланные папой, и представители дофина. Поскольку речь шла не только об освобождении Иоанна, но и о заключении «доброго и длительного мира», Эдуарду собирались предложить за высокую цену отказаться от притязаний на французский трон. Вопреки всякому ожиданию, требования англичан были меньше, чем в Гине. Проект договора, обнародованный в январе 1358 г. (его называют первым Лондонским миром), устанавливал сумму выкупа за короля в размере четырех миллионов золотых экю и требовал предоставить полный суверенитет Гиени, к которой добавлялись Сентонж, Пуату, Лимузен, Керси, Руэрг и Бигор, что, если добавить сюда Понтье и Кале, составляло добрую треть королевства. С учетом обстоятельств сам дофин нашел эти условия приемлемыми: он опасался худшего.

Он не ошибся. Эдуард III быстро раскаялся в своем относительном великодушии. Желая получить личные преимущества в споре с папой относительно назначения епископа Илийского и зная, что папа стремится к миру, он намеренно задерживал ратификацию соглашения. Тем временем парижская революция, Жакерия, война, которую с августа повел против дофина король Наваррский в Нормандии и на землях до самых ворот Парижа, привели к тому, что у англичан появились новые притязания. От изнемогающего противника можно было потребовать большего. Комиссары, которых Иоанн Добрый направил в провинции для сбора денег на свой выкуп, вернулись с пустыми руками; только Лангедок, менее опустошенный войной, дал кое-какие суммы. Эдуард мастерски разыграл гнев: раз не платят, он разрывает договор. Шесть месяцев назад он посвятил Иоанна в рыцари во время традиционных турниров в день св. Георгия; теперь он заключил его под стражу и угрожал отправить в какой-нибудь более безопасный донжон. Дофин погряз в войне с Наваррцем и не был способен продолжать переговоры; папские легаты не вернулись, полагая, что мир заключен. Беседа с глазу на глаз между победителем и побежденным, который был крайне обеспокоен новыми грозившими ему строгостями и потерял голову от перспективы более сурового содержания, дала новые выгоды Плантагенету. Тот сам кичился, что «изо дня в день французы предлагали» ему «великие договоры и прекрасные предложения». И 24 марта 1359 г. был подписан второй Лондонский мир, бесконечно более тяжелый, чем первый. Выкуп за царственного пленника, все в том же размере четырех миллионов экю, следовало выплатить в более короткие сроки, а в обеспечение этого следовало выдать Англии в качестве заложников лиц королевской крови или нотаблей. Даже будучи освобожден, фактически Иоанн оставался пленником вплоть до выполнения всех условий договора. Территориальные уступки стали тяжелее: теперь англичане требовали также земли между Луарой и Ла-Маншем — Турень, Анжу, Мен, Нормандию, а также прибрежные области между Соммой и Кале; кроме того, оммаж за Бретань герцог должен был принести английскому королю. Французское королевство теряло западную половину и все морское побережье, получая границу по линии, соединяющей Кале с Пиренеями. Никогда, даже во времена слабого Людовика VII [60] Плантагенеты не обладали таким могуществом на континенте. Вполне понятно, и в глазах Эдуарда III это было существенной уступкой, что все это переходило под его полный суверенитет, не накладывая на него никаких вассальных обязательств.

60

Людовик VII Молодой — французский король в 1137-1180 гг. Неудачно воевал со своим вассалом графом Анжуйским Генрихом Плантагенетом, который стал королем Англии и герцогом Аквитании, объединив под своей властью западную половину Франции (прим. ред.).

Английский король вскоре сам догадался, что аппетиты его оказались чересчур велики. Тем более что в наваррской войне дела стали оборачиваться в пользу дофина. Карл Злой, чувствуя, что его бросили, заключил сепаратный мир в Понтуазе и тем самым избавил столицу от серьезной заботы. Можно ли было думать о том, чтобы пойти на уступки, которых требовал Иоанн Добрый? Одно собрание Штатов, на сей раз покорное указаниям регента, заявило, что этот договор «неприемлем и невыполним». Другое вотировало кое-какие субсидии на возобновление военных действий. Ведь дело дошло уже и до них: Эдуард III был вынужден сам ехать усмирять Францию, хотя суверен истерзанной Франции уже был его пленником. Но, чтобы победить врага, нужно было, чтобы он принял сражение. А Карл сознавал свою слабость. Наученный опытом, побуждаемый своей не больно воинственной натурой, он уклонялся от боя. Эта ловкая тактика, которую позже сочтут инициативой Дюгеклена [61] , была именно тактикой дофина. «Набег» силами в несколько тысяч воинов, если нет правильного сражения, позволял только грабить страну, но не завоевать ее и тем более не оккупировать. Его сила со временем иссякала сама, когда более не могла расходоваться на разорение края. «Бедный народ» страдала от этих грабежей, но королевская власть берегла свои скудные силы, будучи не вправе зря жертвовать ими. Поэтому Эдуарду с сыновьями позволили в конце октября 1359 г. высадиться в Кале, постепенно разорить Артуа, Тьераш, Шампань, потерпеть неудачу под Реймсом, мощные стены которого исключали возможность приступа, обойти Бургундию, чей герцог откупился от бедствия, щедро заплатив за уход солдатни, две недели жечь округу под Парижем и наконец разорить провинцию Бос. Тем временем нормандские моряки совершенно безнаказанно подошли к Винчелси, вызвав у англичан панический страх перед высадкой французов, которую они с 1340 г. считали невозможной. Наконец в дело вступило само небо: неожиданный ураган дезорганизовал силы захватчиков на шартрских землях. Пора было завершать эту плачевную экспедицию. 8 мая 1360 г., после всего лишь недели переговоров, дофин и принц Уэльский согласовали предварительные условия мира в босской деревушке Бретиньи; английский король сразу же покинул Францию, где во главе армии его больше не увидят.

61

Дюгеклен, Бертран — бретонский рыцарь, сеньор Броона, граф Лонгвиля, участник войн за бретонское наследство на стороне Карла Блуаского. С 1357 г. поступил на службу к дофину Карлу. В 1370-1380 гг. — коннетабль Франции. Придерживался оборонительной военной стратегии, не вступая в крупные сражения и изматывая врага в мелких стычках (прим. ред.).