Столетняя война
Шрифт:
Плантагенет был вызван на суд короля, чтобы уточнить формулировки своего оммажа и признать, что он имеет характер «тесного». Чего, собственно, хотели добиться советники Филиппа VI, выдвинув это неуместное требование? Может быть, выиграв первый тур в трудной борьбе на амьенской церемонии и почувствовав, что молодой герцог Гиенский не в состоянии эффективно противодействовать их юридическим доводам, наполненным угрозами, они надеялись, спровоцировав новый отказ раздраженного противника, произвести третью конфискацию аквитанского фьефа? Нам они не открыли своих намерений. Но такого не исключали англичане, которых эти махинации окончательно озлобили против въедливого и коварного сюзерена.
Равно как и в 1329 г., Эдуард был не в силах противостоять притязаниям Валуа. На его острове близились новые политические потрясения. Молодой суверен, которому уже исполнилось двадцать, находил опеку со стороны матери обременительной и тяжкой. Вызывающее возвышение Роджера Мортимера, три года бесславного правления восстановили баронов против клики, находящейся у власти. Недовольные подготовили заговор, во главе которого встал король. В ноябре 1330 г. Мортимер был арестован и казнен, а Изабелла выслана в удаленный замок. Но, будучи полностью поглощен подготовкой этого переворота и установлением своей личной власти, Эдуард был не в состоянии явиться по вызову чиновников Валуа. Сославшись на его отсутствие, они могли осуществить самые коварные судебные процедуры. Он опасался худшего
Покорность аквитанских чиновников, смиренная позиция английских послов, явившихся отстаивать дело своего господина, и особенно посредничество папы Иоанна XXII, ходатайствовавшего за короля Эдуарда, в конце концов смягчили недоверчивого сюзерена. Если раньше Филипп и имел намерение снова конфисковать Аквитанию, он не стал настаивать на осуществлении этого плана. Он удовлетворился заключенным в Париже 9 марта 1331 г. соглашением, освобождавшим английского короля от принесения нового оммажа, но взамен на письменное обязательство, которое бы давало противной стороне право считать, что амьенская церемония означает «тесный» оммаж. Через несколько недель, в апреле, в Пон-Сен-Максане произошла тайная встреча Эдуарда и Филиппа — последняя до развязывания вооруженного конфликта. Они еще раз выразили общее желание покончить с извечными аквитанскими проблемами, устранить разногласия, связанные с территориальными границами, с изгнанниками, с репарациями.
Таким образом, дипломатии Валуа, использовавшей все приемы последних Капетингов и прошедшей все пути, проторенные последними, не понадобилось и трех лет, чтобы добиться самой значительной дипломатической победы над гасконским вассалом. Казалось, амьенский оммаж и последующее заявление, приравнивавшее его к «тесному», навсегда исключили для Плантагенетов династические притязания. Потерпев поражение на всех стадиях этой упорной борьбы, Эдуард очутился в более униженном положении по отношению к сюзерену, чем когда-либо. Аквитания оставалась урезанной из-за частичной оккупации, ослабленной оттого, что французский монарх еще сильнее поработил ее герцога; угроза, два поколения нависающая над ней, стала еще отчетливей. Решительно царствование Валуа начиналось удачно.
II. НА ПУТИ К РАЗРЫВУ
Через шесть лет от этой первой победы ничего не осталось. Мало того что, отказавшись от амьенской присяги, Эдуард вновь выдвинул притязания на французскую корону, но, чтобы не допустить новой конфискации, он еще и собрал против своего соперника самую огромную континентальную коалицию, на какую только Англия опиралась со времен Бувина [40] . Подобная перемена требует объяснений. Теперь нам известны отдаленные причины войны, среди которых аквитанский вопрос — константа, а торговые или финансовые распри — вариации. Но причины непосредственные, те, которыми продиктованы решающие действия и определены роковые меры, можно выявить, лишь проанализировав эти решающие и смутные годы — 1331-1337-й. Ни один конфликт в истории не может стать неизбежным сам по себе: таковым его делает воля людей. Что же это за люди в данном случае?
40
Битва при Бувине (27 июля 1214 г.) — сражение, в котором войска французского короля Филиппа Августа наголову разбили коалицию германцев, фламандцев и англичан. Германский император Оттон Брауншвейгский бежал, граф Фландрии Ферран и предводитель англичан Уильям Солсбери попали в плен к французам. С битвы при Бувине начался стремительный рост гегемонии Франции в Европе, достигшей своего апогея в правление Людовика Святого (1226-1270 гг.) (прим. ред.).
Новейшие историки франко-английского конфликта, которых поражает ряд катастрофических промахов и оплошностей, за каких-то десять лет превративших французскую монархию из державы первого ранга в объект нападения, а вскоре и в побежденную страну, объясняли столь быстрый упадок бездарностью ее короля. Коренные причины они усматривали в полной противоположности характеров обоих властителей: с одной стороны — Эдуард III, политический гений, неистощимый создатель все новых комбинаций, но в то же время человек холодный и расчетливый, строящий дальние планы, знающий, куда он идет, чего хочет, который так же превосходит противника в сфере дипломатии, как и на поле боя; с другой — Филипп VI, полная его противоположность: прожектер и фанфарон, нестойкий, когда следовало бы твердо идти к цели, упрямый, когда нужно проявлять гибкость, вечно обманываемый более ловким соперником, неспособный использовать преимущества, пока еще есть время, и позволяющий втянуть себя в борьбу, к которой не сумел подготовиться. Оба эти портрета требуют некоторых корректировок. Речь, конечно, не о том, чтобы реабилитировать первого из Валуа. Даже современники, вроде хрониста Иоанна Красивого, терялись, не зная, что думать об этом монархе, смелом и рыцарственном, старающемся добиться беспрекословного подчинения королевской власти, которую он унаследовал, беспощадно осуществляющем «жесткое правосудие», — и в то же время напрочь забывающем о собственных интересах, едва его охватит страсть — месть или мелкое тщеславие. Его дипломатия движется рывками, будучи то слишком доверчивой, то более хитрой, чем надо бы. Но разве вина за это лежит на одном суверене? Может, у него были плохие советники, и притом это были те же люди, которые руководили политикой его предшественников? По отношению к Англии и аквитанскому фьефу бросается в глаза преемственность политики и идентичность методов Филиппа Валуа и Карла IV: бесконечное запугивание, хитрости, угрозы, придирки, преследующие цель согнуть и унизить строптивого вассала. До последнего времени эта игра приносила успех. Ведь почти двадцать лет Англия Эдуарда II, а после — Англия Изабеллы и Мортимера, погруженная в бездну анархии, в которой ее удерживали распри баронов с королевской властью, могла вести лишь политику, лишенную величия, потому что бессильную. Карл IV воспользовался этим, чтобы развязать войну из-за Сен-Сардо и придержать для себя часть Аквитании. Филипп VI в свою очередь сыграл на слабости противника, чтобы унизить его, заставив принести «тесный» оммаж. Советники французского короля не поняли, что эти легкие времена прошли и что в лице Эдуарда III, прочно утвердившегося на своем троне, французская монархия встретила достойного противника.
Правда, понадобится время, чтобы характер этого врага стал ясен в полной мере. После 1340 г., когда ему перевалит за тридцать, можно будет говорить о заклятом враге Валуа, который поклялся вырвать Аквитанию и всю бывшую империю Плантагенетов из рук ненавистной монархии, о гениальном практике, в полной мере использующем трудности противника, бесконечно видоизменяющем детали своих планов, чтобы приспособить их к меняющимся обстоятельствам. Но в 1330 г., сразу после переворота, давшего ему власть, эти качества зрелого человека еще не
Но в 1331 г. еще никто в Англии об этом и не мечтал. Сколь бы стойкой ни была злоба Плантагенета на соперника, оттеснившего его, и на сюзерена, унизившего его, пока она оставалась скрытой. Французы и англичане продолжали встречаться — в Париже, в Лондоне, порой даже в Авиньоне и до бесконечности рассуждать о заключении «доброго мира». Не то чтобы они считали, что находятся в состоянии войны, — отнюдь нет. Но несмотря на все обещания суверенов, на все принципиальные соглашения, требуется еще изжить постоянно растущий ряд мелких конфликтов, имеющих отношение почти исключительно к Аквитании. Эти споры велись уже не первое поколение, но тем не менее обостряли взаимоотношения. Когда после встречи в Пон-Сен-Максане вновь начались переговоры советников обоих королей, гораздо менее, чем их властители, склонных к разговорам о согласии и взаимных уступках, — они пошли медленным, извилистым, но привычным путем, об опасностях которого не догадывались ни Филипп, ни Эдуард.
Оба суверена, еще далекие от мысли о войне между собой, позволили себя увлечь грандиозным планом обретения славы и завоевания далеких земель, где их соперничество могло претвориться в рыцарское соревнование в доблести. Речь шла прежде всего о крестовом походе. Рост сельджукидско-го пиратства в Эгейском море, нападения сирийских мамлюков на Кипр и Малую Армению привели к тому, что в окружении папы Иоанна XXII вновь начались речи о крестовом походе. Рьяные его пропагандисты, в большинстве своем итальянцы, взывали к суверенам — как это делал Марино Санудо, посвятивший Филиппу VI латинский трактат о необходимости и нужных качествах крестового похода — «Secreta fidelium crucis» [41] или Роже де Ставеньи, мемуар которого под названием «Le conquest de Terre Sainte» [42] был написан в Лондоне. И тот и другой суверен поддались уговорам. Эдуард весной 1332 г. передал Филиппу предложение не только об августейшем браке, долженствующем укрепить связи между обеими династиями, но и о новой встрече с целью разработать планы крестового похода. Потом он дал принципиальное согласие на поход и обещал принять крест. Филипп VI, еще больший энтузиаст, взял на себя роль вдохновителя этого проекта. В июле папа, уверенный в поддержке короля Франции, на шесть лет разрешил ему взимать десятину с духовенства его королевства. Эти деньги должны были поступать в фонд «казначеев переправы в Святую землю» и позволить как можно быстрей организовать «святое путешествие». Через год Филипп был назначен предводителем планируемой экспедиции. Проповедь крестового похода вели по всей Европе под духовным руководством архиепископа Руанского Пьера Роже. Организация похода продвигалась медленно, как обычно и бывало в те времена, когда планы всегда опережали имевшиеся средства. Когда на смену кагорцу Иоанну XXII в декабре 1334 г. пришел цистерцианец Жак Фурнье родом из графства Фуа, принявший имя Бенедикта XII, планируемая экспедиция получила новый импульс. При верховном руководстве короля Франции генерал-капитаном был назначен герцог Людовик I де Бурбон. Наконец было объявлено, что отплытие состоится 1 мая 1335 г. — к этой дате все крестоносцы должны были собраться в портах отбытия на средиземноморском побережье. Госпитальеры и Венеция обещали предоставить суда; сам папа за свой счет зафрахтовал четыре галеры и собрал припасы в Марселе.
41
(Книга) верных секретов креста (лат.)
42
Завоевание Святой земли (ст.-фр.).
Король Англии, сначала тоже говоривший о своем участии в экспедиции, вскоре устранился от этого дела, предоставив тщеславному Филиппу всю славу приготовлений и командования. Дело в том, что Эдуард III нашел поприще для совершения подвигов гораздо ближе к своей стране. Имелось в виду подчинение и завоевание Шотландии: эта задача казалась простой из-за незначительности и бедности маленького северного королевства, но уже два поколения Плантагенетов испытали горькие разочарования, пытаясь ее решить. В первые годы столетия Эдуард I несколько раз был близок к успеху. Но он не завершил дела, а после его смерти все рухнуло, когда в 1314 г. шотландские горцы нанесли войску Эдуарда II унизительное поражение при Бэннокберне. Третий Эдуард принялся за реализацию этих завоевательных планов, подчеркнем: почти столь же химерических, как и крестоносные прожекты Валуа, — с еще большим рвением. Сначала он лично не вмешивался в шотландские дела, ограничиваясь тем, что поддерживал деньгами и войсками своего ставленника Эдуарда Баллиоля [43] сына того самого Джона из Байёля, или Джона Баллиоля [44] , который при Эдуарде I несколько лет занимал шотландский трон под опекой Англии. Летом 1332 г. Эдуард Баллиоль начал войну против национального короля Давида Брюса [45] , захватил часть низменных земель и провозгласил себя королем. Теперь, во всяком случае, в Лондоне, было не до крестового похода. Английский король обосновался на севере страны, чтобы легче было следить за событиями на шотландском пограничье (border) и готовиться к будущим походам. Административные и судебные органы, Канцелярия, Палата Шахматной доски, Суд общей скамьи покинули берега Темзы и разместились в Йорке, который стал чем-то вроде военной столицы, находящейся недалеко от суверена и войск. В 1333 г. Эдуард III перешел в наступление; первый поход англичан закончился взятием Берика на восточном побережье — могучей цитадели, падение которой открывало победителю дорогу на Эдинбург и Перт и дало возможность завоевать все области к югу от Форта, которые Баллиоль передал ему под полный суверенитет.
43
Эдуард Баллиоль — король Шотландии в 1332-1334 гг. (прим. Ред.).
44
Джон I Баллиоль — король Шотландии в 1292-1296 гг. Взойдя на трон при помощи английского короля Эдуарда I, признал его своим сюзереном, но вскоре начал войну против своего покровителя. В 1296 г. попал в плен к Эдуарду и отрекся в его пользу от шотландской короны (прим. ред.).
45
Давид Брюс — сын и наследник шотландского короля Роберта Брюса, изгнавшего из Шотландии англичан. Король Шотландии в 1329-1371 гг. Большую часть своего царствования провел в плену в Англии (прим. ред.).