Столетняя война
Шрифт:
Что до короля Франции, его заботило совсем другое. Он остерегался Фландрии. Он следил за Эгийоном, где его сын Иоанн терял на осаду больше времени, чем было дозволено. В Бретани он пытался дать отпор налетам сторонников Монфора, которые перемирие от 19 января 1343 г. в Малетруа сделало разве что менее частыми. О Нормандии он почти не думал, и никто не позаботился о том, чтобы усилить крепости или удвоить гарнизоны королевских замков. Что касается городов, то в Нормандии, как и повсюду, горожане утратили привычку всерьез думать об обороне. Старинные стены везде находились в плачевном состоянии, ворота были расшатаны, охрану не обеспечивали. Жилища вышли за пределы городских стен, и как раз они стали местами, где можно было добраться, через беззащитные кварталы, до слабых мест этих растрескавшихся стен.
Набег Плантагенета начинался как военная прогулка. Короткие переходы, веселые пирушки. Вставали в часы прохлады. Лагерь ставили рано, преимущественно до полудня, чтобы избежать июльской жары. У вассалов Аркура съестного было в избытке, а тех, кто мог бы позаботиться о том, чтобы опустошить местность на пути англичан, эта неожиданная высадка застигла врасплох. Главная забота камергеров состояла в том, чтобы найти достаточно подходящего вина, поскольку виноград Котантена не славился качеством. Каждый день все нужное находили.
Для одних — прогулка, для других — катастрофа. Солдаты вели себя как в завоеванной стране. Жители были ошеломлены.
У них никогда не было войны, и латников они не видали. И вдруг увидели, что безжалостно убивают людей, жгут и грабят дома, жгут край и изгоняют его жителей.
Большинство богатых бюргеров (в Сен-Ло) схватили и отправили в Англию, дабы взять за них выкуп. Великое множество простого народа сразу же погибло, а многих красивых мещанок и их дочерей изнасиловали, что было весьма прискорбно.
Едва Филипп VI успел собрать под Парижем кое-как сформированную армию, как после падения Сен-Ло пришла весть о падении Кана. Чтобы защитить этот город, король ранее спешно послал несколько отрядов, наскоро набранных в Нормандии и поставленных под командование коннетабля Рауля де Бриенна, графа д'Э.
Там произошло первое паническое бегство в ходе Столетней войны. Стараясь избежать долгой осады, защитники вышли навстречу англичанам, затем в последний момент отхлынули к городу, даже не вступив в бой. Закрыть ворота не удалось: французы и англичане в них смешались, истребляя друг друга в страшной суматохе. Коннетабль и его помощники — чтобы их не нашпиговали стрелами лучники, невнимательные к социальным различиям, — решили сдаться, пока еще можно было успеть выбрать себе победителя. Таким образом Томас Холланд оказался, по-настоящему не заслужив этого, обладателем выгодных пленников: кроме коннетабля и камергера де Танкарвиля в их числе находилась немалая часть нормандского баронства.
Кан еще горел, когда Эдуард III возобновил движение на восток. Лувье, который отстоять было нельзя, сдался на милость победителя. Не желая останавливать свою слишком маленькую армию ради какой бы то ни было осады, англичанин предусмотрительно обходил укрепленные города и замки, способные обороняться. Так спаслись Эврё и Мант. Эдуард III не хотел занимать Нормандию, он всего лишь искал возможности перейти Сену, предварительно посеяв панику.
Оказалось, что мост в Верноне, а затем мост в Пуасси французы разрушили. Пришлось возводить временный мост, который плотники построили в Пуасси за несколько дней. Тем временем Жоффруа д'Аркур отправился сжигать Сен-Клу.
И зажечь там огонь, всего в двух лье от Парижа, чтобы король Филипп мог увидеть дым.
Окружение Валуа трепетало, опасаясь за судьбу столицы. Никогда, со времен норманнской осады в 885 г., сколько бы ни было вооруженных столкновений с крупными соседними феодалами, с нормандцами, с анжуйцами, с шампанцами, никогда Капетинги не теряли Париж.
Оборонять город было невозможно. Городскую стену, возведенную в конце XII в. Филиппом Августом, содержали кое-как, настолько все считали естественным спокойствие, установившееся в Париже со времен Людовика Святого. За полтора века роста город со всех сторон вышел за ее пределы. В некоторых кварталах стена даже оказалась встроенной в новую городскую структуру. Между Лувром и воротами Сен-Дени — они находились почти в районе современной улицы Этьена Марселя — даже не было видно, чтобы город был укреплен.
Парижане знали, что они уязвимы, и успели услышать, как англичане обошлись с жителями Сен-Ло и Кана. Поэтому возник изрядный переполох, когда они заметили, что король оставил их на произвол судьбы. Некоторые заговорили о том, что надо разрушить Малый мост к югу от собора Парижской Богоматери, иначе говоря, пожертвовать левым берегом, чтобы спасти Сите и правый берег — деловой и административный центр.
В свое время Эдуард III слишком поторопился завоевать Фландрию. Теперь он не слишком желал брать Париж. Для рейда, проводимого практически без связи с базами, это было чересчур. Кстати, Плантагенет мог задаться вопросом: что ему делать с Парижем?
Сколько бы он ни называл себя королем Франции, он хорошо знал, что крупные феодалы Франции — активно или пассивно — поддерживают Валуа. Разве они не способствовали успеху последнего в 1328 г.?
Эдуард также знал, что королей Франции миропомазывают не в Париже. В следующем веке Генриху VI придется довольствоваться собором Парижской Богоматери, но это миропомазание немногого будет стоить по сравнению с миропомазанием «милого дофина» в Реймсе. Для Эдуарда III местом помазания еще был Реймс. Взятие Парижа было бы, конечно, победой, и какой громкой! Но сколько времени и денег для этого потребуется? И что будет потом? Удержать город трудней, чем вступить в него.
Король Англии уже повел себя достаточно вызывающе по отношению к своему кузену Валуа. Он уже разослал своих разведчиков до Булони и Бур-ла-Рен. Посеяв страх, он предпочел удалиться. Чем захватывать обременительный город, он счел более полезным обеспечить себе плацдарм, более покорный, чем Фландрия, и расположенный ближе к английским портам, чем неудобный Котантен.
Мост через Сену в Пуасси восстановили за пять дней. Эдуард III решил идти на один из северных портов, на Булонь или на Кале.
Филипп VI понял все превратно. До сих пор он держался в тени. Во Фландрии он уклонился от боя. В Нормандии пустил все на самотек. Против армии, форсирующей Сену, он выставил лишь слабые отряды пикардийских городов. На самом деле Валуа жил в постоянном страхе измены: преданный в Бретани — по крайней мере, он так думал — Оливье де Клиссоном и в Нормандии Жоффруа д'Аркуром, ощущая всю настороженность своего окружения, связанную с его непрочной властью, он не знал, на кого действительно можно положиться. Никто в подобных условиях не стал бы рисковать.