Столетняя война
Шрифт:
– Пуатье находится в Пуату?
– Конечно.
– Человек, пытавшийся ослепить Женевьеву, может находиться там, - произнес Томас и не стал добавлять, что там может находиться и Злоба, он даже не был уверен, что верит в ее существование.
– Как насчет Дженни?
– спросил сир Анри.
– Она останется здесь?
Томас покачал головой.
– Святой Павел сказал, что жена должна слушать мужа своего, но никто не додумался объяснить это Дженни.
– Что с ее глазом?
Томас скривился. Женевьева соорудила себе кожаную накладку на глаз, которую ненавидела, но предпочитала ее молочной белизне поврежденного глаза.
– Брат Майкл считает, что можно оставить глазное яблоко, но глаз ничего не видит, - он пожал плечами.
– Она думает, что стала уродливой.
– Дженни не может стать уродливой, даже если постарается, - галантно заявил сир Анри.
– А что насчет брата Майкла? Ты возьмешь его с собой?
Томас ухмыльнулся.
– Он в твоем полном распоряжении. Дай ему арбалет, он сможет выпустить пару болтов, не убив себя.
– Тебе он не нужен?
– И смотреть, как он страдает по Бертийе?
Сир Анри хихикнул.
– Боже, как он быстр!
– он наблюдал за сиром Роландом де Верреком, сражающимся сразу с двумя, парируя их удары своим молниеносным мечом.
Казалось, что у него это получается совсем без усилий, хотя те двое атаковали, напрягая практически каждый мускул, чтобы достать его.
– Он поедет с тобой на север, - сказал сир Анри.
– Да, он этого хочет.
– Знаешь, почему? Он больше не хочет быть рыцарем-девственником.
Томас засмеялся.
– Это легко исцелить. Удивлен, что до сих пор этого не случилось.
Сир Анри наблюдал, как дерется Роланд.
– Он просто удивительный! Как он отбил тот удар?
– Мастерство, - заметил Томас, - и практика.
– И непорочность, - добавил сир Анри.
– Он верит, что его мастерство покоится на непорочности.
– Боже, я должно быть, такой слабак! Правда?
– Что значит, ему придется сделать Бертийю вдовой до того, как он сможет на ней жениться, он не хочет терять девственность до женитьбы.
– Боже ты мой, - воскликнул Томас, - правда что ли?
– Он говорит, что они обручены. Разве можно обручиться с замужней женщиной? В любом случае, он разговаривал с отцом Левонном и рассчитывает, что сохранит свою непорочность до свадьбы, но чтобы жениться на графине, сначала ему придется убить мужа.
– Надеюсь, отец Левонн объяснил, что Лабруйяд, скорее всего, не умрет во время битвы.
– Нет?
– Конечно нет. Он слишком богат. В качестве пленника он стоит целое состояние. Если дела пойдут плохо, он просто сдастся в плен, и никто не откажется от огромного выкупа ради того, чтобы помочь Роланду де Верреку потерять девственность.
– Не думаю, что наш рыцарь-девственник на это рассчитывает, - сказал сир Анри.
– А как насчет сира Робби?
– Он поедет со мной, - ответил Томас мрачно.
Сир Анри кивнул.
– Ты ему не доверяешь?
– Скажем так, я хочу, чтобы он находился в поле зрения.
Сир Анри помассировал лодыжку.
– Его человек отправился обратно на север?
Томас кивнул. Скалли захотел вернуться к лорду Дугласу, и Томас поблагодарил его, дал кошель с деньгами и позволил отправиться на север.
– Напоследок он сказал, что с нетерпением ждет, когда сможет меня убить, - сказал Томас.
– Боже, он просто чудовище.
– Чудовище, - согласился Томас.
– Думаешь, он доберется до французской армии?
– Я думаю, что Скалли смог бы и через ад проскакать нетронутым, - ответил Томас.
– Это шотландское имя? Скалли?
– Он сказал, что его мать была англичанкой, - объяснил Томас, - и он взял ее имя, потому что она не знала, кто отец. Ее взяли в плен в Нортумберленде во время набега шотландцев и изнасиловали по кругу.
– Так на самом деле он англичанин?
– По его мнению, нет. Я лишь надеюсь, что мне не придется драться с ублюдком.
Потом последовали два дня подготовки, когда луки натирали ланолином, подстригали и поправляли перья у сотен стрел, чинили сбрую, затачивали мечи и топоры и пытались заглянуть в будущее, гадая, что оно готовит.
Томас не мог выбросить из головы битву при Креси. Не то чтобы он хорошо помнил что-либо кроме хаоса сражения, вопящих лошадей и людей, стонов умирающих и вонь испускаемого ими дерьма по всему полю битвы.
Он вспомнил шум тысяч стрел, срывающихся с тетивы, француза в шлеме, похожем на свиное рыло, украшенном длинными красными лентами, и как эти ленты красиво закрутились, когда воин свалился с лошади и умирал.
Вспомнил гром французских барабанов, ведущих всадников на смертоносные клинки, и боевых коней, ломающих ноги в специально вырытых для этого ямах, вспомнил гордые знамена, лежащие в грязи, вой женщин, собак, пирующих над выпотрошенными солдатами, и крестьян, крадущихся в темноте, чтобы ограбить трупы.
Вспомнил всю славу сражения: красные ленты умирающего воина, залитые кровью тела и заблудившегося ребенка, безутешно рыдающего по погибшему отцу.
И он знал, что французы собирают армию.
И что ему приказано присоединиться к принцу.
Так что, когда первые листья окрасились в желтый цвет, он повел эллекенов на север.
Жан де Грайи, каптал де Буш, отвел своего коня в тень дубов. Всякий раз, когда лошадь переставляла копыта, раздавался хруст желудей.
Уже настала осень, но в конце концов дождь, что заставил армию прекратить попытки захватить Тур, закончился, и земля высохла за несколько дней теплой погоды.