Столетняя война

Корнуэлл Бернард

Он подобрал попавшую в него стрелу, осмотрел погнутый наконечник и ухмыльнулся.

– Если кто-нибудь и свершит убийство в этой проклятой церкви, - донесся голос из глубины аббатства, - то это буду я. Что, черт возьми, здесь происходит?

Томас обернулся. Аббатство заполнили латники и лучники, все с одинаковой эмблемой - стоящий на задних лапах лев и золотые лилии на голубом поле.

Та же самая эмблема, что носил Бенджамин Раймер, ливрея графа Уорика, и этот громогласный голос и уверенность вновь прибывшего предполагали, что по нефу ступает граф собственной персоной.

Он был одет в дорогие и запачканные в грязи доспехи, звенящие при ходьбе, и сапоги с подбитыми сталью каблуками, которые оглушительно стучали по камням нефа.

Он не носил жиппон, так что на нем не было никакой эмблемы, хотя его статус обозначался короткой толстой золотой цепью, свисающей поверх голубого шелкового шарфа.

Он был несколькими годами старше Томаса, с тонкими чертами лица, небрит и с буйной каштановой шевелюрой, сплюснутой шлемом, который теперь находился в руках оруженосца.

Он бросил сердитый взгляд и обежал глазами аббатство. Казалось, все, что он увидел, вызывало презрение. Второй человек, чуть старше, с седыми волосами и короткой бородой в видавших виды доспехах, последовал за ним, и что-то в его грубом загорелом лице показалось Томасу знакомым.

Кардинал ударил посохом по ступеням алтаря.

– Кто ты такой?
– потребовал он ответа.

Граф, если это был он, не обратил на него внимания.

– Кто кого, черт возьми, здесь убивает?
– спросил он.

– Это дела церкви, - высокомерно заявил кардинал, - а ты должен уйти.

– Я уйду, когда буду готов, черт возьми, - отозвался вновь прибывший и быстро повернулся на шум в глубине аббатства.

– Если здесь будут какие-нибудь чертовы проблемы, я прикажу своим людям очистить проклятое место ото всех вас и весь монастырь тоже. Вы хотите провести ночь в чертовом поле? Ты кто такой?

Этот вопрос он задал Томасу, который, предполагая, что это граф, встал на одно колено.

– Сэр Томас из Хуктона, сир, вассал графа Нортгемптона.

– Сэр Томас дрался при Креси, милорд, - тихо произнес седовласый воин, - один из людей Уилла Скита.

– Ты лучник?
– спросил граф.

– Да, милорд.

– И посвящен в рыцари?
– его голос звучал одновременно удивленно и неодобрительно.

– Да, милорд.

– Заслуженно посвящен в рыцари, милорд, - твердо произнес второй, и Томас вспомнил его. Это был сир Реджинальд Кобэм, прославленный воин.

– Мы вместе были у брода, сир Реджинальд, - сказал Томас.

– Бланштак!
– произнес Кобэм, вспомнив название брода.
– Боже ты мой, ну и битва там была!
– он усмехнулся.
– Вместе с тобой дрался священник, так ведь? Ублюдок рассекал французам головы топором.

– Отец Хобб, - сказал Томас.

– Вы закончили?
– рявкнул граф.

– И близко нет, милорд, - радостно заявил Кобэм, - мы можем вспоминать еще несколько часов.

– Да чтоб вы провалились, - сказал граф, хотя и беззлобно. Может, он и был английским графом, но прекрасно знал, что лучше прислушиваться к советам людей вроде сира Реджинальда Кобэма.

Таких людей, назначенных королем советниками, посылали к крупным лордам. Человек мог быть рожден в богатстве, с титулом и привилегиями, но это не делало его солдатом, так что король должен был убедиться, что знать получает советы от тех немногих знающих.

Граф мог командовать, но если он был достаточно мудр, то отдавал приказы по решению сира Реджинальда. Граф Уорик был опытен, он сражался при Креси, но был и достаточно мудр, чтобы прислушиваться к советам.

Хотя в этот момент он выглядел слишком рассерженным, чтобы соблюдать благоразумие, и его гнев еще больше распалился, когда он увидел красное сердце на поношенном жиппоне Скалли.

– Это крест Дугласов?
– спросил он угрожающе.

– Это священное сердце Христа, - ответил кардинал, прежде чем Скалли успел открыть рот. И дело было не в том, что Скалли не понял вопроса, заданного по-французски.

Шотландец встал на ноги и теперь так злобно смотрел на Уорика, что кардинал, подумав, что увешанный костями Скалли может начать драку, оттолкнул его к толпе монахов, стоящих у алтаря.

– Эти люди, - Бессьер махнул в сторону арбалетчиков и латников в ливреях Лабруйяда, - служат церкви. Мы выполняем миссию, порученную его святейшеством Папой, а вы, - он поднял угрожающий палец в сторону графа, - мешаете нам выпонять наш долг.

– Я ничему не мешаю, черт побери!

– Тогда покиньте это помещение и позвольте нам продолжить богослужение, - потребовал кардинал.

– Богослужение?
– спросил граф, посмотрев на Томаса.

– Убийство, милорд.

– Справедливое наказание!
– прогремел голос кардинала. Его дрожащий палец указал на Томаса.
– Этот человек отлучен от церкви. Он ненавистен Господу и вызывает отвращение у людей, и он враг церкви!

Граф перевел взгляд на Томаса.

– Это правда?
– спросил он я явным недовольством.

– Он так говорит, милорд.

– Еретик!
– кардинал, учуяв свое преимущество, продолжал нажимать.
– Он проклят! Как и эта шлюха, его жена, и та шлюха, прелюбодейка!
– он указал на Бертийю.

Граф посмотрел на Бертийю, вид которой, по-видимому, поднял его настроение.

– Ты и этих женщин собираешься убить?

– Правосудие Господа справедливо, уверенно и милосердно, - заявил кардинал.

– Только не в моем присутствии, нет, - воинственно ответил граф.
– Эти женщины находятся под твоей защитой?
– спросил он Томаса.

– Да, милорд.

– Встань, - велел ему граф. Томас все еще стоял на коленях.
– Ты англичанин?

– Да, милорд.

– Он грешник, - заявил кардинал, - и приговорен церковью. Он вне закона людского и подвластен только законам Божьим.