Столичный доктор. Том III
Шрифт:
— Удалось выяснить?
— После внешнего осмотра ее Императорского высочества мы с коллегой пришли к единодушному выводу о весьма высокой вероятности беременности на ранних сроках, — отрапортовал я.
— Что это значит?
— Граничит с твердой уверенностью, Ваше Императорское высочество, — добавил Петерман. — Герр профессор провел несколько анализов, которые должны подтвердить или опровергнуть наш диагноз в ближайшее время.
Красавчик! Мастер сказать так много ни о чем. Каждое отдельное слово понятно, всё вместе почти никакого смысла не имеет. Ждите, мы с вами свяжемся. Но Сергей
— И когда наступит это ваше ближайшее время? — резко спросил он.
— К утру предварительный результат, через пять суток — окончательный, Ваше Императорское высочество!
Я почувствовал, как меня тоже тянет закурить. А потом еще заломило в спине до кучи — наклоняться пришлось много. Попенял сам себе за то, что в поездке забросил тренировки ушу — дал клятву как можно скорее все возобновить.
— Подождем, — вздохнул Великий князь. — Благодарю вас, господа. Герр Петерман, не смею вас задерживать. Евгений Александрович расскажет мне о медицинском конгрессе.
Утром устроил натуральное шоу — «цирк с конями». Я поднялся рано, во время самого мощного раската храпа Кузьмы, проскользнул вниз замка, выбежал в парк. Сделал пару кругов бегом вокруг пруда с лебедями, разогрелся. После чего приступил к малому разминочному комплексу. Стойки, связки… Упражнялся я в одних брюках, босиком — благо утоптанная земля у пруда позволяла. И разумеется, быстро привлек внимание. Сначала подплыли любопытствующие лебеди, потом меня заметили шуршащие по замку слуги. Из окон все было отлично видно.
Когда я перешел к бою с тенью в парк вышел позевывающий Сергей Александрович. Одет он был в халат, сразу закурил первую утреннюю папиросу. Меня не отвлекал, но смотрел внимательно. Ушел. А что, решили вчера, что жаб после завтрака пойдем проверять, так хоть по стенам бегай, всё равно ничего не изменится. Умеет ждать.
Появился заспанный Петерман. Этот пялился совершенно некультурно, чуть ли не в двух шагах встал. И тоже начал дымить. Был вынужден сделать ему замечание, отослал травиться к лодочному причалу. Наконец, доктору надоело, и он тоже свалил.
Солнце уже хорошо так разошлось, встало над деревьями и принялось жарить совсем не по-осеннему. Даже вспотел слегка. День обещал быть хорошим, прямо бери Лизу на прогулку-пикник и дуй за грибами. Некстати, вспомнились наши кавказские приключения. А ведь упражнения ушу надо делать в активной медитации — освободив мозг от всего суетного и мирского.
Только подумал о княгине и вот она собственной персоной. В легком белом платье, правда с шалью поверх.
— Выполняю твою рекомендацию, — слабо улыбнулась мне Романова. — Гуляю. Сегодня с утра не тошнит пока.
— Ты посмотри, какой тут воздух! — я перешел на нижнее дыхание диафрагмой. — Нарезать ломтями можно.
Глядя, как мой живот двигается вперед и назад, Лиза засмеялась, села на скамейку возле причала. Я закончил разминаться, примостился рядом. Жалко не догадался взять полотенце — вытереться от пота. Эх, скинуть бы штанцы, да нырнуть в пруд. Увы, нельзя. Слуги пялятся, ни минуты интимного уединения. Да и прохладная водичка, наверное. Конец октября все-таки.
— Уже и не думала, что
Лиза повернулась ко мне, плотнее закуталась в шаль — солнышко из-за деревьев не добивало до скамейки.
Вести такой «пограничный» разговор с княгиней мне совсем не хотелось, но пришлось. Успокоил, как мог, описал диету для беременных — тут главное не разъедаться, не налегать на жирное и жареное. Ну гонять подальше курящих.
— Это почему же? — удивилась Лиза. — Курить вредно?
— Даже не сомневайся. Табак поражает легкие, вызывает опухоли. Злокачественные.
Начал объяснять про опасность рака, но тут объявился дворецкий, деликатно покашлял за спиной — после чего пригласил к завтраку.
Сам себе удивляюсь. Наверное, устаканилось всё. И нетерпение первой встречи здесь, в Вольфсгартене, очень быстро сменилось покоем. Да и Лиза тому поспособствовала — отойдя от первых приступов токсикоза, окружала меня заботой и вниманием. Мы гуляли по парку, музицировали в гостиной. Вернее, я слушал, как она играет. Из меня музыкант тот еще. Единственное, что напрягало — это общие приемы пищи с князем. Вроде бы и настроен ко мне максимально благожелательно, выдает новые авансы и обещания помочь по возвращению в Россию, а все как-то неловко. Будто я стал неким «третьим» членом семьи с неясными правами и обязанностями. Это кстати, почуял и Петерман. Который сначала думал, что я просто приглашенное «светило», проверить назначения семейного доктора. От чего явно напрягался. Но потом увидел, как я свободно общаюсь с великими князьями — не каждому другу дозволяется такое поведение — что-то начал подозревать.
Немцу я скормил историю про лечение проблемной спины Великого князя, которое привело меня к статусу чуть ли не друга семьи, и он вроде удовлетворился такой версией. А уж после того, как мы с Романовым споили акушера «Кровавой Мэри» до состояния застенчивости, и вовсе перестал мыслить в неправильном направлении. По крайней мере, во время совместного приема пищи прекратил слишком уж явно отслеживать, кто на кого и как смотрит.
И тут Сергей Александрович деликатно мне намекнул насчет моих дальнейших планов.
От Франкфурта до Вюрцбурга меньше полутора сотен километров по железной дороге. Есть и такой маршрут, когда поезд дальше не идет, но я сел в мюнхенский — он мне удобнее по времени оказался. Ехать недолго, даже переодеваться не стал. Ботинки только стащил, чтобы ногам подышать. Но ехал первым классом — надо держать марку. Чтобы по дороге не скучать, начал писать наброски статьи про пробу с кроликами и жабами. Во-первых, надо узнать, как сейчас дело обстоит с гормонами гипофиза. Есть новости о гонадотропном гормоне? Убей, не помню, когда его открыли. Тем более про хорионический гонадотропин не знаю ничего, кроме названия. Кроликов фигачить начали вроде в двадцатых, или даже тридцатых, но тест стал настолько популярен, что родил идиому в английском «кролик умер». Юмористы, ничего не скажешь. Признак Чедвика с синюшной шейкой матки, выжженный каленым железом в мозгу каждого студента, Петерману был знаком на уровне «что-то такое слышал». Терра, как говорится, инкогнита.