Столыпинский вагон, или Тюремные приключения мэра
Шрифт:
Не успел я выйти из приемной, как меня окружили коллеги. При предыдущем президенте Шагиахметов возглавлял совет глав администраций и решил на правах негласного лидера поговорить со мной.
– Знаешь, Николай, – серьезно сказал он, – мы тебя не отпустим. Вернись к Кислому. Мы его хорошо знаем, зло на тебя у него осталось. Ты, конечно, молодец, что Козлова защитил. Правильно сказал. Ни к чему президенту ругать нас при телевизионных камерах. Но после твоего наезда он начнет мстить не тебе, а нам. Мы из-за тебя страдать не хотим. Таким бешеным я его давно не видел. Ты уедешь за сто километров в свой Волжск, нырнешь, как лягушка в
Нас плотной стеной окружали коллеги. Они дружно кивали в знак согласия с позицией старшего товарища. Я понял, что надо вернуться.
– Ну что ж, я вернусь.
– И Козлов там, – сказал напоследок Шагиахметов. – Я ему тоже порекомендовал остаться.
Я вошел в приемную и попросил сообщить президенту, что хочу с ним поговорить. Секретарша подняла трубку.
– Пусть идет, – услышал я в телефоне довольный голос Кислого.
Шагиахметов не обманул: Козлов сидел за столом рядом с президентом. Седой стоял рядом. На столе стояла водка, закуска, мелко нарезанные сушеные кубики черного хлеба. Мне налили в маленькую серебряную рюмочку.
– Давай, Николай, еще раз за тебя.
Я пытался что-то сказать, но Кислый меня остановил.
– Помолчи. Я тебя уважаю. Молодец, что Козлова защищаешь. Мы-то с ним люди свои. Правда, Веня?
Веня кивнул.
– Ругаю я его, конечно, правильно. Знаю, что говорю. Но и ты прав: нельзя при всех. Давай выпьем. Молодец. Цени, Веня.
Веня опять кивнул.
– Закуси, Николай, сухариками. Моя любимая закуска.
Я выпил, закусил. Потом еще. Это продолжалось до бесконечности. Приходили и уходили люди. Депутаты Госсобрания Баширов, Антипенко, Жуков: все по очереди заходили по своим вопросам и надолго оставались за столом.
Давно стемнело, было уже около двенадцати ночи. Я в который раз засобирался домой и на этот раз был милостиво отпущен. Взявшись с Козловым под руки, мы вышли на улицу. В полночном небе ярко светила луна, жизнь была прекрасна.
– Я тебя не отпущу, – сказал Козлов и потащил меня к себе.
Хорошо, что идти было метров пятьдесят. Я махнул рукой своему шоферу Николаю Ивановичу. Он понял меня без слов и переехал к зданию администрации Йошкар-Олы. Поднялись в кабинет мэра. Козлов вытащил из холодильника водку и закуску.
– Спасибо, Николай, – как-то просто сказал он. – Я с Кислым устал. Такой дебил. Тебе хорошо, ты за сто километров живешь, а я в двух шагах. Привык к его наездам. Вечно у него кто-то виноват. Сволочь он, Николай Юрьевич! Обыкновенная сволочь! Спасибо, я твой должник.
Мы выпили, посидели, еще выпили. Я уже думал, что до дома не доеду. Но мне хватило сил подняться, уйти самому и даже довести Веню до его машины.
Утром еле встал: голова раскалывалась. Но свою задачу я выполнил. После лобызаний и клятв в вечной дружбе мне и денег в бюджет должны подкинуть, и в покое оставить. Хотя бы на время.
Настоящий полковник
От первого лица зависит многое, но не все. Службы работают сами по себе: каждый на своем месте делает свое маленькое дело. На самом верху принимаются лишь кардинальные решения. В принципе, от первого лица требуется одно слово: да или нет. Но чтобы слово это прозвучало в нужном направлении, в ближнем круге идет нешуточная борьба. Борьба за ухо. Кто ближе к уху, тому и пряники. Хороши любые средства.
– Нам все равно, кто президент! Служить будем любому. Лишь бы дал пощупать денежку в кармане. Воруешь сам – дай воровать другим. А за это мы все стерпим. Только аккуратнее, по лицу не надо. Семья, друзья, соседи: что им говорить потом про синяки? Неудобно, где-то даже стыдно.
Это негласное правило Кислый нарушил. Он бил по лицу кулаком и оставлял следы. Почему? Зачем? Может быть, посчитал, что захватил марийский трон навсегда? Он дорвался до власти, которая казалась ему безбрежной, и от этого, как говорят в народе, у него в голове слетела защелка.
Судьбу президента Кислицына очень точно предсказал Шагиахметов. Однажды после небольшого застолья (а где еще услышишь откровения человека, который неизменно застегнут на все пуговицы) мы уединились с ним на скамеечке. Он посмотрел мне в глаза и сказал:
– Я много лет знаю Кислого и вот что тебе скажу. Для меня судьба его президентства лежит на ладони. В первый год народ и окружение не смогут понять, что он делает с республикой. Слишком противоречиво будут выглядеть его мысли и дела. На второй год появятся зачатки оппозиции. Люди почувствуют, что человек, который унижает свое ближайшее окружение, не достоин уважения. На третий год оппозиция окрепнет и охватит уже большую часть его бывших друзей. А на четвертый год оппозиция станет всепоглощающей, и Кислого сметут.
Вот так-то! Это сказал мне самый осторожный и самый предусмотрительный глава администрации, татарин Даиль Габдуллович Шагиахметов, когда после выборов президента прошло всего-то полгода. И как же он оказался прав.
При всех правителях день работников сельского хозяйства в Марий Эл всегда отмечали торжественно и богато. Кислый тоже решил не отставать. Тем более что сам всегда считал себя человеком от сохи. Это был его праздник.
Практически все силы правительства были брошены на подготовку знаменательного во всех отношениях дня. Торжественное заседание решили провести в самом большом зале республики, Дворце культуры имени XXХ-летия Победы. Из каждого района приехали заслуженные работники. У стен ДК развернулась сельская ярмарка: передовые хозяйства привезли в столицу свои лучшие товары. В фойе пели и плясали артисты в национальных костюмах. Колхозники выделялись на фоне городского люда, но своего вида ничуть не смущались. Ведь сам президент когда-то был председателем колхоза. Практически свой парень!
Я не люблю торжественных заседаний. Бестолковая шумиха, суета. На мероприятиях подобного рода самое интересное – это начало, когда народ собирается в фойе. Здесь можно запросто встретить какого-нибудь давнего знакомого, который живет в другом конце республики и с которым ты не виделся сто лет. Играет музыка, по этажам раскинуты какие-то выставки и торговые лотки с картинами и сувенирами.
Зал ДК имени XXХ-летия Победы (в народе: тридцатки) был рассчитан на тысячу посадочных мест. Я с трудом нашел свободное кресло в самом конце зала. Однако спрятаться мне не дали: для глав администраций были приготовлены места на первом ряду. Пришлось перебраться вплотную к рампе.