Стон земли
Шрифт:
– И даже на довольствие поставим, – усмехнулся Красо́та. – Если ты с нами, следовательно, загоняют на «точку». Будем менять четвертый взвод. Не понимаю только, почему так срочно, машина с продуктами ведь еще не пришла.
– Пока не было.
– Значит, что-то там произошло.
За спиной священника раздались торопливые шаги комбата и его голос:
– Произошло. Красо́та, за мной в канцелярию, майор Лысенков уже карты разложил. Доброе утро, батюшка. Как спалось на новом месте?
– Спаси Бог. Выспался. Готов лететь.
– И отлично. По прогнозу у нас снегопад в горах обещают. Плохая видимость. Не очень плохая, но сильно ограниченная. Потому машину ждать не будем. Твои вещи, батюшка, я прикажу в комнату к тебе занести. Ты сам-то как планируешь, с четвертым взводом вернешься или со вторым останешься? Они там на две недели застрянут, но как только погода позволит, я вертолет с продуктами подошлю, и тогда можно будет вернуться. По прогнозу погоды, это два-четыре дня.
– Тогда я останусь, – неожиданно для самого себя решил отец Георгий.
– Отлично. Обстановка там сложная. Были замечены бандиты. Одного наши бойцы сумели подстрелить, остальные ушли в Грузию и унесли на себе раненого. Надо солдат поддержать, настроить. Кстати, старлея Красо́ту воспитывай, – и подполковник посмотрел на командира взвода так, словно приказал тому срочно перевоспитаться…
Джогирг уехал,
Тимирбеков с улыбкой наполнил стакан золотым песком до половины, передал женщине и спросил:
– Сколько уже?
– Шестая порция, – ответила она с тяжелым вздохом. – Не жадничай, подсыпь еще. Это для нашего с тобой будущего.
Свое будущее Тимирбеков представлял смутно, и уж совсем не представлял его вместе с ней, но предпочитал об этом не говорить. Предпочитал не говорить и о том, что иногда просматривает запись с камер видеонаблюдения, установленных в доме, чтобы стереть ненужные для него лично, на случай, если их вдруг пожелает посмотреть сам хозяин дома. Но Орцхо Нохаевич знал, что первую половину стакана Забра обычно получает от Джогирга и говорит ему те же слова о том, что это для них. Верит ли ей Джогирг, неизвестно, поскольку даже скрытые камеры видеонаблюдения не могут читать человеческие мысли. Но сама Забра уверена, что она в состоянии обмануть всех. Дура! Она в свою красоту верит и не понимает, что красота без присутствия человеческого обаяния выглядит уродством. Даже самая совершенная.
– Хватит, а то заметно будет.
Он потряс контейнер, выравнивая золотой песок внутри, чтобы не видно было следов стакана, и закрыл крышку.
Со двора послышался звук дизельного двигателя. Значит, Джогирг приказал готовить микроавтобус. Внедорожный «Фольксваген Панамерикан» как раз годится для такой поездки. Хотя, в любом случае, где кончится дорога, там уже придется идти пешком. Осталось только дождаться Джогирга и его людей. Они на своем транспорте приедут, так что, в микроавтобусе не будет тесно, даже с парой автоматчиков…
Группа командос прибыла с наступлением темноты. Шумно прибыла, как уличная толпа, а совсем не как подразделение спецназа. Подполковник Камачо окинул взглядом растянувшуюся по берегу колонну. Да, так и есть, шестьдесят человек. Пусть и необстрелянных, но качественно обученных, к тому же отчаянных парней. Это хорошее прикрытие. Но объяснять командос, какой груз они будут охранять, Эктор Камачо не пожелал, как не желал этого и Лорса Мажитович.
Абессалом Мамукович, которому по возрасту следовало бы полковничьи погоны носить, был всего лишь старшим лейтенантом. Он вяло козырнул подполковнику и присел, привалившись спиной к камню, чтобы перевести дыхание. Это зря, подумал Камачо, сидя дыхание не восстановишь, но указывать командиру командос не стал.
С Лорсой Мажитовичем уже все было согласовано, и потому подполковник сразу сказал:
– Устраивайте свой отряд на отдых, господин старший лейтенант. Сейчас вы идти не сможете, и до утра следует хорошо отдохнуть. Выходим перед рассветом.
Абессалом Мамукович только кивнул, не имея сил ответить, и сделал кому-то знак рукой. Послышалась невнятная команда, и отряд расползся по берегу. Утром, когда перейдет через перевал и спустится к реке наряд грузинских пограничников, они долго будут рассматривать следы и гадать, кто же тут прошел…
В большегрузном «Ми-26» легко смогли бы поместиться два взвода солдат, да он и рассчитан на перевозку по воздуху семидесяти десантников в полной экипировке. Но держать на «точке» два взвода было излишней роскошью, поскольку спецназовцам, как считало командование, и без того сфера деятельности находилась.
Машина была старая, шумная и трясущаяся всей своей обшивкой. Разговаривать внутри грузопассажирского салона было невозможно из-за рокота двигателя. Отец Георгий молился и время от времени рассматривал в иллюминатор горы, над которыми они пролетали. У «Ми-26» большой полетный «потолок» [34] , тем не менее экипаж, не желая забираться слишком высоко, предпочитал самые высокие горы облетать стороной, а хребты миновать над перевалами. До места добрались быстро, никто даже устать от полета не успел. Высадка произошла не десантированием, а посадкой на площадке с плотным, утрамбованным ветром снегом. Слой снега был небольшой, ветер не позволял ему здесь задерживаться, и колеса вертолета почти не провалились в наст.
Четвертый взвод был уже готов к загрузке, точно так же, как второй к выгрузке. Вертолетные винты пилоты не останавливали, и ветер поднялся такой, что солдаты четвертого взвода, подойдя ближе, закрывали лица трехпалыми солдатскими рукавицами, чтобы щеки не посекло снегом…
Асфальтированная когда-то, давным-давно, дорога незаметно перешла в простую грунтовку. Но пока еще можно было ехать. И ехали до того момента, пока эта дорога не оказалась занесенной снегом человеку по пояс. Все вышли. На охрану машин Таштемиров оставил двух человек, а с остальными двинулся в маршрут. Карты он распечатал только для себя и Джогирга, и потому им поочередно приходилось идти в передовой группе, торившей тропу. А это нелегко. Ведущие постоянно менялись, переходя в конец цепочки, чтобы иметь возможность отдохнуть. Чем дальше к концу цепочки идешь, тем легче дается путь. Это старая истина, и таким манером ходят по снегу группы во всем мире. Внизу, в долинах, уже стемнело, на склонах же, особенно на высоте, видимость была еще отличная, поэтому старались идти как можно быстрее, так как в темноте темп неминуемо упадет.
Тимирбеков запланировал в пути четыре привала – через каждые полтора часа маршрута. После привалов входить в темп тяжело, и устраивать больше привалов Орцхо Нохаевич не хотел. Джогирг, как командир боевой группы, несколько раз останавливался, чтобы подогнать тех, кто отставал. Его слушались, потому что знали жесткость характера Джо, и отставших не было. К рассвету преодолели около половины маршрута. Но группа уже основательно устала и двигалась значительно медленнее…
Стандартная взводная палатка была с трех сторон прикрыта скалами, поэтому стояла в безветренном месте. На устройство жилья старший лейтенант отрядил одно отделение, а два других сразу отправил на осмотр места контроля, выделив каждому командиру отделения по карте с указанием маршрута. Вышли отделения в полной боевой экипировке.
Сам старший лейтенант вместе со священником устроились за пологом в углу палатки. Но полог приходилось держать постоянно поднятым, иначе плохо поступало тепло от двух печек-«буржуек», которые топили заранее заготовленным углем.
– Ты, батюшка, хотел молебен проводить? Так комбат сказал? – Красо́та, кажется, стеснялся произносить слово «батюшка» только прилюдно, наедине же это ему давалось легко.
– Намереваюсь.
– Когда?
– Как только командир взвода даст «добро».
– Тогда будь готов часа через три. Отделения с маршрута вернутся,
– Хорошо, через три часа, – согласился священник.
– А что за молебен будет?
– Обычный молебен Господу Богу нашему и акафист святому Георгию Победоносцу.
– Это долго по времени?
– Немногим больше получаса, я думаю. У вас во взводе, товарищ старший лейтенант, верующие есть? Настоящие, которые в церковь на службы ходят…
– Два солдата.
– Как с ними поговорить? Мне на молебен помощник нужен.
– Оба на маршруте. Один из них даже в семинарии учился, только недоучился, бросил, говорит, по семейным обстоятельствам, пришлось работать пойти. Как вернутся, я тебе их подошлю.
– А я пока помолюсь за тех, кто в маршрут ушел. Мало ли что…
Старший лейтенант кивнул и вышел из палатки…
Границу перешли уже в полной темноте. Лорса Мажитович выделил из своих людей опытного человека, и тот повел группу по каменной осыпи, чтобы не оставлять следа на снежном покрове. След от отряда, общей численностью в восемьдесят человек, оставленный на снегу, не может не заинтересовать пограничников. А командос совершенно не желали идти, не оставляя следов, даже окурки на снег бросали, что вообще было очень скверной привычкой.
И все же границу миновали благополучно. Ближайшие прилегающие к границе полкилометра прошли с теми же предосторожностями, чуть не ломая ноги на камнях. Но дальше идти стало легче, да и прятаться необходимости уже не было. Только в месте, где группа Мухарбекова была обстреляна, проявили осторожность, выслав вперед разведку. Но разведчики ни с кем не встретились, и отряд двинулся дальше. Мухарбеков требовал идти быстрее. Его люди подчинялись, но движение тормозили командос. Подполковник Эктор Камачо уже начал было жалеть, что привлек их к рейду за границу, когда пришло время убедиться, что привлек он грузинских бойцов не зря.
Две автоматные очереди уложили сразу троих из передовой группы. Стреляли, судя по звуку, со средней дистанции, и достаточно точно…
Когда собрались вместе все солдаты взвода, исключая выставленных в двух направлениях двух пар часовых, отец Георгий уже устроил себе аналой из тумбочки, поставленной на большие камни, и разжег кадило, а на аналое выставил икону Георгия Победоносца. К сожалению, не было подсвечников, чтобы возжечь свечи, что сразу заметил старший лейтенант Красо́та и спросил с долей ехидства в голосе:
– А свечи на молебне не обязательны?
– А какую роль вы, товарищ старший лейтенант, отводите свече?
– Я слышал, что это жертва Богу.
– Это не совсем так. Так считают обычно люди, которые приходят в храм, ставят свечки и уходят, считая, что она должна за них молиться. У нас в народе значение свечей чрезмерно преувеличено. Великий святой подвижник пятнадцатого века Симеон Солонский писал, что чистый воск свечи означает чистоту и нескверность людей, самою свечу возжигающих. Свеча возжигается в честь нашего раскаяния. Мягкость и податливость воска говорит о нашей готовности послужить воле Божьей. Сам процесс горения свечи олицетворяет собой обожжение человека, его превращение в новую тварь действием огня Божественной любви. Это все только символизм, который не есть обязательное действо во время службы, хотя и дает определенный настрой людям. Но, если нет возможности возжигать свечи, можно и без них обходиться.
Чтеца отец Георгий нашел себе сразу по возвращении одного из отделений. Им оказался как раз бывший семинарист. Поставив его справа от себя, священник с кадилом прошел перед строем солдат и, вернувшись к аналою, громко и басовито пропел:
– Благословенно Царство Отца и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков.
Чтец так же громко, хотя и менее басовито, отозвался:
– Аминь.
– Миром, Господу помолимся…
– Господи помилуй…
И в это время тишину разорвали две далекие автоматные очереди. Все, кроме священника и чтеца, обернулись в сторону выстрелов. И тут же с противоположной стороны, но совсем близко, раздались еще две автоматные очереди. Теперь все повернулись в другую сторону, а священник продолжал:
– О Свышнем мире и спасении душ наших Господу помолимся.
– Господи помилуй…
– О мире всего мира, благостоянии [35] Святых Божьих Церквей и соединении всех Господу помолимся.
– Господи помилуй…
– Тревога! К оружию! – дал команду старший лейтенант.
Солдаты бросились к выходу, а отец Георгий показал рукой на чтеца, прося разрешения оставить его с ним. Командир взвода согласно кивнул – пусть, дескать, остается.– О святем храме сем и с верою, благоговением и страхом Божьим входящих вонь [36] . Господу помолимся
– Господи помилуй…
Старший лейтенант Чернота оставил в лагере только одно отделение, приказав всем занять боевую позицию и залечь, а сам с двумя отделениями устремился в сторону ближних выстрелов. И не успел отец Георгий перейти от молебна к акафисту, как с той стороны раздались яростные звуки боя. Стреляли автоматы и подствольные гранатометы. Стреляли по-разному. Священник различал стрельбу предельно короткими очередями, которую демонстрировали спецназовцы, от разрозненной ответной стрельбы.
Снова с той стороны послышались очереди, но какие-то неорганизованные. Видимо, оттуда подходил большой, но плохо обученный отряд. Вскоре старший лейтенант со своими солдатами вернулся, но задерживаться в лагере сначала не захотел и уже руку поднял, чтобы отмашкой показать направление, когда кто-то крикнул:
– Часовые наши бегут!
Священник продолжал читать акафист:
– Видя гонение нечестивых на христианы, не убоялся еси козни их и мучительства, богомудре, но яко добрый воин Христов, вся своя нищим раздав, волею потекл еси на совет их неправедный, Христу вождю и Богу своему поя: Аллилуиа.
Среди выстрелов отчетливо и громко зазвучал голос чтеца:
– Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа!
А часовые уже оказались на площадке совсем рядом с аналоем.
– Большой отряд, около ста человек. Наступает, – доложили они.
– Занять оборону. Нельзя пропустить! – прозвучала команда.
И минуты не прошло, как стал виден наступающий отряд. Старший лейтенант Красо́та дал команду открывать огонь, и тридцать стволов ударили одновременно. Но ответный плотный огонь из автоматов мешал вести прицельную стрельбу и не давал поднять голову над камнями, заменяющими бруствер.
– Безумный мучитель дышущий на тя убийством, страстотерпче Георгие, жаждал бо крове твоея яко пес алчный, повелевая распяти на колесе тело твое, и злейшим мукам предати: ты же, возмогая о Господе, с твердым упованием к Богу взывал еси: Аллилуиа.
– Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа!
Бойцы спецназа поднялись в полный рост, продолжая стрелять, но бандитам удалось прорваться вплотную, и теперь они готовились к рукопашной схватке.
И схватка началась. Но в этом был просчет того, кто командовал бандитами. В рукопашной схватке мало кто может соперничать со спецназом ГРУ. В жестокой рукопашке сказалось умение спецназовцев работать своими малыми саперными лопатками, отточенными до остроты бритвы. Бандиты шли с ножами, но удар лопатки обрубал кисти рук, а потом раскалывал голову. Потеряв численное преимущество, ряды противника быстро таяли. Но все же три человека прорвались за спины цепи спецназа и оказались около священника и чтеца, которые были не вооружены. А отец Георгий, словно не видя угрозы, продолжал читать акафист: