Стоунхендж
Шрифт:
— Я говорил тебе, — спокойно сказал Камабан. — Я хочу всё изменить, а потом ничего не менять, потому что мы достигнем точки равновесия. Солнце не будет удаляться, и не будет зимы, не будет болезней и слёз. А чтобы добиться этого, мы должны построить для Слаола подходящий храм, и это то, чего я хочу.
С этими словами он внезапно замолчал, и широко раскрытыми глазами стал всматриваться вниз в туман. Сабан повернулся, чтобы посмотреть на то, что привлекло внимание его брата.
Сначала он не видел ничего кроме тумана, но затем медленно, как земля проявляется на рассвете, сквозь белизну проявились очертания.
И какие очертания. Это был
Камабан встал, его рот был открыт.
— Скатэл не безумен, — тихо сказал он, затем издал громкий крик и, перепрыгивая через камни, побежал вниз по склону, распугивая черношёрстных овец. Сабан медленно последовал за ним, и, остановившись между сдвоенными кругами камней, обнаружил Камабана присевшего на корточки у северо-восточной стороны храма, где он всматривался в тоннель, созданный камнями с перекладиной.
— Ворота Слаола, — восхищённо произнёс Камабан.
Храм был построен в высокогорной ложбине, которая возвышалась над низиной к югу, и в день Зимнего Солнца, заходящее солнце светило над морем и землёй, пронзая двери из камней.
— Всё вокруг в темноте, — тихо сказал Камабан. — Всё закрывается тенью от камней, но в центре теней будет полоска света! Это храм теней!
Он поспешил к камню противоположному от прохода, и там, встав лицом к воротам солнца, он раскинул в стороны руки и вплотную прижался к камню, как будто луч заходящего солнца пригвоздил его.
— Скатэл великолепен! — закричал он. — Великолепен!
Камни, естественно природной формы, были небольшими. Те, которые находились в проходе солнца, были немногим выше человеческого роста, остальные были пониже, а некоторые из них даже не выше маленького ребёнка. Все камни были вытащены с раздробленных горных вершин, и скольжением доставлены на этот плоский участок высокогорья, где были неглубоко вкопаны в скудную землю. Сабан толкнул один из камней, и он опасно закачался. Камень, к которому прислонился Камабан, на самом деле состоял из двух колонн, обоих очень тонких, но они были соединены между собой с помощью отверстия на боковой стороне одного, и вырезанным выступом на боковине другого камня.
— Две половинки круга, — почтительно сказал Камабан, заметив соединённые камни. — Солнечная половина, — он махнул рукой на юг, показывая на камни, по которым солнце проделывало свой ежедневный путь, — и ночная половина, и они соединяются здесь, и их единение должно быть торжественно скреплено кровью на закате солнца.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Сабан. Он подсчитывал камни, и уже насчитал более семидесяти.
— А как иначе? — резко спросил Камабан. — Это же очевидно, — он закружился от возбуждения. — Храм Моря для середины лета, и Храм Теней для зимы! Скатэл чудесный! А этот храм будет нашим! Он будет нашим!
Он сначала пошёл вокруг кольца, с треском проводя своей палкой по камням,
— Входной путь для Слаола, — с восторгом сказал он, затем выпрямился и протёр рукой ближайший камень. Влага от тумана придавала камням необычный голубовато-зелёный блеск, исчезающий под действием восходящего солнца и морского ветра. Камабан к ужасу Сабана, попытался столкнуть одну из перемычек, но она не пошевелилась.
— Как они закрепили её? — спросил он.
— Откуда я знаю?
— Я и не предполагал, что ты знаешь, — беззаботно сказал Камабан, затем нахмурился. — Я говорил тебе, что Санна умерла?
— Нет.
Сабан был потрясён, не потому что он испытывал какие-то добрые чувства к старой женщине, а скорее потому, что, сколько он себя помнил, она была частью его мира, и не просто какой-то частью, а чем-то постоянно угрожающим.
— Как?
— Откуда я знаю? — огрызнулся Камабан. — Умерла, и всё. Торговец принёс новости, а так как она была врагом Слаола, то это хорошие новости.
Он обернулся, чтобы вновь посмотреть на храм. Теперь, освобождённый от влаги тумана, это был тёмный двойной круг в тёмной долине, зажатой тёмными скалами. Он был просторный и восхитительный, дань безумного жреца своему богу, и у Камабана в глазах стояли слёзы.
— Это наш храм, — благоговейно сказал он, — и он прогонит зиму.
Теперь они должны были как-то убедить Скатэла позволить им забрать его, и затем перевезти его в Рэтэррин.
Густой туман, окутывающий Храм Теней, оставил после себя тихие тёплые солнечные дни. Старые люди восхищались этим ранним летом, говоря, что не припомнят ничего подобного, а Керевал тем временем объявил, что хорошая погода, это знак одобрения богом своей новой невесты. Некоторые из рыбаков из просолённых хижин возле реки, приносящие подношения богу погоды Мэлкину, предрекали сильнейшие шторма, но день за днём их пессимизм таял. Любимая колдунья Керевала, слепая женщина, выдающая свои пророчества во время приступов страшных судорог, тоже предсказывала шторма, но небеса оставались упорно чистыми и безветренными.
Грозные воины Керевала совершали свои летние походы в соседние территории, возвращаясь обратно с рабами и товарами; торговцы, привозили золото из страны, лежащей за западным морем; подрастающий урожай зеленел на полях. Всё было хорошо в Сэрмэннине, или должно было бы быть, за исключением того, что когда Камабан и Сабан вернулись в селение Керевала, они обнаружили людей помрачневшими.
Причиной было возвращение Скатэла. Главный жрец кипел гневом и настраивал всех против соглашения Керевала с Рэтэррином, объявляя, что Ленгар никогда не вернёт сокровища, если его не заставить. За то время, когда Камабан и Сабан путешествовали с Орэнной, главный жрец выкопал огромную яму перед хижиной Керевала и накрыл её сверху решёткой из толстых веток, чтобы эта яма могла служить местом заточения для Сабана. Там Скатэл смог бы истязать Сабана, уверенный, что каждое увечье магически перенесётся на Ленгара. Но надежды Скатэла были сорваны Керевалом, отказавшимся дать своё разрешение на это. Керевал упорно настаивал, что Ленгар вернёт сокровища, и постоянно указывал на сияющее небо и спрашивал, какое лучшее предзнаменование может пожелать племя.