Стоунхендж
Шрифт:
Три дня ушло на загрузку десяти лодок. На пяти из них лежали большие камни, а на каждой из других пяти было по два небольших камня, и когда все камни были прочно привязаны к балкам, все лодки пошли вниз по течению. В двух местах река была мелкой, и людям пришлось перетягивать через них лодки, как на салазках. Тем не менее, через два дня все лодки добрались до селения Орэнны, где были привязаны к деревьям. При низком приливе огромные судна лежали на илистом грунте, а при высоком они плавали по поверхности воды, беспокойно натягивая верёвки.
Все ждали подходящей погоды. Уже было позднее лето, и Льюэдд каждое утро молился в храме Мэлкина, потом поднимался на холмы за селением и вглядывался
Урожай был убран, и начались дожди, налетающие с океана обильными ливнями, так что Сабану приходилось каждый день вычерпывать воду из стоящих на привязи лодок. Небо оставалось тёмным, и Сабан начал отчаиваться, что когда-нибудь удастся перевоз камней. Но Льюэдда не терял надежды, и в один из дней его оптимизм оправдался. Утром Сабан проснулся от непривычной тишины. День был тёплым, ветер успокоился, и рыбаки признали, что установилась хорошая погода. «Так часто происходило, — говорили они, — что в последние годы, как раз перед тем, как осень принесёт завывающие шторма, Мэлкин посылает долгие дни блаженного спокойствия». В десять лодок загрузили кожаные мешки со свежей водой, сумки с сушёной рыбой и корзины лепёшек, испечённых на горячих камнях. Затем Скатэл обрызгал каждое судно кровью принесённого в жертву телёнка, и в полдень с дюжиной гребцов на каждом судне первые камни храма вышли в море.
Многие в племени говорили, что команды никто никогда больше не увидит. В море, заявляли они, лодки захлестнёт, и вес камней утянет их на дно, где их поджидают мрачные глубинные чудовища. Сабан и Орэнна пришли на берег и наблюдали, как десять лодок, сопровождаемые двумя узкими рыбачьими судёнышками, обогнули мыс и пошли на вёслах в открытое море. Пессимисты ошиблись. Десять лодок легко пошли по небольшим волнам, а когда над камнями подняли кожаные паруса, гребцы глубже погрузили вёсла, и маленький флот поплыл на восток с ласковым попутным ветром и приливом.
Теперь всё, что оставалось Сабану, это ждать возвращения Льюэдда. Дни стали совсем короткими, часто дул сильный ветер, и воздух становился ледяным. Иногда Сабан и Орэнна выходили на мыс, откуда могли с вершины скалы вглядываться вдаль, высматривая лодки Льюэдда. Они видели лодки рыбаков со стоящими в них людьми забрасывающими свои небольшие сети, и лодки торговцев, гружённые товарами, но ни одного из тройных корпусов лодок, перевозящих камни. День за днём ветер всё сильнее волновал море, разбивая воду белыми брызгами о скалы и увенчивая гребни волн белой пеной, а Льюэдд всё ещё не вернулся. Бывали дни, когда рыбаки не выходили в море, потому что море и ветер были слишком угрожающими, и в эти дни Сабан сильно опасался за Льюэдда.
Пришёл первый мороз, а затем и снег. Орэнна была снова беременна, и иногда по утрам она просыпалась, рыдая, но всегда отрицала, что плачет о Льюэдде.
— Он жив, — утверждала она, — он жив.
— Тогда почему ты плачешь?
— Потому что наступила зима, — сказала она, — а Эрэк умирает зимой, а я так тесно связана с ним, что чувствую его боль.
Она отшатнулась, когда Сабан погладил её по щеке. Иногда он чувствовал, что она отдаляется от него, приближаясь к Эрэку. Она сидела на своём любимом камне на берегу реки, широко раскинув в стороны руки, и заявляла, что прислушивается к богу, а Сабан, не слышавший голосов в своей голове, сильно ревновал.
— Придёт весна, — говорил он.
— Как всегда, — говорила Орэнна и отворачивалась.
Сабан и Мерет построили новые лодки. Они отыскали большие дубы в ближайших лесах, и из их стволов они смогли сделать ещё пять лодок.
Долгое отсутствие Льюэдда начинало беспокоить людей Сэрмэннина. Поползли слухи. Одни заявляли, что десять лодок пошли ко дну, а их команды утонули, утянутые на дно камнями, потому что Эрэк не хотел, чтобы их перемещали. Другие говорили, что Льюэдд и его люди убиты людьми Друинны, которые вместо того, чтобы обеспечивать полозьями, как пообещал их новый вождь после массовой бойни в Сулле, решили забрать камни себе. Слухи порождали слухи, и впервые с тех пор, как Орэнна спаслась из огня, стали распространяться ворчащие голоса, что Керевал и Камабан совершили ошибку. Хэрэгг пытался удержать доверие племени, но всё больше и больше людей бормотали, что храм нельзя было отдавать. Более ста молодых мужчин племени ушли с лодками, и люди опасались, что больше никогда их не увидят. У всех остались вдовы и сироты, в Сэрмэннине осталось очень мало копьеносцев, и так как большинство уплывших были рыбаками, голод стал угрожать Сэрмэннину этой зимой. И всё это было ошибкой тех, кто сказал, что храм должен быть отправлен. Скатэл, Хэрэгг и Керевал старались потушить гнев, советуя людям дожидаться новостей. Однако слухи расцветали пышным цветом, и перешли в ярость одним зимним вечером. Разъярённая толпа вышла из селения Керевала, перешла реку с зажжёнными факелами, и направилась к селению Орэнны.
Скатэл на лодке спустился вниз по реке, чтобы предупредить Сабана, что люди идут сжечь селение и разрушить новые лодки. Керевал пытался остановить их, сказал главный жрец, но он был болен, а его авторитет ослабевал.
Хэрэгг злобно ругался.
— Кто ведёт их? — спросил он своего брата. Скатэл назвал имя одного из приближающихся людей, и Хэрэгг задрожал от гнева. — Они черви, — насмешливо сказал он, и схватился за копьё.
— Позволь мне поговорить с ними, — сказал Сабан.
— Разговоры их не остановят, — бросил Хэрэгг, крадучись двигаясь по тропе с копьём в руке. Каган пошёл за ним. Сабан велел Мерету отвести женщин селения в лес, а сам побежал вслед за Хэрэггом, нагнав великана в тот момент, когда тот оказался лицом к лицу с освещённой толпой на узкой лесной тропе. Хэрэгг сотрясал копьём.
— Вы восстали против Эрэка, — закричал он. Но перед тем, как он успел сказать ещё хоть слово, из толпы вылетела стрела, ударив его в грудь. Хэрэгг отшатнулся назад, прислонившись к дубу. Каган завыл от отчаяния, поднял копьё своего отца и набросился на толпу. Его встретили множество стрел и град из камней, однако стрелы с таким же успехом могли быть выпущены в зубра. Глухонемой гигант грубо молотил копьём, отодвигая людей назад. Сабан побежал помочь ему, но в этот момент Каган споткнулся. Он упал, и толпа набросилась на великана, копья поднимались и опускались, а он корчился от боли под клинками. Сабан схватил Хэрэгга за руку, подняв торговца на ноги и оттаскивая его прочь, чтобы он не мог видеть гибель своего сына.
— Каган! — звал Хэрэгг.
— Бежим! — закричал Сабан. Стрела просвистела у него над ухом, а ещё одна ударилась в дерево.
Толпа, возбуждённая смертью Кагана, преследовала их. Над тропинкой пронеслось копьё, едва не задев щиколотку Сабана, и в этот момент посреди тропы он увидел Орэнну.
— Иди назад! — закричал на неё Сабан, однако она отмахнулась от него. Её золотистые волосы были распущены, а рубаха облегала выпячивающийся живот.
— Уходи! — сказал Сабан. — Они убили Кагана. Уходи!