Стоунхендж
Шрифт:
— Может быть, нам надо возвращаться домой, — сказал он Орэнне.
— Но Камабан настаивал … — начала она.
— Камабан пропал! — резко сказал Сабан. — Он исчез, а нам нет необходимости оставаться, если его нет. Мы идём домой в Сэрмэннин.
Музыка Сэрмэннина стала его музыкой, предания его племени стали его преданиями, язык племени стал его языком, и он не чувствовал родства с этим запуганным местом с его жалким храмом. Он повернулся и пошёл туда, где стоял Керевал рядом с камнем солнца.
— С твоего позволения, — сказал Сабан вождю, — я вернусь домой с вами.
— Я огорчился бы, если бы ты
Скатэл вмешался.
— Но мы не вернёмся, пока золото и другие сокровища не будут возвращены.
— Мой брат знает это, — сказал Сабан, и в этот момент тревожный крик заставил его повернуться, и он увидел, что шесть всадников появились среди курганов на юге. Все держали в руках копья, а на плечах короткие луки Чужаков, и все шестеро воинов были теми, кто очень давно, пришли в Рэтэррин, чтобы помочь Ленгару захватить место вождя. Их предводителем был Ваккал, чьё лицо было пепельно-серым от шрамов Сэрмэннина, но руки его теперь похвалялись голубыми татуировками Рэтэррина. Это был высокий человек с грубым лицом и короткой чёрной бородой с белой полосой, как у барсука. Он был одет в кожаный плащ, обшитый бронзовыми полосами, на поясе у него висел бронзовый меч, а в волосы у него были вплетены лисьи хвосты. Он спешился, когда приблизился к Керевалу, и упал на колени в знак покорности.
— Ленгар посылает тебе приветствие, — сказал Ваккал вождю.
— Он идёт следом? — спросил Керевал.
— Он прибудет завтра, — сказал Ваккал. Он встал и отошёл в сторону, когда другие пять Чужаков подошли поприветствовать своего вождя. Сабан увидел, как люди Рэтэррина освободили дорогу для них, как они стремительно разбежались в стороны, как будто это было несчастьем, оказаться очень близко к копьеносцу. Ваккал пристально смотрел на Орэнну, которая почувствовала себя неуютно под его взглядом. Она подошла и встала рядом с Сабаном.
— Я не знаю тебя, — окликнул Ваккал Сабана.
— Мы встречались однажды, — сказал Сабан, — когда ты впервые появился в Рэтэррине.
Ваккал улыбнулся, однако в глазах его не было радости.
— Ты Сабан, — сказал он. — Убийца Джегара.
— И мой друг! — громко прокричал Керевал.
— Мы все друзья, — сказал Ваккал, всё ещё глядя на Сабана.
— Наше золото у Ленгара? — спросил Скатэл.
— Да, — ответил Ваккал, наконец отведя взгляд от Сабана. — Золото у него, а до его прихода он просит только об одном, чтобы ты и твои люди были почётными гостями, — он повернулся и показал по направлению к Рэтэррину. — Он передаёт, что вас приветствуют в его доме, и что для вас будет устроен пир.
— А мы обязательно получим золото? — нетерпеливо спросил Керевал.
— Полностью, — пообещал Ваккал с искренней улыбкой, — полностью.
Керевал упал на колени в знак благодарности. Он послал храм и был верен своему богу, и теперь сокровища будут возвращены его племени.
— Завтра, — счастливо сказал он, — завтра мы заберём наше золото и сможем вернуться домой.
«Домой, — подумал Сабан, — домой. Завтра. Всё закончится», — и он сможет вернуться домой.
Рэтэррин
— Это был храм, — сказал Галет Сабану, — только теперь это дом Ленгара.
— Его дом? — Сабан был потрясён. Казалось ужасным, превратить храм в жилище.
— Дирэввин поклоняется Лаханне в Каталло, — объяснил Галет, — поэтому Ленгар решил оскорбить богиню. Он снёс большинство столбов, сделал из них крышу, и теперь он пирует здесь.
Галет провёл Сабана через очень высокий вход в изобилующую закутками внутреннюю часть, которая была намного выше и шире, чем большой зал Керевала в Сэрмэннине. Дюжину столбов храма оставили, только теперь они поддерживали соломенную крышу, заострённую к отверстию вверху, куда выходил дым, однако оно было почти невидимым, потому что балки крыши были увешаны множеством копий и закопчённых черепов.
— Копья и головы его врагов, — сказал Галет Сабану приглушенным голосом. — Мне не нравится это место.
Сабан возненавидел его, а Лаханна, подумал он, обязательно отомстит за осквернение своего святилища. Зал был таким большим, что все люди Керевала, более ста человек, смогли спать на его устланном камышом и папоротником полу, и все пировали этой ночью, угощаясь свининой, форелью, щукой, хлебом, щавелем, грибами, грушами и ежевикой. Сабан и Орэнна ужинали в хижине Галет, где они слушали рассказы о правлении Ленгара. Они слушали истории о бесконечных набегах, казни чужеземцев, обогащении воинов, захвате в рабство множества людей из соседних племён, только, сказал Галет, Каталло не поддавалось.
— Все, кто ненавидит Рэтэррин, — сказал он, — становятся друзьями Каталло.
Таким образом, Каталло и Рэтэррин всё ещё воевали, хотя Рэтэррин совершал набеги вглубь его территории. Ни один мальчик в Рэтэррине не мог стать взрослым, пока не вернётся оттуда с головой, которую добавят к остальным в большом жилище Ленгара.
— Недостаточно просто выжить в лесу в эти дни, — сказал Галет, — мальчик также должен доказать свою смелость в сражении, а если о нём подумают, что он трус, он целый год должен будет провести в женской одежде. Он должен будет мочиться как женщина, и носить воду с рабами. Даже собственные матери презирают их! — он покачал головой и горестно вздохнул.
— А Ленгар строит храм? — спросила Орэнна, озадаченная тем, что человек, который так любит войну, построит храм, который должен принести времена мира и счастья.
— Это храм войны! — сказал Галет. — Он утверждает, что Кенн и Слаол едины!
— Кенн? — спросила Орэнна.
— Бог войны, — пояснил Сабан.
— Слаол это Кенн, Кенн это Слаол, — сказал Галет, покачивая головой. — Но Ленгар так же говорит, что великий вождь должен иметь великий храм, и он любит хвастаться, что он похитил храм с другого края мира.