Стоунхендж

Корнуэлл Бернард

— Похитил? — нахмурившись, спросила Орэнна. — Он меняет его на золото!

— Он строит его для своей собственной славы, — сказал Галет, — но ходят слухи, что храм никогда не будет закончен.

— Какие слухи? — спросил Сабан.

Старик раскачивался взад вперёд. Огонь освещал его измождённое лицо, и отбрасывал тень на внутреннюю часть соломенной крыши.

— Были предзнаменования, — тихо сказал он. — Становится всё больше изгоев, чем когда бы то ни было, и они становятся всё более дерзкими. Ленгар повёл всех своих копьеносцев против них, но всё,

что они обнаружили, это мертвецы, висящие на деревьях. Говорят, что командует ими мёртвый вождь, и ни один из наших воинов не осмеливается встречаться с ними, пока жрец не совершит заклинания и заговоры.

Жена Галета Лидда, уже сгорбившаяся и беззубая, громко закричала и полезла рукой под шкуру, чтобы притронуться к паху.

— Здоровые дети умерли, — продолжил Галет, — и молния ударила в храм Эррина и Мэй. Один из его столбов почернел и раскололся!

Лидда вздохнула.

— Мертвецов видели неподалёку от Храма Неба, — пожаловалась она, — и они не отбрасывают тени.

— Это уже не Храм Неба, — с горечью сказал Сабан. Воздушная лёгкость первых камней была украдена приземистым кольцом Сэрмэннина. Это даже не Храм Теней, а что-то приниженное и неполноценное.

— Ясень был срублен в лесу, и он кричал, как умирающее дитя! — сказал Галет. — Хотя я сам этого не слышал, — добавил он. — Топоры становятся тупыми до того, как их используют.

— Луна всходила цвета крови, — продолжила стенания Лидда, — а барсук убил собаку. Родился ребёнок с шестью пальцами.

— Некоторые говорят, — Галет понизил голос и с тревогой взглянул на Орэнну, — что храм Чужаков принёс несчастья. А когда Камабан приходил сюда весной, он сказал, что храм должен быть перестроен, что всё неправильно.

— А Ленгар не согласился? — спросил Сабан.

— Ленгар говорит, что Камабан сошёл с ума, — сказал Галет, — и что враги Слаола хотят помешать завершению храма. Он назвал Камабана врагом Слаола! И Камабан ушёл.

— А жрецы? Что они говорят?

— Они ничего не говорят. Они боятся Ленгара. Он убил одного!

— Он убил жреца? — Сабан был потрясён.

— Жрец пытался помешать ему превратить храм Лаханны в жилище, вот Ленгар и убил его.

— А Нил? — спросил Сабан. — Он делал что-нибудь?

— Нил! — Галет сплюнул при упоминании имени главного жреца. — Он ничто, собака у пяток Ленгара, — Галет повернулся к Орэнне. — Ты должна уйти, госпожа, до возвращения Ленгара.

— Ленгар не тронет меня, — сказала Орэнна на языке Рэтэррина, которому Сабан научил её.

— Мы здесь с воинами из Сэрмэннина, — объяснил Сабан, — а они защитят её.

Он притронулся к ореховой скорлупе под своей туникой.

Галет с сомнением выслушал это заявление.

— Когда вождём был мой брат, — сказал он Орэнне, — мы были счастливы.

— Мы были счастливы, — эхом отозвалась Лидда.

— Мы жили в мире, — сказал Галет, — или старались это делать. Конечно, бывал голод, часто бывал голод, но мой брат умел сохранять еду. Как всё изменилось, как всё изменилось.

На следующее утро под безоблачным небом и тёплым солнцем сотня

человек выгрузила Камень Земли на берег и рычагами подняла его на салазки, в которые были запряжены шестнадцать волов. Животные потянули камень от реки, а Галет повёл Сабана и Орэнну в Храм Неба и поинтересовался, где будет стоять этот камень. Орэнна решила, что он будет стоять отдельно внутри двойного кольца и напротив арок входа солнца. Этим путём восходящее солнце будет касаться Камня Земли в символ того, что земля и солнце едины. Больше некому было принимать решения, и Галет приказал дюжине мужчин выкопать яму в том месте, где указала Орэнна.

Галет наблюдал за тем, как был снят верхний слой дёрна, и скребки из оленьих рогов начали выворачивать землю.

— Я больше не могу копать, — сказал он Сабану. — Мои суставы болят. Я даже не могу взмахнуть топором.

— Ты достаточно поработал.

— Если человек не работает, он не ест, так ведь? — сказал Галет, затем повернулся к волам, тянущим Камень Земли, который был таким длинным, что свешивался с двух сторон салазок. Три камня размером поменьше следовали за ним, их тянули люди.

— Они все рабы, — сказал Галет Сабану. — Наши копьеносцы постоянно совершают походы за рабами и едой. Мы теперь торгуем рабами, и Ленгар разбогател.

На юге зазвучал горн. Шум приближался, но был гулким в тёплом осеннем воздухе. Сабан вопросительно взглянул на Галета, тот кивнул.

— Твой брат, — устало сказал он.

Сабан пересёк валы и ров, направившись к Орэнне. Он обнял её одной рукой, а другую положил на плечо своего сына. Горн прозвучал снова, а потом долго было тихо. Сабан смотрел на ближайшую вершину холма, на которой виднелись пригорки могильных холмов. Вдалеке, на колеблющейся от нагретого воздуха, дальней линии горизонта темнели леса.

Они ждали, но до сих пор ничего не показалось на верхушке холма. Ветер развевал длинные волосы Орэнны и волнами колыхал траву. Лэллик заёрзала на руках у матери, и Орэнна успокоила ребёнка. Люди, копавшие яму для Камня Земли, побросали свои скребки и стали всматриваться на юг. Даже волы, тянувшие камень, застыли неподвижно, опустив головы, с их боков стекала кровь от хлыстов. Сокол скользнул над священной тропой, его чёрная тень чётко выделилась над меловыми валами.

— Идет плохой человек? — спросил у своего отца Леир.

Сабан улыбнулся.

— Это твой дядя, — сказал он, взъерошив волосы сына, — и ты должен относиться к нему с уважением.

Горн прозвучал снова, уже намного громче и ближе, и Леир, напуганный звуком, вздрогнул под рукой Сабана, однако всё ещё ничего не было видно на холме. Затем горн прозвучал в четвёртый раз, и человек показался на вершине одного из могильных холмов. Он нёс длинный шест, с которого свисало знамя из лисьих и волчьих хвостов. Знаменосец был одет в нестриженную волчью шкуру, а на его голове словно второе лицо была надета маска волка. Он стоял на вершине, вырисовываясь тёмным силуэтом на фоне неба, и раскачивал знаменем, а мгновение спустя вся вершина заполнилась людьми.