Стоунхендж
Шрифт:
Томас побаивался за своего белого коня, все-таки несет настоящего рыцаря в настоящих доспехах, а они железные, но тот скакал все так же впереди, сухой и неутомимый. Если бы под ним были камни, а не влажная земля, летели бы искры. И Томас не был уверен, что не пахло бы серой и горящей смолой.
Яра в этих местах не бывала, Томас тоже, дорогу указывал калика. Правда, дорог он тоже не знал, но на Руси, как он сказал, дорог нет вовсе и вряд ли будут, зато есть направления. Он и вел маленький отряд в северо-западном направлении, ориентируясь по солнцу.
Когда
Томас оглядывался, наконец сказал с беспокойством:
— Сэр калика, ты бы поменялся с женщиной!
Олег в задумчивости осмотрел свою звериную, пропахшую потом шкуру.
— Я тоже думаю, что это ей больше к лицу...
— Да нет, местами.
— Беспокоишься?
— Конечно! Если ее что сцапает, какой овощ мы получим от ее жениха?
— От хвоста уши, — согласился Олег. — Жаль будет. Столько везли, кормили...
Яра с подчеркнутой неохотой поменялась с каликой местами, но, как он заметил, вскоре уже держалась к рыцарю ближе, чем раньше он сам. Видимо, ее гнедая кобылка не на шутку заинтересовалась белым красавцем жеребцом.
Когда болота пошли так часто, что приходилось петлять, слезать с седла и вести коней в поводу, Томас бурчал раздосадованно:
— Что за земли! То ли дело в сарацинских песках... Сэр калика, почему здесь на Руси столько болот?
— Эт чтоб тебе было привыкшее явиться в Британии. Там болот еще больше. А здесь болотам пришел конец... Это раньше было Болото Настоящее.
— Настоящее? А это какое?
— Эти болота перед тем что брызги с лап не самой крупной лягушки.
— А как же на нем рос лес?
— Сэр Томас, когда-то по этому самом месту ползла льдина. Так, не самая огромная, всего высотой в две-три версты. Не таяла ни летом, ни зимой. И не было здесь жизни никакой вовсе... Люди? Они тогда жили на том месте, где сейчас сарацинские пески. Там были болота и вот такой же лес... Потом на белом свете потеплело, а здесь и вовсе началось Великое Отступление Льдины. Она таяла, отодвигаясь дальше на Север, где сейчас царство Льда. На том месте, где была Льдина, образовалось исполинское Болото, которое не высыхало ни летом, ни зимой. Но шли годы... какие годы — века!.. и среди пересыхающих болот появились трава, кусты, потом чахлый лесок, а затем уже и такой Лес, что в южных странах не поверят, в глаза плюнут.
— Да уж, — согласился Томас. Он пучком травы попытался обтереть коня от грязи, но отшвырнул: впереди виднелось новое болото, шире прежнего.
— Тогда-то и пришли сюда первые охотники из южных стран, где раньше были цветущие долины, а сейчас — жаркие пески. Они основывали новые племена среди болот, с ними продвигались вслед за отступающим льдом, забирались все дальше к северу. Среди них были славы, давшие начало славянским народам, германцы, от которых пошли все западные племена, ныне — народы, и... другие. Не все выжили, большая часть сгинула среди болот. Выжили сильнейшие.
— Сэр калика, что-то я не понял... Выходит, когда-то и эти леса переведутся?
— Переведутся, — подтвердил Олег. Подумав, поправился: — Переведут. Это люди истребили леса в ныне мертвых песках. А без лесов, сам понимаешь...Вспомни сарацинские пустыни. Да ты не горюй. Всему когда-то
приходит конец. Даже солнце погаснет через каких-нибудь восемь миллиардов лет.
— Сколько-сколько? — переспросил Томас встревоженно. Лицо его побледнело.
— Через восемь миллиардов.
— Уф, чуть сердце не выскочило! Это ж надо так пугать, сэр калика! Мне послышалось, через восемь миллионов. Значит, эти болота так и будут тянуться до самой Британии?
— Ну, разве что для разнообразия будут прерываться болотистым лесом. А еще придется преодолеть полоску соленой воды. И очень мокрой. Вся Европа живет в лесу, сэр Томас!
Они выехали на огромную поляну. Ее пересекал широкий ручей, по ту сторону виднелось с десяток домиков, перед каждым был распаханный огород. Томас кивнул в их сторону.
— Даже они? Они землепашцы, а не охотники.
— Халупнику до землепашца, — проворчал Олег, — что плотнику до столяра... Ты найди на свете землепашца... или халупника, который не охотничал бы, не ловил рыбу, не собирал в лесу хворост, не рубил деревья, не заготавливал ягоды, грибы, уголь, лыко для лаптей и березу для растопки, не ставил капканов и ловушек на зверей, силков на птиц...
Томас поднял руки.
— Сдаюсь. Мы все еще лесные люди.
— Уже лесные!
Яра слушала молча, в спорах не участвовала. Держалась она поблизости, на ее чистом лице иногда возникало загадочное выражение, словно она знала некий секрет.
Олег кивнул на свежепробитую тропку.
— Смело начали ходить.
Томас не понял.
— А что тут смелого?
— Каждое племя огораживается засеками, сам намучался, не забудешь.
— Не забуду, — содрогнулся Томас.
— А здесь, не довольствуясь лазами да скрытыми тропками, шли напрямую. Это раньше мало того, что петляли, да еще и ходили вразбивку, чтобы трава поскорее зарастала на следах. Видно, сильно побили половецкую силу, не скоро их матери вырастят новых бойцов, не скоро отважатся на новый поход...
Яра сняла с седельного крюка баклажку. Это не укрылось от Томаса: он командовал походом, и от его глаз ничто не укрывалось. Особенно, когда это касалось женщины с лиловыми глазами.
— Зачем?
— Я хочу пить.
Калика смолчал, а командующий походом сказал наставительно:
— Если поддаться первому же желанию напиться, то будешь хлебать воду, как свинья, весь день. А день только начался.
Яра заколебалась — надменный англ чересчур грубил, назло ему стоило напиться, даже больше, чем хотелось бы, пусть сам лопнет от злости, но калика громко хмыкнул, а Томас неожиданно закончил: