Стоунхендж
Шрифт:
Их поставили посреди палаты, под дальней стеной высилось кресло с резной спинкой и позолоченными подлокотниками. Нелепо, успел подумать Томас, рукам скользко и холодно, но внимание отвлекли люди, что неслышно входили и становились вдоль стен. Они все были рослые, тяжелые, на лицах — угрюмое недоброжелательство.
Слева от кресла, похожего на трон, распахнулась дверь. Быстро вошел высокий рыцарь с непокрытой головой. Длинные черные с проседью волосы падали на плечи. Лицо было темным от палящего солнца, закаленное стужей и битое ветрами. Длинный нос свирепо загибался,
Он сел в кресло, со стуком бросил руки на подлокотники. Звякнуло, воины у стен выпрямились. Томасу даже показалось, что они сделали шаг вперед.
— Кто такие? — спросил он сильным властным голосом человека, не только рожденного повелевать, но и привыкшего повелевать.
Томас сдержанно поклонился.
— Мы просто странники. Я — Томас Мальтон из Гисленда, благородный рыцарь Христова войска за отвоевание Гроба Господня, а это мои спутники, святой пилигрим Олег и женщина Яра. Мы идем в северные земли, здесь никого не трогаем, местных законов и обычаев не нарушаем. Осмелюсь спросить имя и титул хозяина замка, что так вовремя вырвал нас из рук нечестивого преследователя...
Человек на троне небрежно отмахнулся.
— У меня много титулов, как унаследованных, так и пожалованных. Еще больше имен. Одни зовут меня бароном-разбойником, другие — грабителем, третьи — клятвопреступником.... Но я не гонюсь за этими названиями. Здесь в замке меня знают как Ночного Сокола... Женщина тоже была в Святой Земле?
— Нет, — ответил Томас сдержанно. В душе поднималась злость, что их спутнице придается слишком много значения. Им только недоставало второго Шахрая. Надо будет с ее жениха взять выкуп побольше: попила с них крови вдоволь. — Она местная, из земель южной Руси. Господь в своей непонятной милости отдал ее нам под защиту, пока не достигнем Северной Руси.
Ему показалось, что на узких губах человека промелькнуло подобие усмешки. Это было так же невероятно, как если бы улыбнулся трон, на котором он сидел. Голос его прозвучал вроде бы небрежно, но Томас ощутил подспудный смысл:
— Мне кажется, она для вас только обуза.
— Это верно, — согласился Томас и бросил на Яру злой взгляд, — но раз уж я дал обет...
— Какой?
— Довести ее до Северной Руси.
Ночной Сокол заметил:
— Властью, данной мне его святейшеством, я волен освободить тебя, благородный рыцарь, от данного обета, как я пронимаю, произнесенного не подумав, в горячке или под давлением.
Он показал в доказательство перстень с печатью папы римского. Томас сделал вид, что колеблется, краем глаза смотрел на Яру. Она стояла бледная, смотрела в пол. Что-то очень не нравилось в этом бароне-грабителе Томасу. И как говорил, и то, что говорил только о Яре, как если бы ничего на свете не существовало.
— Увы, — сказал он со вздохом, — это тот обет, над которым не волен даже сам папа римский.
— Почему?
— Он дан себе, а от такого обета могу освободить только я сам.
Ночной сокол смотрел заинтересованно.
— Так освободи!
Томас переступил с ноги на ногу, кровь хлынула в голову: никогда он так напряженно не думал. На лице появилось выражение недоумения.
— Уже пробовал... Не могу. Это как будто есть во мне высший сюзерен, который приказывает мне, вассалу, выполнять все его повеления, пусть даже через свою смерть, муки.
Ночной Сокол сказал озадаченно:
— Я бы счел, что мне дурачат голову, если бы не видел, что ты говоришь искренне. Какой сюзерен? Какому вассалу? Это же все ты!.. Или в тебе живет две человека? Тогда ты одержим дьяволом, и тебя надо немедленно сжечь.
Калика и Яра посматривали на Томаса с беспокойством. Но на лице калики Томас заметил жадный, почти болезненный интерес. Калика вслушивался в слова Томаса так, будто искал в них вопрос жизни и смерти существования Руси, а то и всего рода человеческого.
Томас развел руками.
— Выходит, так... Но я не могу ослушаться высшего сюзерена.
Хозяин замка несколько мгновений пристально смотрел на рыцаря. Вздрогнул, провел ладонью по лицу, словно смахивая наваждение, сказал громко и властно:
— В моем замке оружие носят только мои люди. Предлагаю вам положить свои мечи и ножи на пол.
Томас напрягся. В зале наступила натянутая, как тетива лука, тишина. Слышно было хриплое дыхание людей под стенами. Их стало больше, они смотрели на троих прицельно и как на добычу.
— Я с мечом не расстаюсь, — сказал Томас.
— Это опасно, — предостерег человек на троне.
— Опаснее остаться без меча, — парировал Томас.
Томас и Олег быстро встали спиной друг к другу. В руке рыцаря угрожающе поблескивал меч, а калика взял обеими руками палицу. Они настороженно посматривали по сторонам, а из дверей появлялись и становились под стенами все новые воины, некоторые еще тяжело дышали и сжимали окровавленные топоры: явно преследовали людей Шахрая. Дверь с грохотом захлопнулась, на стенах в нишах появились арбалетчики.
— Вам лучше бросить оружие! — велел Ночной Сокол.
— Приди и возьми, — предложил Томас.
Яра стояла за их спинам, они чувствовали ее частое дыхание. Внезапно что-то сжало руки Томаса. Он видел, как бросились воины, пытался поднять меч, но на нем откуда-то появилась плотная рыбацкая сеть, сзади дернули. Громко и страшно ругался калика.
Стражи набежали, сбили с ног. Томас не мог размахнуться мечом. Лишь с усилием повернувшись, увидел, как Яра с холодным лицом быстро и сильно дергает за край сети, не давая ему и калике освободиться.
На них набежали, сбили с ног, быстро запутали в сети. Томас ощутил, как сильные пальцы вырывают меч, ухватился крепче, но сзади ударили по голове. В глазах померкло. Последнее, что услышал, был довольный голос Ночного Сокола:
— Прекрасно, Ярослава! Ты верная дочь Ордена.
И ее уверенный, чуть хрипловатый голос:
— Это было совсем нетрудно...
Томас очнулся, когда его тащили связанного по лестнице, все тело невыносимо болело. Похоже, его били и впавшего в беспамятство.