Стоящий у двери
Шрифт:
– Дредд!
Лысый окликнул командира, поджидая на повороте, за спиной его присел Вирус, прикрывая тылы здоровяка со своим карабином. «Растянулся отряд, – мелькнула мысль, – слишком растянулся!» Без предупреждения грохнула очередь из пулемета, расщепив тонкое деревце в двух шагах, Доронин из последних сил прибавил шагу, Сафроненко махал ему рукой и рисовал ладонями в воздухе какой-то прямоугольник. Дрезина! Не обманули железнодорожники.
– Быстрей, командир!
Лысый перевел ствол влево, Дредд метнулся в другую сторону, уходя с линии огня. После очередной порции свинца по деревьям ему на голову свалился снежный ком порядочных размеров, но дыхания на матюки уже не хватало. Мысленно ругая в три этажа неслышимую тварь, командир поравнялся со сталкерами, и они
– Пищухин, твою мать!
Что надлежит сделать Пищухину, он не договорил, но парень и сам понял, что сейчас только ноги уносить, и как можно быстрее. Кто-то на дрезине сообразил подъехать поближе, Доронин и Сафроненко втащили в узкую дверь Лысого, не выпустившего из рук пулемет, а Денису уже пришлось продираться через глубокий сугроб, запрыгивая на ходу. Командир закрыл приваренный изнутри засов. Только и разглядел щелкающие челюсти, сверкнувший глаз и лапы на прутьях клетки – очень широкие, лохматые, с тупыми когтями. «Так вот почему он передвигался без звука, не проваливаясь…»
Дрезина уже набирала ход. Напоследок Дредд дал короткую очередь по хищнику, чтоб тот отцепился, но, видно, не попал. Расходовать патроны больше никто не захотел, мутант еще долго бежал за дрезиной, потом отстал. Из темноты опять донесся прерывистый лай, напоминающий смех.
– Большой хохотун какой-то!
– Нет, это был малый хохотун, – сказал Доронин, опустив автомат. – Самые большие хохотуны у меня в отряде собрались. А ну, заткнулись все! К Быково подъезжаем. Не хватало еще атаки с воздуха!
– Да, вон в том углу клетка вся помятая, второго раза может не выдержать, – предупредил «машинист».
Хоть отряд и покинул бункер, вожделенный покой никак не наступал. Алексей заставлял себя сидеть неподвижно, подавив желание бегать по комнате из угла в угол. Теперь от него ничего не зависит. На свете существует множество вещей, ему не подконтрольных, и следовало на этом успокоиться. Он будет ждать. А если ничего не дождется, то придумает еще что-нибудь. Что же тогда подталкивает тело к движению? Отчего не сидится на месте? Неужели на него так подействовала смерть Мухина? Раньше случалось убивать только в бою, где противник тоже вооружен и шансы на успех примерно равны. У противника их даже больше, потому что Алексей в первой перестрелке был необученным и неподготовленным юнцом, который только и умел снарядить магазин автомата да взвести затвор. Совет отдал приказ: задавить числом этих захватчиков, претендующих на второй бункер. Тогда, наверное, и появилась у двадцатидвухлетнего Лёши мысль, что он не хочет подчиняться таким приказам. Он хочет посылать на смерть других.
Ему повезло: не погиб в первом же бою, и пришло странное ощущение: он победил. Не противника, война была еще не окончена. Алексей победил себя, свой страх. Как ему это удалось, он не понимал, да и не хотел понимать. Просто чувствовал, что знает цену самому себе. Он был готов погибнуть, но в то же время очень хотел жить! Странное ощущение, когда от него ничего не зависело, но все же выживание было в собственных руках. Война оказалась замечательной вещью, и, когда она закончилась, ему уже чего-то не хватало. Риска, наверное. Жизнь стала без него безвкусной, и тогда он поставил себе цель: место в Совете. На это потребовались бы десятилетия, но Алексей верил в удачу и знал, что сможет добиться своего. Привратники доверяли ему, но не считали равным себе. Теперь у него есть возможность ускорить события, но опять нужно было ждать.
Нет, что-то не так! Как-то неинтересно получилось с Мухиным… Ни выстрелов, ни поединка. Просто какого-то лекарства, вроде клофелина, в чай насыпал, как баба. Поэтому и самому противно стало, поэтому тело просит действия: недополучило чего-то. Да еще и Ленка теперь от него прячется. Но уж лучше так, чем она будет рыдать
В тишине хорошо было помечтать. Денис не замечал ничего вокруг, да и скучно уже любоваться окрестностями по второму разу. Единственное, на что он мог бы глядеть бесконечно, – это Елена, но увидит девушку еще очень нескоро. А закрыв глаза, можно представить, что она сидит рядом, совсем близко, как тогда в бункере. Приказ командира заставил всех умолкнуть, и ничего не мешало вспоминать: всего пару часов назад он был счастлив, думал, что вернется на станцию с Еленой, а потом наступило разочарование. Осталась надежда: они обязательно встретятся. Когда-нибудь. Скоро. Хотя «скоро» – это для командира, а для Дениса несколько месяцев – бесконечность. Что они понимают? Время пропадет зря, ведь он мог бы… Что мог сделать, он теперь понимал, но поздно. Целовать девушку нужно было сразу, а не ждать, когда между ними окажется непреодолимая преграда. От осознания собственной глупости спокойнее не стало. Хорошо хоть все молчат и не травят душу своими советами.
– Птер!
Денис открыл глаза, Индеец указывал на что-то поверх его головы, не произнеся больше ни слова. Остальные не решались даже шевелиться, хоть на таком расстоянии их не разглядел бы самый зоркий хищник, Денис тоже не оглянулся, верил безоговорочно, потому что Индеец не склонен шутить такими вещами, к тому же шепот его был слишком убедительным, так не пугают. Командир пригляделся. Над деревьями действительно мелькнуло что-то. Через несколько секунд треугольная тень пронеслась высоко в небе, закрыв на мгновение лунный свет, и начала снижаться. То ли ее привлек тихий стук движка, то ли медленно ползущий по рельсам объект заинтересовал, но обманывать себя и других Дредд не мог – этот дельтаплан зубастый нацелился прямо на них, а уж зачем: рассмотреть поближе или на макушку нагадить, только ему и известно. Ничего хорошего ждать от этих тварей не приходится, даже сытый птер добычу не упустит.
– Заметил, кажется.
– Мама! – пискнул «машинист», закрывая голову руками. Ему, вооруженному одним пистолетом, ничего другого и не оставалось.
– Ты тут хоть в штаны наделай, а езжай быстрее! Надо уводить его подальше, если не хотим со всем гнездом познакомиться. – Доронин тоже чувствовал внутри противный холодок страха, потому что бежать было некуда. Один птер еще куда ни шло, а вот десяток таких на одну маленькую клетку, набитую людьми, как консервная банка – тушенкой… Тоже про маму вспомнишь, да поздно будет. Удрать от птера по рельсам не удастся, но и поджидать его тут на малом ходу командир не собирался.
Черная тень нырнула к лесу, сливаясь с деревьями, слышалось, как падают снеговые пласты с сосновых веток. Тварь не задевала верхушек, но ветер, поднятый огромными крыльями, создал белый вихрь. Только так и можно было проследить ее путь. Долетев до края, мутант обрушил на рельсы кучу снега. Доронин впился взглядом в чащу на противоположной стороне дороги, но там ни одна ветка не шелохнулась. Не испарился же он… Пошел на разворот! В темноте было едва видно, как крылатый силуэт удалялся, потом поднялся выше, обозначившись на фоне облаков, и снова нырнул вниз.
– Ух, чего творит! – Глюк смотрел в прицел СВД.
– Ты что, оптику починил?!
– Да там только батарейка с места стряхнулась… Он такие кувырки выделывает!
– Ты, блин, заканчивай тут авиашоу смотреть, лучше винтовку заряди. Лысый, к задней стенке!
Тварь приближалась, бесшумно планируя над самой землей.
– Егор, видишь его?
– Плохо. Пусть его Глюк с курса собьет, а там уж я на деревьях… Не промахнусь.
Денис, сжимая в руках бесполезный сейчас автомат, наблюдал, как перевоплощался Глюк: еле уловимо растекся по дну дрезины, сливаясь с ее неровным ходом, и мягко нажал на спуск. Визг твари, треск веток справа, и тут же застучал пулемет Калашникова. Да, по такой белой туче и мечущемуся внутри нее большому птеру промахнуться было бы невозможно. Мутант остался висеть на дереве черной тряпкой.