Стоять, бояться!
Шрифт:
По все видимости, предположил Илья, едва сигнал его мобильника начал удаляться в противоположную от «порше» сторону, оператор связи слил информацию, и засада рванула на розыски.
Почему-то, прослушав Дусин доклад относительно козней мачехи, Илья нарисовал в воображении картину: возле его «порше» засели в джипе ребятишки, наподобие охраны папиной компании - в приличных «похоронных» костюмах, начищенных ботинках и при галстуках. На лицах непробиваемые выражения: волкодавы опытные - протяни не туда руку, по локоть откусят.
На самом же деле к автобусной остановке
Все еще немного приторможенная Евдокия недоуменно поглядела на рухнувшего на лавочку Зубова, задрала вверх брови.
– Иди сюда!
– тихо рыкнул Илья, дернул полумертвую воришку за край куртки и буквально уронил себе на колени.
(Если вспомнить о законах жанра, поцелуй таки случился!
Браво.
Не ожидаемый - невинный, случайный и местами нежный. А совсем наоборот: произошло бесстрастное соприкосновение онемевших от безразличия губ. Ни один из участников даже томно век не смежил: Зубов таращился из-за Дусиного плеча на двух братков, тоскливо разглядывающих задницу отъехавшего автобуса, Евдокия равнодушно пялилась на загорелое мажорское ухо.
Но со стороны, судя по растерянному невниманию братков, поцелуй смотрелся страстным.)
Братки негромко и быстро потолковали, посоветовались с кем-то по телефону и разбежались в разные стороны.
На парочку возле мусорной урны посмотрели без особой подозрительности. Один из мужиков, правда, огладил взглядом Дусины ножки в штанишках из обычного магазина спорттоваров и задержался на потертых черных кедах - в них всепогодная бегунья Землероева ежедневные круги вокруг квартала нареза. Потом подумал мгновение и решительно сделал шаг к скамейке - у Зубова чуть сердце из груди не выпрыгнуло!
– но ощутил довольно сильный запах краски-скипидара и перевел взгляд ниже, на перепачканную краской брючину Ильи и поношенный кроссовок с измазанной бежевой краской подошвой.
«Маляры после работы милуются», - отчетливо и разочарованно сказало лицо преследователя. Браток недовольно поморщился, отвернулся и махнул приятелю рукой на удалявшийся, заполненный автобус.
По всем позициям, разыскиваемый Зубов должен быть один. Если какая-то умная голова давала бритоголовым бугаям наметки, то в инструктаж наверняка входили характеристики разыскиваемого: богат, надменен, хорошо одет, сиречь - на лавочках у остановок не сосется. Если, конечно, эта девица не представитель высшего эшелона столичных тусовщиц, и парочка только-только не вывалилась из фешенебельного кабака. А Зубов вусмерть пьян и шибко весел.
Сочетание из Дусиных кед, скипидарной вони, времени суток и отсутствия поблизости развеселых кабаков - сбило погоню со следа.
Не веря счастью и на всякий случай не отрываясь от губ воришки, Зубов скосил глаза в спины убегающего братка... и вздрогнул! К остановке скучающей вечерней походкой приближались патрульные милиционеры. Сержант и младший лейтенант.
Невероятный день. Смесь из абсолютного невезения и полновесного дурацкого счастья! Скорее всего, если б не патруль, неспешно бредущий по тротуару, браток проявил бы усердие и проверил: кто это такой влюбленный на улице милуется?!
Но тут решил не нарываться. Мгновенно взвесил за и против и поскакал в обход квартала, разыскивать высокого блондина с некстати разрядившимся мобильным телефоном. Его приятель помчался обратно к переулку, из которого вслед автобусу выворачивал-таки блестящий лаком черный внедорожник.
Илья дождался, пока машина подхватит братка, а милиционеры пройдут мимо, и отлепился от Дусиных губ.
Землероева, кажется, совершенно не заметила, что ее сейчас целовали. Внутри нее выла и умирала душа, наружный мир перестал существовать даже в микроскопических ощущениях - Котика больше нет! Маленькая вселенная Евдокии Землероевой сократилась до ощущения ворованного портфеля у помертвелой груди, до мысли-занозы: «Ты осталась жить для мщения!»
– Нам нужно к нотариусу.
– Вот что волновало Дусю.
Зубов уже успел забыть о том, что плел воришке по дороге. Очумело уставившись в безучастные к происходящему глаза, Илья кивнул.
– Сначала уедем отсюда.
Первый же старенький «фольксваген» остановился возле остановки на повелительный взмах зубовской руки, парень запихнул Евдокию на заднее сиденье, сел рядом и дал водителю задание везти их к дому Дуремара.
Еще убалтывая Дусю в сквере Зубов суматошно перебирал в уме друзей, прикидывал, к кому он может обратиться за помощью, и, как ни поразительно, пришел к выводу: обширный круг приятелей сузился до двух человек. Забытого на годы недавнего мента Паршина и безотказного мальчика на побегушках, большого любителя шикарных автомобилей Сереги Дуремара.
Только эти двое знали точное время прилета Зубова в Москву и никому о том не сообщили - Илью поджидали в аэропорту в момент прибытия индонезийского рейса, и это абсолютно точно. (Если, конечно, перепуганная девчонка чего-то не напутала в пересказе, но это вряд ли.) Еще дожидаясь отправки заупрямившегося азиатского борта, не теряя надежды и скучая, Илья позвонил одному из друзей и сообщил, что прилетает в Москву. На что Глеб обрадовано заявил: «Сообщу всем нашим, отметим возвращение!» Почти сразу после этого разговора батарейка телефона начала подыхать, и Зубов стал звонить только по делу. Олегу Паршину с извечным российским вопросом «что делать?» и сообщил Дуремару об изменении времени и места приземления.
Из всего вышеописанного следует: информация о возвращении Илья в Россию могла просочиться только от его друзей - уж Глеб наверняка расстарался, половину столицы оповестил о тусе!
– или старинного приятеля отца Геннадия Ивановича. Тот занимал один из директорских постов компании, судя по разговору с сыном друга, ни о чем особенно не переживал, и сообщать ему об изменении времени прилета Илья не стал.
То есть обращаться за помощью к лучшим корешам или к другу отца опасно. Любой из них - пусть даже «по доброте душевной» - мог стукнуть Берте о возвращении пасынка, вне подозрений только Дуремар и Паршин.